Русские Вести

Дмитрий Певцов: «У чиновников нет желания что-то менять в культуре»


Народный артист России, первый заместитель председателя комитета Госдумы по культуре Дмитрий Певцов 8 июля отметит 60-летие. В эксклюзивном интервью NEWS.ru он рассказал о предстоящем концерте в Кремле, объяснил, почему чиновники в России — «это отдельная каста» и каким образом в стране может произойти специальная культурная операция. Также Певцов уточнил, почему не верит в патриотизм Константина Богомолова, а вот фильм Эдуарда Боякова считает одним из лучших и важных в истории России.

«Возраст — это не вина человека, и не его заслуга»

— Как планируете отмечать юбилей, что для вас означает эта цифра?

— Цифра ничего не значит для меня. Потому что возраст — это не вина и не заслуга. Господь так распорядился, что я родился 60 лет назад, спасибо ему за это. И папе с мамой.

Отмечать мы будем, как обычно, ударным профессиональным вокально-поэтическим путем — концертом в Кремле со скромным названием «60. Вера. Семья. Отечество». Ключевое слово «Отечество». Мы сейчас живем в такое время, когда необходимо говорить о том, кто мы и где мы живем, и что за страна такая — Россия.

— Кем вы себя ощущаете на сегодняшний день — артистом или больше госслужащим? Чем пришлось пожертвовать, когда вы решили стать депутатом Госдумы?

— Больше всего я ощущаю себя мужем своей жены, это главная моя ипостась. И отцом своего ребенка. Депутат, актер, певец, педагог, сопродюсер киностудии — остальное примерно равнозначно. И моя творческая биография плавно перетекает в мою профессиональную депутатскую деятельность. Которую я не называю политической, это все-таки вид помощи людям.

Вообще, в принципе, искусство должно помогать людям — нести им добро, любовь, свет, радость, надежду, переключая их от своих проблем и своего эгоизма на высокое, светлое. Будучи депутатом, я помогаю людям конкретно — начиная от быта, заканчивая избавлением от украинского плена. Это другой вид помощи людям. Хотя это всё помощь.

Мне интересно не играть, не изображать кого-то, не показывать, какой я хороший артист. Мне интересно говорить с людьми честно, от себя лично. И при помощи возможностей, которые есть у меня как депутата, и при помощи великих музыкальных поэтических произведений.

«Мне предлагали за время моего депутатства четыре театра. Я отказался»

— Многим пришлось пожертвовать, когда вы решили стать депутатом?

— Ничем.

— Но вы ведь покинули театр «Ленком».

— Когда я стал избираться, пошла избирательная кампания, «Ленкома» уже не стало. Тот «Ленком», который был моим домом 30 лет, прекратил свое существование почти сразу со смертью Марка Захарова (1933–2019). Сейчас это другой театр. Не тот, который был моим домом. И я очень рад, что я сейчас не там. Хотя и продолжаю играть там несколько спектаклей, в основном «Юнона и Авось».

Думаю, что если бы у меня не было депутатской работы, не было бы концертов и киностудии, а был бы только один театр «Ленком», мне было бы худо.

— А что случилось с «Ленкомом», на ваш взгляд?

— Все великие театры — и невеликие тоже — рождаются, развиваются, молодеют, хорошеют, крепчают, добираются до своей вершины. И умирают. Так случилось и с «Ленкомом». Тот «Ленком», который создал Марк Захаров, больше не существует. Это мое мнение.

— Допускаете, что когда-то вы сами будете руководить театром?

— Я готов в принципе руководить театром. У меня есть даже не план, а стратегия. И у меня есть понимание того, как должен жить репертуарный театр.

Когда мы выпускали наш первый курс (Дмитрий вместе с супругой народной артисткой России Ольгой Дроздовой преподают на актерском факультете в Институте современного искусства в Москве. — NEWS.ru), я очень хотел, чтобы наши студенты и их дипломные спектакли могли получить площадку. Но мои письменные обращения к чиновникам показали совершенно четко, что никому не нужен еще один театр в Москве.

— То есть решения вопроса невозможно добиться даже с помощью депутатской корочки?

— Мне предлагали за время моего депутатства четыре театра. Но ситуация меня не устроила. Я не могу приходить, занимая чье-то место и разрушая чью-то судьбу. Не могу приходить туда, куда меня не зовут.

