«Упоенье любовное Вам судьбой предназначено…
В шумном платье муаровом, в шумном платье муаровом —
Вы такая эстетная, Вы такая изящная…»
Игорь Северянин
В Мультимедиа Арт-Музее на Остоженке – блистательный сезон. В одном зале – спортивное фото «От Александра Родченко до наших дней», во втором – экспозиция художника Эрика Булатова, в третьем – знаковые фэшн-сессии с участием топ-моделей минувшего столетия, а тут – русские модницы XIX – начала XX века. Такой разброс позволяет найти свою тему, а мы нынче побеседуем о тех модницах, а ещё – об утраченной манере фотографироваться. В эру цифровизации, селфи и соцсетей довольно сложно вообразить многоминутное позирование, ожидание, фразу: «Глядите в объектив – сейчас отсюда вылетит птичка!» Птичка, разумеется, не вылетала, зато получались фотопортреты, удивляющие нас и теперь.
Эта выставка не только и не столько о моде, как об индустрии – показано развитие фотодела, явлены имена владельцев студий и мастеров - Карла Бергамаско, Елены Мрозовской, Петра Веденисова, Сергея Левицкого. Любопытная параллель! С 1860 по 1910-е годы произошла демократизация, как моды, так и фотографии, поэтому на снимках 1860-х мы видим исключительно богатых или хотя бы обеспеченных людей. «Он аккомпанировал стоявшей впереди его на тротуаре девушке, лет пятнадцати, одетой как барышня, в кринолине», - отмечено у Фёдора Достоевского, и эта деталь – красноречива. Если кринолин, то – барышня или «как барышня».
Уже к концу 1890-х одеться «по картинке из Парижа» и пойти «щёлкнуться» мог себе позволить любой мещанин. Да, чаще всего эти вещи бывали куплены в дешёвом магазине готового платья, а портретик был дороговат, но всё равно – мода и фото сделались достоянием масс.
Перед нами – снимки дам в кринолиновых юбках. Все женщины – с разным выражением лица. Та, что со стеком – отрешённая, эта с книгой – задумчиво-печальна, а та, которая на фоне бутафорского вазона – слегка надменна. Мы ничего не знаем о них, но остались изображения. И – память о нарядах.
Изначально кринолин – это широченная юбка на каркасе, сделанном из конского волоса. Термин происходит от латинского ‘crinis’ - волос и ‘linum’ - полотняная ткань. В середине 1850-х годов была изобретена лёгкая металлическая конструкция, и её по аналогии тоже стали называть кринолином. Вырисовался презабавный силуэт, напоминающий колокольчик. Острословы шутили, что бесполезный «звон», создаваемый дамочками, обрёл зримые формы. «…Врывались в дверь и потом покойно плыли старые и молодые кринолины», - читаем у Александра Герцена, и кринолин тут – синоним слабого пола.
У Владимира Крестовского есть примечательный фрагмент: «Студентки видимо старались выделиться из массы стрижеными волосами и оригинальным костюмом, неизменную принадлежность которого составляло отсутствие кринолина». То есть прогрессивные эмансипе отказывались от символа типовой женственности, подобно тому, как нынешние феминистки воюют с каблуками-шпильками и маникюром.
В одном из своих рассказов, написанных уже в середине 1880-х, Антон Чехов писал: «А давно ли, читатель, невесты ходили в кринолинах, а женихи щеголяли в полосатых брюках и во фраках с искрой? Давно ли жених, прежде чем влюбиться в невесту, должен был переговорить с ее папашей и мамашей?» В этой фразе – недоумение: как это, всего за двадцать лет мир так поменялся, ибо кринолины сделались неким символом архаики?
Вслед за кринолином пришёл турнюр - приспособление виде ватной подушечки или жёсткой конструкции, размещавшейся на спине пониже талии. То был завлекательный манёвр! «Турнюры и пуфы, всякий бант, всякая лента, всякая пуговица на платье, всё направлено к тому, чтобы мужчина, не теряя времени на праздные изыскания, смотрел прямо туда, куда нужно смотреть», - говорится у Михаила Салтыкова-Щедрина в «Благонамеренных речах». Турнюр был гораздо меньше в размерах, чем его предшественник, но всё равно вызывал насмешки - дама в нём была похожа на кентавра. Антон Чехов вопрошал: «Не самые ли лучшие те анекдоты, соль которых прячется в длинных шлейфах и турнюрах?» Вот – раскрашенная фотография некоей четы: женщина в прогулочном платье с турнюром, а мужчина – в визитке и …колониальном пробковом шлеме. Дело в том, что это – фантазийное фото в декорациях рисованной Африки.
В начале 1890-х турнюры вышли из моды столь быстро, что это удивило фельетонистов, высмеивавших «нашлёпки» на протяжении долгих лет. «Хотя теперь политика не в моде, так же как турнюры, но все-таки существует инерция и существуют староверы», - говорил один из горьковских персонажей «Клима Самгина», сравнивая некий социокультурный тренд с ношением турнюра – до такой степени эта конструкция намозолила глаза в предыдущих десятилетиях!
Отныне популярна узкая в области бёдер, плавно расширяющаяся к низу юбка. Этот весьма изысканный силуэт сравнивали с чашечкой цветка – вьюнка или же лилии. Такие юбки, собственно, и получают название ‘volubilis’, то есть «вьюнок». Простота юбки своеобразно уравновешивалась претенциозными рукавами – пышными у основания и сужающимися к запястью. Рукава именовались gigot (жиго) – бараний окорок. Так, мощные плечи контрастировали с изяществом талии и с чёткими линиями юбки. Фасон подходил не всем, но мода есть мода. «Рядом с нею села Марина, в пышном, сиреневого цвета платье, с буфами на плечах, со множеством складок и оборок, которые расширяли её мощное тело; против сердца её, точно орден, приколоты маленькие часы с эмалью», - подмечал внимательный Максим Горький.
