В Перми прошёл 19-й международный фестиваль документального кино «Флаэртиана». Этот фестиваль – особое культурное явление для современной России, а для российской провинции тем более. В профессиональном сообществе авторитет этого конкурса исключительно высок, попасть в национальный конкурс очень непросто, а уж участие в международной конкурсной программе – само по себе достижение и награда. В жюри «Флаэртианы» – ведущие мировые кинодокументалисты и продюсеры, а программа «фильмы членов жюри» – одна из самых востребованных зрителем. Ясное дело если ты судишь других – сначала покажи, на что сам способен...
Полные залы, острые дискуссии, мастер-классы нон-стоп. Настоящая, напряженная культурная жизнь, таких событий и в столице поискать. Что это, откуда в самой срединной России – в Перми?
Творческий манифест, замысел фестиваля заложены в самом названии – «Флаэртиана» – оно от имени выдающегося американского кинодокументалиста XX века Роберта Флаэрти, который снимал своих героев с недостижимым для тогдашних коллег уровнем документальности. Открытие нового киноязыка, подлинный герой в нетронутой природе. Самые известные его фильмы: «Нанук с Севера» – о семье эскимосов, «Человек из Орана» – о средиземноморских рыбаках на грани выживания, «Моана южных морей» – о сыне вождя из Полинезии.
Фильмы фестиваля подобраны согласно эстетическому принципу Р. Флаэрти – «подлинный человек, который проживает на экране часть своей реальной жизни, сформулированную режиссёром по законам драматургии». Участники фестиваля практически всегда обходятся без дикторского текста, назидательности, сторонятся политической конъюнктуры... Заказному, комплиментарному кино, которое сегодня, увы, царит на телеэкранах, здесь места нет.
Мы беседуем с создателем и руководителем кинофестиваля «Флаэртиана» режиссёром, сценаристом, продюсером Павлом Печёнкиным.
– Павел Анатольевич, на вашем фестивале проходят мастерклассы известных отечественных и европейских режиссёров – документалистов и продюсеров, работает авторитетное международное жюри, собрано такое количество блестящих документальных фильмов, русских и зарубежных режиссёров, в том числе и молодых. Как вам удалось здесь, вдали от столиц, собрать столь представительное киносообщество.
– Столица там, где ты. Твоя Родина, в том числе и малая, и есть центр мира. Осознание этого – первый признак свободы человека, не провинциального мышления. Париж, например – сосредоточие мифов. И создавали их далеко не всегда французы. Хэмингуэй, Ремарк... Человек способен общаться с себе подобными только в пространстве Мифа... мифа с большой буквы. Фестиваль «Флаэртиана» – «Праздник который всегда с тобой» – это уже часть образа Перми, Мифа территории... И ещё один важный момент: столица документального кино всё время движется, перемещается, и сегодня она точно не в Москве. Когда-то такой столицей, несомненно, был Екатеринбург, потом, одно время, Питер, а сегодня это, возможно – Пермь. Почему нет?
– Какой аудитории адресован ваш кинофестиваль?
– Самой разной.... Зритель наш гораздо умнее и тоньше, чем мы привыкли думать. Не стоит его недооценивать, и уж тем более презирать. Увы, многие ТВ-коллеги именно так его оценивают, судя по продукции, которую они соотечественникам адресуют.
«Флаэртиана» начинался как напряжение мысли, как фестиваль в определённом смысле теоретический, в какой-то мере философский. В 1990-е годы мы здесь напряжённо размышляли о том, что такое кино. Например, шел очень серьёзный философский разговор на тему: время в кино. Я тогда написал работу «Время документального кино», о том, что такое линейное и нелинейное время, и как оно выражается в кино.
Наш зритель – это думающий соотечественник, учитель, врач, инженер, и студент, и пенсионер... В большинстве случаев это люди с образованием, но необязательно, умного человека вполне можно встретить и среди рабочих, и среди фермеров, и среди таксистов...
– А как насчёт американской поговорки: «Если ты такой умный – почему ты такой бедный»?
– В нашем случае она не работает вообще. Мы именно поэтому сознательно создавали значительную сеть социальных кинозалов, в которых серьёзное документальное кино могло бы найти своего зрителя, а он в свою очередь нашёл бы интеллектуальное переживание, культурное пространство, которое любому человеку необходимо, как воздух.
Причём донести самые высокие образцы кино, в том числе и фестивального, до реального, самого широкого, в том числе провинциального зрителя реальнее, чем театра, например.
– О чём должны быть фильмы, которые вы отбираете на фестиваль?
– Должен быть показан человек, реальный живой, желательно проживающий в северных регионах России, Европы, Америки. Мы – северная страна, нам это ближе, но не обязательно. Человек человеку всегда будет интересен... Человек или семейный портрет.
– Как изменилось документальное кино за последнюю четверть века?
