«Друзья, люблю я Ленинские горы,
Там хорошо рассвет встречать вдвоём:
Видны Москвы чудесные просторы
С крутых высот на много вёрст кругом».
Песня на стихи Евгения Долматовского
Здание Московского Государственного Университета на Воробьёвых горах - одна из ведущих доминант столицы. Сколь прекрасен вид башни со шпилем - и в рассветной дымке, и под лучами закатного солнца! А как величаво и в то же время – загадочно смотрятся огни той высотки на фоне чёрного бархата ночи. Этот мотив был одним из любимых, как у живописцев, так и у авторов плакатов, логотипов, новогодних поздравлений. Итак, в Музее Москвы открылась небольшая, но интересная выставка, посвящённая 70-летию главной цитадели МГУ.
Нам предлагают вспомнить всё, и для начала познакомиться с основополагающим текстом, давшим ход строительству. 13 января 1947 года было принято постановление Совета министров СССР «О строительстве в г. Москве многоэтажных зданий». Первый же пункт нормативного акта гласил буквально следующее: «Принять предложение товарища Сталина о строительстве в течение 1947–1952 гг. в Москве многоэтажных зданий». Наличествовала прямая инициатива, исходившая конкретно от вождя, что бывало не так уж часто.
Что послужило причиной? Москва, невзирая на статус мегаполиса, на метро, конструктивистские районы 1920-1930-х, магистрали, обширные парки с клумбами а-ля Версаль и прочую лепоту, оставалась «большой деревней». Страна-победительница нуждалась в модернизированной столице. Кроме того, у Москвы всё ещё не было актуальных доминант, и её профиль казался архаичным. По-прежнему царили колокольни, а это напоминало о старокупеческом стольном граде. (Профилем называют урбанистическую панораму, вид города со стороны, хотя сейчас чаще используют англоязычное skyline – горизонт – Авт.).
Изначально архитектором высотки МГУ назначили Бориса Иофана – этого любимца вождя и гения монументальных форм, создаваемых в расчёте на Вечность. Однако он был и автором самого главного в СССР недостроя - Дворца Советов. Эта Вавилонская башня социализма, многажды перекроенная и переделанная, всё никак не хотела возводиться – мешали грунты, не хватало нужных материалов, да и базовая идея устарела, но в этом все боялись признаться – и себе, и вождю, и народу.
В итоге творческую группу возглавил Лев Руднев – человек того же поколения, что и Борис Иофан, то есть начавший карьеру на излёте Серебряного века, безболезненно прошедший искушение авангардом и легко вставший на путь неоклассики. В отличие от своих коллег, Рудневу не пришлось грубо ломать себя в 1930-х, когда возобладали антично-ренессансные формы. Питерский зодчий и в эпоху конструктивизма больше склонялся к Палладио, нежели к Ле Корбюзье, относясь к «машинной» эстетике 1920-х, как к острой моде, которая, несмотря на свою прелесть, всё равно схлынет. Ученик Ивана Фомина и Леонтия Бенуа, он обладал отменным вкусом и умением вписывать архитектуру в существующий ландшафт. Среди знаковых сооружений Льва Руднева – здание военной академии имени Михаила Фрунзе, этот гимн военной мощи и мужественной брутальности. Тема «советских небоскрёбов» сделалась для архитекторов и заманчивой, и пугающей. А ну как не справятся?!
Каждая из высоток – это сложнейшее коллективное творчество, и на представленных фотографиях мы видим Льва Руднева в окружении коллег - Сергея Чернышёва, Петра Абросимова и Александра Хрякова. Также в проектировании принимал участие видный инженер - один из корифеев строительной механики, специалист по металлоконструкциям Всеволод Насонов. Выбранное место обладало (как всегда!) подвижными и до ужаса капризными грунтами, а потому было решено отказаться от эффектного решения – изначально МГУ должен был возвышаться у склона и властвовать над городом, отражаясь в реке всей своею массой. Здание «отодвинули» от смотровой площадки на значительное расстояние, создав площадь перед фасадом.
На экспозиционном стенде - красочная открытка 1949 года с изображением ещё не построенного МГУ. Тогда выпустили целый набор таких открыток с рисунками Якова Жислина 1947-1948 годов, и художник имел дело не с натурой, а с предварительными эскизами. К слову, это был типичный приём эпохи – явить нечто, находящееся в стадии планирования, как свершившуюся реальность. Философ и культуролог Владимир Паперный в своём программном труде «Культура-2» объяснял это «ощущением вечности и постоянства», что были свойственны Большому Стилю 1930-1950-х. Всё было, есть и будет в моменте. Дескать, грядущее так же очевидно, как и настоящее с прошлым, и потому нарисованные высотки уже воплощают действительность.
Сооружение МГУ мыслилось, как точка сборки для района, предполагавшегося к освоению, поэтому среди экспонатов – фотография макета местности, где здание университета напоминает корону, венчающую пространство. Послевоенный мир жаждал грандиозности! Впоследствии Лев Руднев напишет: «... сегодня, вспоминая историю и ход проектирования здания университета, я, прежде всего, делаю вывод о колоссальном значении идейного начала архитектуры. Нам была указана величественная цель. Точное указание задачи не оставило места ни для колебаний, ни для компромиссов. Гениальная сталинская идея создания подлинно коммунистического центра науки вдохновила коллектив планировщиков. Ясные условия правительственного задания придали нашей работе целеустремленный характер, исключили расплывчатость и туманность исканий».