То есть меня могли бы назначить. Но это неправильно. Нужно приходить туда, где ты нужен, действительно. И уходить оттуда, где ты не нужен. Уходить самому. И поэтому меня нет в «Ленкоме». И поэтому моя супруга ушла из «Современника». Надо быть только там, где ты нужен.

— Но большинству московских театров не хватает именно патриотического руководителя.

— Это хороший вопрос. Но реплика не ко мне, а к управлению культуры города Москвы.

«Телевидение, радио, кинопрокат должны быть национализированы»

— Почему, на ваш взгляд, с начала специальной военной операции практически ничего не поменялось в культуре либо поменялось очень мало?

— Потому что, во-первых, существуют «Основы законодательства Российской Федерации о культуре», а также Постановление «О государственной поддержке театрального искусства». В этих документах четко прописано, что государство не имеет права вмешиваться в творчество. Хотя в Санкт-Петербурге Малый драматический театр («Театр Европы») закрыли на «дезинфекцию». Потому что оттуда слишком «сильно пахло». Видимо, какой-то человек попросил: «Закройте. Чтобы они немножко там притихли».

Было бы желание [меняться]. Желания у чиновников что-то менять внутри культуры нет. По крайней мере, я не вижу. Министерство культуры, московское управление культуры занимаются повседневными вопросами. И, как показали последние изменения в наших театрах, эти вопросы касаются сугубо финансов, а не содержания идеологической повестки. Им это абсолютно безразлично. Я делаю такой вывод, исходя из их бездействия.

— То же касается и телевидения, которое не меняется, оставаясь в принципе развлекательным?

— У нас в основном телевидение частное. И они живут от рекламы. Чем грязнее, потнее и скабрёзнее передачи, тем выше рейтинг. Почему-то так получается. За 30 лет сумели дебилизировать зрителя до такой степени, что он не может понять, что «Чебурашка» — это чудовищное, мерзкое, пошлое кино.

Я считаю, что такие массовые структуры воздействия на население, как телевидение, радио, кинопрокат, должны быть хотя бы частично национализированы. И тогда государство сможет вмешиваться в содержание того, что показывается людям, в том числе за бюджетные деньги. Пока это находится в частных руках, вопрос не сдвинется. Потому что бизнесмены заинтересованы в зарабатывании денег прежде всего.

— Согласны ли вы с тем, что в России нужна не только военная, но и специальная культурная операция — СКО?

— О, да. Но у нас во власти и в культурной сфере люди сидят на своих должностях десятилетиями, имея свои связи, своих друзей. И нужно быть реалистами, понимать, что никто никуда никого резко не поменяет и не выгонит. Потому что это такая чиновничья каста. А вот пытаться изменениями в подзаконных актах и внедрением, например, экспертных советов с правом табу, что-то потихонечку менять в сторону 809-го указа президента — об основах государственной политики по сохранению и укреплению традиционных российских духовно-нравственных ценностей я считаю возможным.

К сожалению, для большинства чиновников, которые сидят в министерствах, указ президента — не указ. И не повод для действия. Позиция такая: что вот пока «мой» [вышестоящий начальник] по голове не даст, я буду сидеть на месте. Там почти нет творчества. И зависимость от начальства такая, что, не дай бог, он огорчится. Сидят в своих креслах, теплых, прекрасных…

— Может ли общество повлиять на ситуацию?

— Можно протестовать, писать. Я регулярно получаю письма и обращения по поводу мерзости и ужасов, которые творятся в московских театрах — в одном, втором, третьем, четвертом. Регулярно. Надо писать об этом, кричать. Я периодически пытаюсь это передавать наверх. Но ответ всегда один: «„Основы законодательства Российской Федерации о культуре“ и постановление „О государственной поддержке театрального искусства“ таковы, что мы ничего не можем сделать». Но на самом деле не хотим, я так понимаю.

Нужно вносить изменения в оба эти законодательные акта, менять пункты о невмешательстве государства. Обязательно.

Об уехавших из России артистах: «Понятно, что на Западе они загнутся»

— Давайте поговорим об артистах, которые покинули Россию после начала СВО и теперь хотят вернуться. Нужно ли разрешать им возвращение и на каких условиях?

