Ценители бересты

Почему новгородские грамоты — одно из главных открытий ХХ века

В конце прошлого года скончался Андрей Анатольевич Зализняк, крупнейший современный лингвист, создавший грамматический словарь русского языка, на основе которого работают все автоматические системы анализа и порождения текста, то есть весь русскоязычный интернет. Последние 30 лет своей жизни он занимался исследованием языка новгородских берестяных грамот. Почему покрытые буквами обрывки бересты столь интересны? И как получилось, что ежегодные отчеты экспедиции превратились в интеллектуальное шоу, куда шли и историки, и филологи, и математики, и школьники, и просто любопытствующие?

«Я этой находки ждал 20 лет. Премия 100 рублей!»

Про берестяные грамоты слышали все, но вот о том, до какой степени они поменяли наши представления о русской истории, знают куда меньше. А ведь именно благодаря грамотам ученые не только смогли в деталях представить себе хозяйственную жизнь древнего города, но и узнали, как говорили новгородцы, а заодно выяснили, что грамотность не была уделом лишь социальных верхов, как казалось раньше, а была широко распространена среди горожан.

26 июля — день, когда была найдена самая первая грамота, отмечается в Новгороде как День бересты, а Нине Акуловой, которая в 1951 году увидела на куске бересты процарапанные буквы, установлен памятник. Рассказывают, что первыми словами начальника экспедиции Артемия Арциховского, получившего от Акуловой еще не развернутую и не прочитанную грамоту, были: «Я этой находки ждал 20 лет. Премия 100 рублей!»

О том, что береста могла использоваться в качестве дешевого писчего материала, было известно давно. Например, Иосиф Волоцкий, говоря о бедности, в которой жил Сергий Радонежский, упоминает, что преподобный Сергий писал на бересте. В музейных собраниях довольно много берестяных рукописей XVII-XIX вв. До наших дней дошла сибирская берестяная книга, в которую записывали сведения об уплате налогов.

Однако все дошедшие до нас документы были написаны чернилами, и никому не приходило в голову, что на бересте можно писать как-то иначе. Поэтому у археологов не было особого стимула искать эти берестяные письма. Очевидно же, что чернильный текст в земле сохраниться не может! Оставалась, конечно, надежда на чудо, на то, что по счастливому стечению обстоятельств какое-нибудь письмо сохранится сухим и будет прочитано. Но на массовые находки никто не надеялся.

Никому просто не могло прийти в голову, что на бересте писали не пером и чернилами, а процарапывали буквы при помощи острой палочки из металла, кости или дерева.

Кстати, скоро выяснилось, что попадавшиеся археологам непонятные острые предметы, которые они за неимением лучшего объяснения описывали как рыболовные крючки, были как раз «писалами» — приспособлениями для письма на бересте.

На следующий день после находки первой грамоты была обнаружена еще одна, затем — еще. Сейчас берестяные грамоты обнаружены в 12 городах (большая часть — в Новгороде), а их общее число достигло 1208.

Время и место

Здесь нужно отвлечься от грамот и немного рассказать о том, как вообще проходят раскопки. Новгородская археологическая экспедиция начала свою работу в 1932 году, затем был перерыв, но вскоре после окончания Великой Отечественной войны раскопки возобновились.

Экспедиция была задумана как многолетний проект, рассчитанный на работу нескольких поколений. Новгород — рай для археологов. Во-первых, потому, что это один из главных городов Древней Руси, который в Новое время утратил свое значение, а значит, в нем не было особенно интенсивного строительства и его перекопали куда меньше, чем Киев или Москву. Во-вторых, в новгородской почве очень хорошо сохраняются дерево и другие органические вещества. Обилие влаги защищает находящиеся под землей предметы от воздействия воздуха, поэтому они почти не гниют.

Хорошая сохранность старого дерева позволила разработать метод точной датировки находок. В качестве шкалы археологи использовали старые деревянные мостовые, которых под землей сохранилось очень много. В распутицу улицы древнего Новгорода тонули в грязи и становились малопроходимыми, вот и приходилось из толстых сосновых бревен строить мостовые. Такая мостовая возвышалась над землей, поэтому грязь на нее не попадала.