Сталинский стиль, который частенько именуют ампиром, по факту был эклектичен, и здание МГУ, как и все высотки – это созвучие разнообразных течений. Тут есть намёк на небоскрёбы Америки и западное Ар деко, но угадывается и готический абрис со стрельчатой формой. Забавно - репрезентативные фотографии высоток средь лазурной синевы небес …иной раз похожи на миниатюры братьев Лимбург, где бытие господ и пейзан представлялось на фоне готических дворцов, храмов и укреплений.
Были в ходу и детали неорусского стиля – они проступают в линиях башенок и проёмов. Конечно же, шло обращение к барочным и ампирным образцам, так как сталинский формат – во многом перекличка с Grand Manière короля-солнце Людовика XIV. Присутствует и холодноватая античность – статуи, выполненные Верой Мухиной, воскрешают в памяти Рим на пике его могущества. На выставке - пара элегантно-изысканных фотографий, сделанных фотохудожником Михаилом Розановым, чья муза – это безлюдные города в их тишайшей прелести.
Но вернёмся на 70 лет назад! Уже на момент строительства «храм знаний», как называли его в печати, стал визитной карточкой Москвы. Хороши динамичные рисунки Льва Хайлова, зарисовавшего последовательность возведения – от котлована до отделочных работ. Здесь же – фотоотчёты Эммануила Евзерихина, фиксировавшего для ТАСС все знаковые события.
Московский университет всегда - начиная с середины XVIII столетия! - был престижным заведением, но всё-таки не самым-самым в иерархии вузов. Но так бывает, что форма «подтянула» за собой и содержание - роскошная высотка манила и обещала волшебство. Отсюда – резкий взлёт популярности МГУ, случившийся после введения в строй нового здания.
Молодёжь грезила самим «дворцом», который был на журнальных обложках, марках, иллюстрациях к детским книгам и учебникам родной речи. И, конечно, восторгали открыточные виды. На выставочных стендах – многочисленные открытки, знакомые по семейным коллекциям. Важный нюанс – МГУ показывали, изображали снизу - вверх, что усиливало ощущение величия. Вместе с тем, от рисунков исходит уютное тепло. Вот – заснеженные ёлки Нового Года и университет в огнях, а в небе движется ракета! Вторая половина 1950-х, эра спутника и космического лидерства. А вот – Первомай с алыми цветами, флагами да шарами – на минималистическом рисунке 1960-х годов здание подано быстрыми штрихами. Рядом – экземпляр из серии «Привет из Москвы» с эскизами высотных зданий.
Пышны и одновременно строги все интерьеры МГУ – от торжественных залов и вестибюлей до личных комнат студентов. Перед нами – фотографии 1950-х годов, где мы видим колонны с ионическими капителями, плафоны, мозаики. Попадая в это святилище, человек проникался возвышенными смыслами, ещё не начиная ходить на лекции!
Учёба и серьёзные бдения? Да, но и праздник! В дни Фестиваля 1957 года массовые гуляния происходили не только на Красной Площади и улице Горького, но и близ МГУ, о чём говорят архивные снимки, плакаты и наброски. В ходе Олимпиады-80, эпохального события, потрясшего весь мир своей энергией, также были мероприятия на смотровой площадке Ленинских гор. Броскими расцветками выделяются плакаты Интуриста, обещавшие встречу с московскими достопримечательностями, в число которых входили и высотки. Они и теперь остаются одним из чудес XX столетия.
А тут – совсем другое настроение. Сказочный абрис МГУ с 1950-х годов был облюбован живописцами и графиками. Отменный сюжет для романтических пейзажей – созерцание шпиля, воды и деревьев. На выставке - несколько таких работ, но выделяется скромная и при том выразительная картина «Лужники. Вид на Ленинские горы» Николая Волкова, написанная им в начале 1960-х. И снова мы наблюдаем взгляд снизу – вверх, от тогдашней лодочной станции. Кстати, можно заметить, что в те годы насаждения ещё не скрывали всего здания, и отчётливо видна дорога, идущая по направлению к Киевскому вокзалу.
Финальный аккорд выставки – фотографии 2000-2010-х, позволяющие уяснить, что высотки не потерялись даже рядом с комплексом Москва-Сити, явившись противовесом этим стеклобетонным хороминам. Да, этот квартал фешенебелен и дивен, однако, неслучайно его сравнивают с Годзиллой, монстром из комиксов и фильмов - пожирателем городов. Отметим, что сталинские зодчие осторожно вписывали доминанты в московский рельеф, а Москву-Сити лихо …запихнули, как в своё время Калининский проспект, тут же прозванный «вставной челюстью» градостроителя Посохина.
Одна из идей выставки – непреложность эстетической и сущностной ценности здания Университета. Безусловно, в Москве есть много достопримечательностей, как исторически сложившихся, так и суперсовременных, но высотки всё же остаются феноменом, исследование которых не прекратится никогда. Что же касается постройки Льва Руднева, то это и вовсе - блистательная «королева» среди сестёр-высоток. Первая среди равных.
Лев Руднев в окружении коллег
Макет будущего здания МГУ
Автор: Галина Иванкина