— Нужно рассматривать каждый конкретный случай, выяснять, что говорил человек или не говорил. Многие же в общественном пространстве выражались. Я думаю, что насколько они выразились в общественном пространстве, настолько же — в этом же общественном пространстве — должны попросить прощения. В таком же объеме и для такого же количества людей. Как минимум.

И если они не нарушили никаких наших кодексов, они имеют все те же права, что и остальные граждане Российской Федерации.

— То есть вернуться, извинившись, на ваш взгляд, допустимо?

— Я полагаю, допустимо. Но в зависимости от тяжести высказываний. Я еще раз повторю, это всё очень индивидуально.

— Поддерживаете ли инициативу не давать работу в России артистам, которые критиковали страну?

— Понятно, что за границей они никому не нужны, загнутся. Они будут там официантами, дворниками, кем угодно. А вот не давать работу здесь? Мы же русские, мы же прощаем, мы великодушные люди.

Но вернуть человека на самую рейтинговую передачу первого, второго, третьего, десятого канала — это, конечно, нельзя. Ни в коем случае. Такие люди должны начинать сначала. Я в этом убежден.

— Актер Алексей Серебряков, с которым вы снимались в сериале «Бандитский Петербург», также допускал критические замечания в адрес России и россиян. Вы продолжаете общение с ним? Или взгляды на жизнь развели?

— По поводу Алексея Серебрякова: я не видел, не слышал ни одного его высказывания против СВО. Их не было. Да, несколько лет назад он дал интервью Дудю (Юрий Дудь внесен Минюстом РФ в список иноагентов). Ну, кто такой Дудь, это понятно. И было высказывание по поводу российской власти. Это мнение Алексея, его восприятие власти, мнение обоснованно, потому что связано с конкретными эпизодами его жизни.

Мы с Лешей знаем друг друга почти больше 40 лет, уже стали как родственники, как братья двоюродные. Да, у нас разные мнения о России. Но это не мешает мне уважать его талант и его человеческую позицию.

Среди огромного количества брутальных российских артистов он и еще человека четыре являются настоящими мужчинами. В его семье воспитаны и поставлены на ноги два приемных сына. Я бы посмотрел на кричащих протестантов. Кто из них воспитал приемных детей? А он это сделал. Он достоин уважения. И он потрясающий, гениальный артист.

«Сейчас ты либо с Россией, либо ты против»

— Многие деятели культуры так и не высказали свое отношение к СВО. Это правильно — молчать?

— «Ой, я не знаю, как к этому относиться», «я за мир во всем мире» — если человек так говорит или думает, значит, он за то, чтобы увеличилось количество надписей на Аллее Ангелов (мемориал в Донецке, посвященный погибшим детям Донбасса с 2014 по 2022 год. — NEWS.ru), то есть количество убитых детей. Он за то, чтобы издевались над детьми из детских домов из вновь переселенных областей.

Пропали десятки детей, и есть информация, что их используют в сексуальных целях, издеваются, используют как материал для органов. Вот если ты молчишь — значит, ты за это. Ты за то, чтобы убивали пленных. Ты за то, чтобы топтали нашу землю и запрещали русский язык. Вот если ты молчишь. Сейчас, в то время, в котором мы живем, либо ты со страной, с Россией, либо ты против.

Деятели культуры, я это знаю по себе, настолько заняты своей персоной, своей жизнью в искусстве, что длящаяся уже девять лет ситуация в Донбассе их не касалась. «Как бы это не со мной», «где-то там происходит». «У меня — карьера, съемки, концерты, зрители». А когда вдруг началась СВО, оказалось, что «как, подождите, зачем воевать, мы не агрессоры, я против». Вот это близорукая позиция. Как в анекдоте — «страусов не пугать, пол забетонирован».

Вот они сейчас все ломанулись в бетонный пол, думая о том, как сохранить свое лицо, свою либеральную позицию. Это свинство по отношению к стране, которая дала тебе жизнь, образование, кормила, поила и позволяла зарабатывать здесь деньги. Нужно быть человеком и гражданином в своей стране. Всегда, а вот в это время — особенно. Я считаю так.