Но функционировала мостовая не особенно долго. Дело в том, что вывоза мусора в средневековом городе не существовало. Черепки битой посуды, старые ветки и зола печей, стружки и прочий строительный мусор оставались на улице, постепенно поднимая уровень земли (в Новгороде — в среднем на 1 см в год). Когда земля поднималась выше уровня деревянной мостовой, приходилось поверх нее класть еще одну. Это происходило примерно раз в 20–25 лет.

В результате при раскопках старых улиц Новгорода глазам археологов открылся своеобразный слоеный пирог, состоящий из 28 слоев бревен, которые когда-то были мостовыми. А поскольку во влажном грунте дерево почти не гниет, бревна хорошо сохранились и годовые кольца старых деревьев были прекрасно видны. Каждый год жизни дерева отмечен одним кольцом, а поскольку в один год бывает жарко, в другой — холодно, в один — влажно, в другой — засушливо, ширина этих колец разная.

Благодаря гигантской поленнице, в которой каждый следующий слой был на 20–25 лет моложе предыдущего, стало возможно создать для этого региона дендрохронологическую шкалу. Теперь про любое новгородское бревно можно точно сказать, в каком году оно перестало быть деревом. Таким образом можно датировать любую древнюю постройку, даже если она давно разрушена и от нее осталось лишь несколько деревянных фрагментов.

Эти методы позволяют с исключительной точностью датировать слои, в которых обнаруживаются грамоты и другие предметы. Ситуация, когда археологи раскапывают средневековое жилище и находят рядом с домом берестяные письма, дает исследователям массу возможностей для поисков и сопоставлений.

Понятно, что человек, который жил в этом доме, скорее всего, и был адресатом писем. Если рядом оказывается несколько писем, адресованных одному и тому же лицу, то уже нет никаких сомнений в том, что мы знаем имя хозяина усадьбы. Если же этот человек был достаточно знатным, то есть шанс обнаружить это имя в летописях и других источниках. Работа историка превращается, таким образом, в работу криминалиста, который на основе нескольких случайных предметов и скомканной записки восстанавливает картину прошлого.

Новгородская повседневность

До появления берестяных грамот о повседневной жизни русских городов было известно очень мало. Конечно же, имелись откопанные археологами предметы быта, на основании которых можно понять, как было устроено жилище, как готовили пищу, какую носили одежду и украшения. Но о человеческих отношениях, которые возникали в связи с этими предметами, узнать было неоткуда. Ведь летописи писались при дворе князя или митрополита. И тексты, соответственно, отражали большую политику, а не повседневные проблемы, с которыми имели дело жители городов.

Представьте себе, что вас интересует, например, как в Древней Руси учили читать и писать. Где вы об этом узнаете? Сам факт обучения грамоте упоминается во многих источниках. Например, «Повесть временных лет» рассказывает, что Ярослав Мудрый организовал обучение детей грамоте. Рассказывают про это и некоторые жития.

Все прекрасно помнят, как трудно давалась книжная премудрость отроку Варфоломею, будущему Сергию Радонежскому. Но никаких подробностей, никакой информации о том, как именно выглядел процесс обучения, в житиях и летописях нет. Теперь же у нас есть более 20 листков бересты, содержащих различные ученические записи. Здесь и азбуки, и списки слогов («склады»), и упражнения, и рисунки. И можно легко себе представить, чему и как учили детей в древнем Новгороде.

Деловая переписка одной семьи

Ученические упражнения составляют лишь небольшую часть собранной археологами берестяной библиотеки. Основная же, большая часть грамот посвящена различным сторонам хозяйственной жизни. Берестяные письма использовались для того, чтобы сообщить работнику, что надо делать, попросить помощи или совета, вызвать на суд и т. д.

На участках, где когда-то стояли дома знатных новгородцев, обнаруживаются целые архивы хозяйственных писем. Точнее, не архивы, а мусорные кучи, куда прочитанные письма были выброшены. Вот, например, 26 писем, связанных с шестью поколениями одной посаднической семьи. Судя по этой переписке, семья владела обширными землями и управляла крестьянами, которые на этих землях жили. О чем же эти письма?