Среди изображений, представленных в экспозиции, мы видим семейное фото Николая II, его супруги Александры и дочери Ольги. На императрице – платье с рукавами-жиго. Александра Фёдоровна стройна, и её те рукава не портят. Имеются и фотографии неизвестных дам в платьях разных фасонов и направлений, но с обязательными жиго, и было не важно, идут ли эти «окорока» или кажутся безобразными. Пик увлечения рукавами-жиго пришёлся на 1895-1897 годы, после чего они вышли из употребления, а к началу 1900-х их уже рассматривали, как нечто старомодное и однозначно дурацкое. Мол, какое счастье, что подобная «красота» наконец-то схлынула.
На фотографиях, сделанных на рубеже столетий мы наблюдаем крохотный буф, только намечающий ширину плеча, но не делающий фигуру комичной. Начало века было ознаменовано появлением нового типа корсета, позволявшего вести более активный образ жизни – этот корсет создавал S–образный силуэт и подчёркивал талию путём формирования выступающего бюста и задней части. Его форма следовала за изгибами женского тела, стараясь подчеркнуть его пикантность. С 1900 по 1914 год происходило постепенное ослабление корсетной «хватки», а затем от этих галантных тисков отказались и вовсе.
В 1900-х исчезает резкость силуэта прошлого десятилетия, уходит графичность и возникает зыбкий, размытый контур. Мягкие ниспадающие складки, текучая плавность, волны кружев. «И веют древними поверьями её упругие шелка…», - так описывал Александр Блок свою грёзу.
Во второй половине 1900-х гг. женский силуэт снова изменяется – линия талии становится несколько выше, рукава - у́же, юбка не подчёркивает бёдра. В моду входит вырез – «каре». Этот формат предложил французский модельер Поль Пуаре, сам себя называвший «диктатором стиля». Поначалу революционные формы вызвали чуть ли не протест, а потом сделались привычными.
На одном из фото 1910-х годов - фемина с велосипедом. На ней белое одеяние а-ля античная Греция – подобные костюмы выдумывались для всех видов движения – от гимнастики до пластического танца в духе божественной Айседоры Дункан. «Женщина или девушка на велосипеде — это ужасно!» - восклицание учителя Беликова, Человека в футляре, полностью отражало мнение провинциального обывателя о дамском велоспорте. Многие считали, что спорт – безнравствен и уродлив. Он, дескать, убивает женственность. Даже вещалось, что велосипедный моцион плохо влияет на детородную функцию. Однако несмотря на гнев моралистов и вздохи эстетов, дамы всё увереннее чувствовали себя в седле велосипеда.
Вторая половина 1900-х – начало 1910-х – буйство шляп. Они в этот период огромны, их в шутку называют «бельевыми корзинами», хотя, они больше напоминают клумбы – там и шёлковые розы, хризантемы, гиацинты, и банты, и птички, и прочие украшения. Анастасия, младшая сестра Марины Цветаевой, так описывала поход в шляпный магазин с подругой: «Ей надо было купить шляпу, и мы пошли по магазинам, нам, подавая нам несусветный выбор шляп - подносами, корзинками, корзиночками с целым садом цветов и лент, – продавщица обратилась ко мне: «M-elle voire fille». Мы выбрали М-elle моей fille широкополую светлую шляпу с минимумом цветочных веток и продолжали меж пальм и садов наш озорной путь».
На одной из фотографий – дама в широкой и высокой шляпе, а перья на ней схвачены крупным аграфом. Рядом – фото, сделанное в Ялте, как гласит сопроводительная табличка: улыбающаяся женщина в шали и ассиметричной шляпе с пёрышками, сложенными в виде хвоста экзотической птицы. А тут – фото 1914 года, где строгий костюм с жабо дополняется безумными наворотами в форме какого-то тюрбана с декоративными вставками да цветами. Безумие шляп окончилось в середине 1910-х, и на фотографии 1916-1917 года мы видим женщину в относительно простом уборе – он небольшого размера с парочкой скромных перьев.
Поиски национального смысла – ещё одна грань, существенная для осмысления времени. В 1880-х родился празднично-пряничный неорусский стиль в архитектуре, дизайне, живописи. В экспозиции представлены фото женщин в народных костюмах и среди них, конечно же, выделяется альбом знаменитого бала 1903 года, когда сливки бомонда, включая царя с царицей, оделись по древнерусской моде. Бал «а-ля рюсс» повторили и в дворянских, и в купеческих собраниях, а ещё была выпущена колода карт с рисунками, воспроизводившими костюмы вельмож. Карнавальность была свойственна эпохе Ар нуво с её причудами, тоской по прошлому и страстью к переодеваниям.
Князь Феликс Юсупов вспоминал: «Матушка от природы имела способности к танцу и драме и танцевала, и играла не хуже актрис. Во дворце на балу, где гости были одеты в боярский костюм XVII века, Государь просил её сплясать русскую. Она пошла, заранее не готовясь, но плясала так прекрасно, что музыканты без труда подыграли ей. Её вызывали пять раз».
Итак, полвека моды и – полвека фотографии. За эти годы изменилось всё – от идеалов привлекательности до стилей живописи, от скорости передвижения - до появления таких чудес, как электричество, телефонная станция, радио. Важнейший момент – убыстрение жизненного ритма вызывало уменьшение объёмов женского платья. Ну, как с турнюром влезешь в трамвай? Никак!
Автор: Галина Иванкина