«„Вызов“ — хорошее кино, на которое второй раз никто не пойдет»

— Вы упомянули о киностудии, в которой являетесь координатором. Расскажите подробнее.

— Чуть больше года назад три православных человека создали киностудию. Но поскольку я как депутат не имею права заниматься никакой другой деятельностью, кроме творческой, педагогической и научной, то выступаю координатором. Руководителем студии является Евгений Попов, который от первой буквы до последней раскраски сделал фильм «Ликвидация» как продюсер, почти 30 лет в кино работает.

И мы озадачены, тем, чтобы снимать фильмы, которые несут людям любовь, веру, добро, радость, надежду, будят лучшие чувства. Говорят о своей стране, о любви, о наших врагах, о том, кто мы такие и откуда мы пришли и вообще зачем мы живем на этой земле. Вот это смысл деятельности нашей киностудии.

Киноальманах «Вслух» производства нашей киностудии — это короткие 10-минутные фильмы, они уже выходят каждую неделю в интернете. Фильм состоит из трех новелл. Отчасти похоже на киносборники, которые выходили в 1941–1942 годах, отчасти на киножурнал «Фитиль». Темы все злободневные, касающиеся наших российских проблем — внешних, внутренних — и того, что происходит на СВО.

Есть и лирика, и смешное. Есть патриотичные вещи, трагические. Приступаем уже скоро, дай бог, будут съемки сериала «Семинаристы». Мы получили благословение патриарха, вот-вот допишется сценарий. Это сериал о жизни семинарии. Причем с полным пониманием, что это такое. Ну там же молодые люди, на регентов и живописцев обучаются и девушки. А у молодых всё — любовь, ревность, все проблемы, только внутри семинарии.

Есть ряд проектов полнометражных фильмов. Планов много. Мы сами выбираем то, о чем мы хотим говорить. Ищем способы, ищем деньги. На студии уже снимаются наши выпускники, и наши студенты снимаются. Будем развиваться, и с божьей помощью все будет хорошо.

Часть наших роликов уже закупил Фонд кино для показа в своих кинотеатрах. И сейчас мы уже начинаем потихонечку переговоры с телевидением.

— Фильм «Чебурашка» вы раскритиковали. А фильм «Вызов» режиссера Клима Шипенко понравился или нет? Какие фильмы произвели положительное впечатление в последнее время?

— «Вызов» — хорошее, крепкое кино, на которое второй раз никто не пойдет. Этот фильм не войдет в анналы русского — российского, советского — кинематографа, и его забудут. Это профессионально сделанная работа. Ну отчасти там есть вкусовые вещи, которые я не понимаю. Для чего героиню нужно было так сильно и искусственно обижать в начале фильма? Чтобы мы ее за это пожалели-полюбили? Это что, недоверие к актрисе или к себе (сценаристу)? Кстати, «Чебурашку» по этому же принципу тоже обижали, обижали. А потом он оказался хороший.

В истоках зарождения этой идеи [фильма «Вызов»] лежат деньги. Это видно невооруженным глазом. Так же, как фильма про Высоцкого и про баскетболистов. «На чем заработаем деньги?» — подумали эти ребята. Может быть, был заказ. Но мы всё равно вышли в лидеры, поскольку это первое кино в мире, снятое на космической станции. И поэтому мы молодцы. И создатели получили даже награды. Но это кино забудут.

Что касается кино, которое не забудут, — это фильм «Русский крест» Эдуарда Боякова. К слову, на это кино не было потрачено ни копейки государственных денег, также Министерство культуры не принимало участия и в прокате этого фильма.

«Русский крест» кино не без изъянов. Там есть моменты, которые можно было сделать лучше, точнее, может быть. Но это кино пробивает. Эдуард Бояков обладает способностью передавать литературный материал, не лишая его силы, глубины. И поэма Николая Мельникова в формате художественного фильма звучит как, я не побоюсь этого сказать, великое художественно произведение.

Через какое-то время оно тебя трогает не как зрителя и соучастника, а как человека, который начинает думать о себе в этом мире. Вот это кино будут смотреть, смотреть и смотреть. Так же, как и фильмы Тарковского. Не каждый день люди захотят их смотреть — потому что дибилизированы уже, не понимают, что хорошо, а что плохо. Но фильмы Тарковского сняты навечно.