В первую очередь это деловая переписка.

Ондрик пишет Онцифору:

«Ты даешь распоряжение о рыбах. Смерды же не платят мне без разверстки, а ты не послал человека с грамотой. А что касается твоего старого недобора, пришли запись о распределении долей».

То есть смерды отказываются платить подати рыбой, поскольку присланный к ним человек не имеет списка, кто сколько должен заплатить. Что это за список? И на этот вопрос дают ответ берестяные грамоты.

Имеется довольно большое количество записанных на бересте перечней крестьянских повинностей. В них рядом с именем крестьянина записано, сколько и чего он должен доставить хозяину. Именно такой список Ондрик хотел получить от Онцифора.

Получил Ондрик необходимые документы или же нет, мы не знаем. Скорее всего, Онцифор прислал все списки, и дело кончилось миром. Хотя так бывало не всегда. Среди тех же 26 грамот есть берестяное письмо, в котором господин грозит своим крестьянам, что если они не будут его слушаться, то он пришлет специального чиновника, который разберется со смутьянами.

По-разному складывались отношения крестьян с господскими слугами, присланными, чтобы управлять ими. В берестяной грамоте конца XIV в. содержится пространная коллективная жалоба на ключника: «Поклон Юрию и Максиму от всех крестьян. Кого ты нам поставил ключником, тот за нас не стоит, разоряет нас штрафами, мы им ограблены. А сиди и не смей от него отъехать! А мы из-за этого разорены. Если ему предстоит и дальше сидеть, нам сидеть силы нет. Дай же нам смирного человека — на том тебе бьем челом».

По всей видимости, Юрий и Максим проигнорировали эту просьбу, поскольку вскоре те же крестьяне прислали еще одну жалобу. Впрочем, отношения с ключником могли складываться и по-другому. На том же участке нашлась грамота, в которой ключник пытается выпросить у господина необходимые крестьянам семена, то есть выступает в роли решалы-переговорщика.

А некоторые грамоты сообщают о драматических конфликтах, на основе которых хочется писать сценарий социальной драмы. Вот, например, такое письмо начала XV в.: «Господину своему Михаилу Юрьевичу крестьяне твои, жители села Черенское, бьют челом. Ты отдал деревеньку Климцу Опарину, а мы его не хотим: не соседний человек. Волен Бог да ты».

То есть Михаил Юрьевич передал Климу Опарину деревню с населявшими ее крестьянами, однако крестьяне не считают эту передачу законной. В общем, хорошо знакомая ситуация, когда предприятие меняет хозяина, а рабочие волнуются.

Члены знатных семей переписывались не только со своими слугами, но и друг с другом. Среди 26 грамот одной семьи имеется и письмо посадника Онцифора, адресованное его матери: «Челобитье госпоже матери от Онсифора. Вели Нестеру собрать рубль да идти к Юрию-складнику. Проси его (Юрия), чтобы купил коня. Да иди с Обросием к Степану, взявши мою долю. Если он (Степан) согласится взять рубль за коня, купи и другого коня. Да проси у Юрия полтину и купи с Обросием соли. А если мешков и денег он не добудет до поездки, то пошли их сюда с Нестером» и т. д.

Из письма видно, что решением хозяйственных вопросов занимались все члены семьи — и мужчины, и женщины. Впрочем, женщины средневекового Новгорода достойны специального рассказа.

«Что за зло ты против меня имеешь, что в это воскресенье ты ко мне не приходил?..»

Мы привыкли считать, что в Средние века женщина была бесправна, темна и неграмотна. Однако при изучении берестяных грамот выяснилось, что женщины участвовали в переписке очень активно. Женские письма свидетельствуют, во-первых, о широкой женской грамотности, а во-вторых, о том, что они были активны как в хозяйственных вопросах, так и в устроении своей личной жизни.