– Сменилось поколение, это надо признать. Старшему поколению, понятно, кажется, что его кино было глубже, интереснее... Но на самом деле – всё хорошо. Даже лучше, чем я думал. Я очень доволен программой «Флаэртианы». Кино стало другим, более молодым, но оно стало лучше. Мы много сделали для кино, для его языка, но дальше слово за молодыми. Я, конечно, ещё посмотрю, как они справятся с самоидентификацией в стремительно меняющимся социуме. Молодые режиссёры должны брать инициативу в свои руки во всех смыслах: не только снимать достойное кино, но и создавать пространство для него, создавать кинозалы для документального кино, социальные кинозалы.
Например, есть два молодых режиссёра – Андрей Тимощенко и Стас Ставинов, которые сделали три заметных фильма «Над степью» – о казачьей станице, где показана российская глубинная деревня, жизнь, бьющая ключом и люди на редкость живые, затем был ещё один фильм «Жизнь с бактериями» – о молодых российских микробиологах, и фильм «Реанимация» – о молодом враче, детском реаниматологе. Фильм участвовал в нынешнем фестивале и получил приз зрительских симпатий. То, что они и такие, как они, делают – здорово, нужно, важно, но всё равно это ещё не они. Они пока изучают мир, пытаются выразить свое время, свою страну, но пока они ещё не сказали зрителю, кто они сами. Не созрели, видно, им ещё рано говорить о себе. Надеюсь, это время придёт.
– Какие работы запомнились вам за время существования фестиваля, за эти 19 лет, срок-то немалый?
– Меня когда-то просто сразил фильм «Акт убийства» режиссёра Джошуа Оппенхаймера. Это американский еврей, который поехал в Индонезию и снял фильм-интервью о человеке, который лично убил несколько тысяч человек. Там шла война, когда коммунистов скинули при поддержке американцев. Нам был показан антигерой, у которого всё прекрасно – прекрасный дом, внучка бегает, лебеди в пруду плавают. И у него нет переживаний никаких, речи нет ни о каких угрызениях совести, о покаянии тем более. Как же странно видеть эту совершенно отличную от нашей культуру. Не верится, что человек вовсе не переживает, такого просто не может быть. У нас ведь в русской культуре постоянная рефлексия, постоянное обращение к некому собеседнику по имени «совесть». И это нас держит. Сталкиваясь с иным миром, начинаешь по-другому смотреть на себя, это будит мысль: лучше себя понимаешь.
Кино может быть чем-то гораздо большим, чем просто развлечением, «убиванием времени». Хорошо помню фильм «Извините, что живой», где девушка-инвалид, которая не имеет женского счастья, вдруг задумалась, изменилась, открылась миру и стала просто царицей. Такие фильмы и такие режиссёры, не побоюсь этого громкого слова, занимаются воспитанием человека в человеке.
Фильмы замечательного польского режиссёра Павла Лозиньского – это европейская очень качественная рефлексия. Однажды, примерно в 2000 году, отбирая конкурсную программу, в тщетных поисках явных лидеров в близком нашему фестивалю документальном кино, почти в отчаянии, я вдруг увидел его фильм «Сёстры». О двух сёстрах, которым примерно 75 и 80 лет. Они просто сидят и разговаривают. Старшая сестра привычно учит жизни младшую. Младшая сломала ногу и должна гулять и расхаживаться. Смотришь и не можешь оторваться. Это такая улыбка! Как будто одной пять лет, а другой – десять. Какие у них были отношения в детстве, такими они зафиксировались. Оказывается, человек не меняется. Это такой очень тёплый, добрый и в то же время щемящий, грустный фильм. Можно вполне эту невыдуманную историю сравнить со «Старосветскими помещиками» Гоголя или с рассказами Чехова.
Я человек вполне прагматичный, не сентиментальный, но, когда я увидел этот фильм, у меня слёзы покатились. Я думаю: «Всё-таки есть на свете люди и фильмы, которые к нашему фестивалю подходят, как ключ к замку, а ведь я уже хоронил фестиваль». Я нашел Лозиньского в Клайпеде, мы обнялись и для него это было поддержкой также, как и для меня.
Или фильм Тома Фасарта «Семейная хроника», который победил у нас в 2016 году. Это картина о женщине модельной внешности, которая оставила сына и всю жизнь крутила романы, и у неё это отпечаталось в генотипе поведения: «Лето красное пропела, оглянуться не успела». Режиссёр – её родной внук – начал её искать и нашел. Но она старушка, то ли выжившая из ума, то ли настолько закосневшая в этой своей фальшивой, греховной жизни, что начала с ним кокетничать. И это всё в кадре. Это такой пронзительный показ всей пропасти человеческого падения!
И российские фильмы – победители нашего фестиваля не менее глубоко и пронзительно открывали нам природу современного человека.
В Екатеринбурге в конце 90-х было замечательное творческое объединение документалистов «Надежда». Они тогда тоже поняли, что можно делать какие угодно блокбастеры, но человеческие истории все равно будут зрительски более успешными, тронут больше, потому что, повторю, человеку всегда интересен человек.