«Русский крест» при всех его недостатках будут смотреть всегда, я в этом убежден.

«Богомолов вместе со своей женой — талантливые хамелеоны»

— Вам поступают киносценарии с предложениями сняться как актеру?

— В последнее время нет. Наверное, чувствуют мое нежелание. Даже лень читать. Когда мне прислали последний раз, там очень хороший альманах: восемь режиссеров и восемь историй — «Я люблю тебя, Россия». Но когда я увидел в качестве художественного руководителя имя Константина Богомолова, я сказал: «Нет, ребята, спасибо, простите, вот рядом с этим человеком я не могу даже рядом в титрах стоять. Хоть это было бы гениальное кино и, может быть, огромные деньги».

— То есть в патриотизм Богомолова вы не поверили?

— Нет, ну что вы. Они вместе со своей женой [Ксенией Собчак] — талантливые хамелеоны. И у него один творческий принцип — глумление и эпатаж. Там больше ничего нет, ничего святого. Ну, потом, это скучно очень всё. Если убрать глумление и эпатаж, просто мухи дохнут. Это скучно просто.

— Каким должен быть фильм, чтобы вы все-таки согласились сняться?

— Он должен быть, наверное, таким, как спектакль «Лавра», в котором я не смог не участвовать. Хотя попал на репетицию всего за два месяца до премьеры. Когда я понимаю, что я не могу в этом не участвовать как человек, прежде всего. Для меня важно как для человека и для гражданина, для православного. Этот спектакль состоялся. И он был закрыт. Потому что не нравится сатане, когда говорят о святых. Сейчас этот спектакль возобновляется.

То есть мое участие в каком-либо проекте как артиста — это, прежде всего, невозможность неучастия. Только тогда я буду участвовать.

— То есть чтобы сердце дрогнуло?

— Да, конечно. Только так. Потому что кино — это огромное количество времени, потраченное впустую. В песок, в никуда. А жизнь уходит. И с годами она движется всё быстрее и быстрее.

«Да, мой сын знает, кто такой SHAMAN»

— Какую музыку слушает ваш сын Елисей и знает ли он, кто такой SHAMAN?

— Кто такой SHAMAN, он знает. Музыку слушает разную, даже сам что-то поёт. Причем поет в основном советские хорошие песни — и под гитару, и сам, они с музыкантами, с ребятами, сделали небольшой ансамбль. Иногда поют какую-то зарубежную эстраду. Тоже, кстати, наших лет — с 1980-х годов.

— Планируется ли выступление Елисея на сцене на вашем концерте в Кремле?

— Да, есть одна песня, которую мы хотим спеть с ним вместе. Она называется просто — «Родина».

— Что вы считаете главным в воспитании?

— Личный пример. Конечно, ребенок видит модель поведения в семье. Вся информация вокруг родителей попадает в его уши, в душу и сердце. Это самое важное. Когда есть пример. Не нотации, не «охохо!» (грозит пальцем. — NEWS.ru). Да, может быть, это тоже должно быть. Но главное — личный пример. И, конечно же, честность в общении. С ними нужно говорить как со взрослыми. Детей можно обхитрить. Но нельзя обмануть.

— В чем измеряется — или должен измеряться — патриотизм для артистов?

— Артист — такая же профессия, как шахтер, врач, космонавт, депутат. Артист как гражданин страны, в принципе, должен знать ее историю и благодаря своему знанию хотя бы понимать, в какой великой стране он живет, как ему повезло, что он говорит, дышит и творит по-русски. И хотя бы за те миллионы жизней, которые были положены для его рождения, должен нашу страну как минимум уважать.

А лучше, конечно, любить. И любить действенно. Не ура-патриотизм. А делать что-то, не для себя любимого, а для семьи, для школы, для друзей, для места, где ты работаешь, для своего города, для природы, там, где ты живешь.

— Похожи ли чем-то профессии артиста и депутата?

— Артист — человек, который говорит чужие тексты, вкладывая в них свою душу, сердце, свои нервы, свою физиогномику. А депутат, в принципе, в идеале говорит от себя — о том, что он думает, о том, что ему кажется важным. Но в любой профессии нужно быть человеком. Человеком с большой буквы Ч.

Виктория Катаева

Источник: news.ru