Вот, например, официальное предложение руки и сердца. Принято считать, что переговоры о вступлении в брак велись между родителями молодых людей, а у девушки спрашивали в последнюю очередь. Теперь же, обнаружив письменное предложение о вступлении в брак, адресованное непосредственно женщине, это представление придется как-то изменить:

«От Микиты к Меланье. Пойди за меня — я тебя хочу, а ты меня; а на то свидетель Игнат Моисеев...» (далее грамота обрывается).

То есть некий Никита сообщает Меланье о серьезности своих намерений и в качестве свидетеля со своей стороны рекомендует Игната Моисеева.

А вот любовное письмо XII в., в котором девушка упрекает своего возлюбленного, что она уже трижды посылала ему весточки, а он все не приходит. «Что за зло ты против меня имеешь,— спрашивает она,— что в то воскресенье ты ко мне не приходил? А я к тебе относилась как к брату! Неужели я тебя задела тем, что посылала к тебе? А тебе, я вижу, не любо. Если бы тебе было любо, то ты бы вырвался из-под людских глаз и примчался... Буде даже я тебя по своему неразумию задела, если ты начнешь надо мною насмехаться, то судит тебя Бог и моя худость».

Куски бересты сравнительно небольшие, а процарапанные буквы не могут быть слишком маленькими. Так что длинный текст здесь не напишешь, и стиль берестяных писем больше похож на стиль переписки в мессенджерах, чем на неспешное повествование писем эпохи бумаги и гусиных перьев. Однако эмоциональный накал вполне компенсирует вынужденную краткость. Такие зашкаливающие эмоции кажутся неожиданностью. Ведь средневековая литература о чувствах не говорила, и мы привыкли думать, что люди научились писать о них лишь в Новое время.

Женские письма рушат наше представление о бесправных и забитых женщинах Средневековья. Оказывается, 800 лет назад чувства, эмоции и страсти были точно такими же, как сейчас.

И брошенная жена активно сражается за свои права и пишет родственнику, призывая его приехать и помочь: «От Гостяты к Василю. Что мне дал отец и родичи дали в придачу, то за ним. А теперь, женясь на новой жене, мне он не дает ничего. Ударив по рукам (в знак новой помолвки), он меня прогнал, а другую взял в жены. Приезжай, сделай милость». То есть женщина обращается к своему родственнику или покровителю с жалобой на мужа, который, забрав ее приданое, собирается жениться на другой женщине.

Женщина является автором и самой большой из известных на сегодняшний день грамот. Где-то между 1200 и 1220 годами Анна послала берестяное письмо своему брату Климяте. Она просит брата выступить в качестве ее представителя в тяжбе с Коснятиным. Суть конфликта состояла в следующем. Коснятин обвинил Анну в том, что она поручилась за своего зятя (в чем именно, мы не знаем), и назвал ее распутной женщиной, за что Федор, по всей видимости — муж, выгнал Анну.

На куске бересты Анна составила для Климяты шпаргалку, конспект речи, которую он должен произнести, обращаясь к Коснятину. Чтобы облегчить брату чтение речи по бумажке, она пишет о себе в третьем лице: «После того как ты возложил поручительскую ответственность на мою сестру и на ее дочь (то есть заявил, что они поручились) и назвал сестру мою курвою, а дочь — б...ю, теперь Федор, приехавши и услышав об этом обвинении, выгнал сестру мою и хотел убить».

Через Климяту Анна собирается настаивать на разбирательстве. Климята должен потребовать, чтобы Коснятин доказал свои обвинения и предъявил свидетелей, которые бы подтвердили, что Анна действительно выступала в качестве поручителя. При этом Анна всеми страшными клятвами клянется брату в своей правоте.

«Когда же ты, брат, проверишь,— пишет она,— какое обвинение и какое поручительство он на меня взвел, то, если найдутся свидетели, подтверждающие это, я тебе не сестра, а мужу не жена. Ты же меня и убей».

Среди берестяных писем есть и грамоты, написанные монахинями монастыря святой Варвары. Тон этих документов отличается спокойствием и бесстрастием, как, собственно говоря, и положено монашеским письмам. Вот Пелагея сообщает Фотинье, где находятся деньги, переданные монастырю, а заодно интересуется и здоровьем монастырской телки: «А телка святой Варвары здорова ли?» Вот игуменья монастыря просит срочно прислать ей какие-то детали одежды и жалуется, что скоро предстоит постригать послушниц в монахини и она этим озабочена.