Та ответственность осмысления, которая когда-то лежала на писателях, сегодня всё больше ложится на кинематографистов и на документалистов, в первую очередь. Просто потому, что сегодня, к сожалению, люди меньше читают и больше смотрят.
– Есть ещё нечто, что делается только здесь, на «Флаэртиане» – это «социальные кинозалы». Расскажите о них.
– Показы участвовавшего в кинофестивале документального кино проходят не только в дни фестиваля, у него есть реальный зритель в течение всего года. Если будет зритель, будет всё: и успех, и финансирование, и удовлетворение от своего творческого труда. Эту встречу с реальным зрителем – с залом в тридцать человек, глаза в глаза – не заменить никаким интернетом, никаким телевидением. Тем более, что модератор показов живёт в этом же городе, в этом же посёлке, и он вырабатывает некие модели поведения для своих собеседников-зрителей. Они действительно меняются после просмотров, да и сам модератор после кинопоказа уже не выйдет и окурок не бросит, не нахамит никому.
Но легче сказать, чем сделать. За этим годы труда. Чтобы организовать подобные кинопоказы, необходимо было получить права от создателей фильма, и самое главное – обучить десятки людей, чтобы они могли эффективно работать с конкретным зрителем.
Фестиваль – это не цель, это инструмент. Документальное кино – это гуманитарная технология. Технология, созданная, чтобы прервать изначальное человеческое одиночество. Разумеется, это задача, которую никогда не решить до конца. Но когда человек идёт по этому пути, ему уже легче. Мы живём в духовной нищете, на самом деле. Религия отвечает только на один вопрос: в чём смысл жизни. Но есть ещё много подвопросов, которые должны решать культура, искусство.
– Поддерживают ли местные власти проект социальных кинозалов?
– Да, поддерживают. В том числе, на высоком уровне Минкульта РФ нам сказали, что если этот проект будет по-настоящему успешным в Пермском крае, то они тиражируют его на всю Россию.
– Продолжают ли современные фильмы традиции советского кино?
– Недавно ушёл из жизни выдающийся документалист, наш близкий друг Юрий Шиллер. Он – живая традиция, которая, увы, уходит. Помню, на кинофестивале в Петербурге, проходил показ моего фильма о русской деревне «Человек, который запряг Идею». «Идея» – это его лошадь. В этот день был расстрел Белого дома. Убили нашего друга режиссёра Александра Сидельникова. Конечно, все переживали, и я, молодой режиссёр, понимал, что всем не до моего фильма и не до меня. После показа спустился в бар Дома кино. Там сидели Юрий Шиллер и ещё один замечательный документалист – сибиряк Валерий Соломин. Вдруг Юрий останавливает меня и говорит: «Не спеши, посиди с нами, видели твой фильм, ты теперь наш друг». Это было как боевое крещение, как посвящение в рыцари для меня.
И ещё говоря о традиции… Фильм «Без легенд» Герца Франка и Алоиза Бренча о стахановце 60-х стал для многих манифестом советского документального кино. А потом Герц Франк снял фильм «На десять минут старше» о ребёнке, который смотрит страшную сказку. И у него на лице отражается то улыбка, то страх. И ты видишь, что это живой человек, «се человек». И он становится на десять минут старше – это время зафиксировано. Гениальный замысел, гениально реализованный. Этот фильм, снятый одним планом, одним нажатием кнопки, также является неким манифестом, девизом нашего фестиваля. Герц Франк приезжал и был председателем жюри у нас на фестивале. Через два года я встретил его в Москве, он шел в нашем флаэртианском шарфике. Это было высшей похвалой нашему фестивалю!
– Есть кино, которое вы не принимаете на фестиваль?
– Конечно. Телевизионное кино. Там всё заранее обусловлено конъюнктурой – политической, денежной, идеологической. Это вообще не кино, просто – это другая профессия. Телевидение – это журналистика, где требуется другой, определённый склад мозгов. Профессионализм журналиста заключается в том, что он держит твоё внимание, хочешь ты этого или не хочешь. В этом смысле журналистика по определению безнравственна. Недаром её называют второй древнейшей профессией. Удержать внимание любым путем, поэтому столько новостей о печальных событиях, «грязное бельё» и т.д. А профессионализм режиссёра заключается в том, что он удерживает твою эмоцию, заставляет тебя смеяться или плакать. Но чтобы транслировать человеческое переживание, надо его самому иметь в душе. Это самое трудное и редкое.
– Какие из ваших замыслов не удалось осуществить и это невозможно?
– Всё возможно! Только не надо суетиться и спрыгивать раньше времени с корабля, потому что через два часа, условно говоря, будет берег. В следующем году нашему фестивалю будет 25 лет.
– С какой интонацией сегодня можно донести до зрителя главное?
– Это всё та же интонация русской интеллигенции и русской литературы: «Севастопольские рассказы» Толстого, горькая ирония рассказов Чехова, Фет, Блок и далее по списку…
Беседу вела Ирина Ушакова