У меня при чтении этих грамот было ощущение, что я читаю переписку английских леди Викторианской эпохи. Только вот на five o'clock они пьют квас, а не чай.

Лингвистическая задачка

В предыдущих частях этой статьи я цитировал берестяные грамоты в русском переводе, потому что понять оригинальный текст такого письма часто бывает очень трудно. Причем трудности возникают не только у неподготовленных читателей, но и у профессионалов, занимающихся историей Древней Руси.

Довольно долго в грамотах видели в первую очередь исторический источник, а не лингвистический. При этом исходили из того, что берестяные письма писали люди малограмотные, не владеющие орфографическими правилами, произвольно коверкающие слова и делающие самые невероятные ошибки.

Если человек, занимающийся расшифровкой древнего текста, допускает возможность большого числа необъяснимых ошибок, то это значит, что на выходе получится перевод с большим количеством произвольных интерпретаций.

Ситуация стала меняться после 1982 года, когда расшифровкой берестяных грамот начал заниматься Андрей Анатольевич Зализняк. К тому времени Зализняк имел репутацию выдающегося лингвиста, создавшего, в частности, формальное описание грамматической системы русского языка, которая позже легла в основу русского интернета.

При анализе грамот Зализняк исходил из того, что случайных ошибок не бывает. Любая ошибка объясняется, с одной стороны, особенностями того языка, на котором человек говорит, а с другой — теми правилами, которые он усваивает при обучении грамоте.

Сама по себе эта мысль не представляет ничего нового. Очевидно же, что если человек, ничего не знающий о русском языке, начнет изучать школьные тетрадки и увидит, что достаточно распространенным является написание слова «корова» через букву «а», он сделает вывод, что школьники произносят в этом слове гласный звук, близкий к «а».

Поиск общих принципов, объясняющих странные написания и кажущиеся необъяснимыми ошибки, требует анализа большого объема текстов, и грамоты оказались идеальным материалом для такой работы. Сопоставление однотипных текстов, написанных разными людьми, позволяет выявлять их общие особенности. Систематизация таких особенностей приводит порой к удивительным открытиям.

Вот перед нами грамота, в которой человека обвиняют то ли в хищении, то ли в халатности. Сюжет нам здесь неважен. В частности, в этой грамоте говорится, что ущерб хозяйству нанесен, а вот замок «кѣле» и двери «кѣлѣ». Автор другой грамоты с гордостью пишет, что у него весь товар «кьль». По смыслу вроде бы очевидно, что и «кѣл-», и «кьл-» — это «цел-». Но почему здесь написано «к» вместо «ц»?

Объяснение, сводящееся к тому, что автор не знал правил правописания, поэтому писал, что Господь на душу положит, не кажется убедительным. Как могли два разных человека допустить одну и ту же ошибку, противоречащую не только орфографии, но и их произношению? И тут самое время задаться вопросом, а действительно ли такое написание противоречит произношению древних новгородцев?

Из истории славянских языков известно, что звук «ц» в этом и подобных словах произошел из звука «к», который в определенной позиции перешел в «ц». Переход праславянских согласных *k, *g, *x перед гласными ě (в древнерусском языке этот гласный обозначался буквой «ять») и «и» в согласные «ц», «з», «с» историки языка называют второй палатализацией.

Анализ «ошибок» берестяных грамот позволил сделать вывод, что в древненовгородском диалекте этого общего для всех славянских языков процесса не было. И сразу же прояснился ряд чтений, которые были непонятными.

Например, в одной из грамот говорится, что у некого Вигаря было взято «19 локтей хѣри». Что же это за таинственная «хѣрь»?

Если же мы вспомним, что в языке новгородцев перед гласным ě согласный «х» не переходил в «с», мы выясняем, что «хѣрь» — это «сѣрь», то есть серое, некрашеное сукно..

В результате подобных операций странные написания берестяных грамот перестали казаться чем-то хаотичным и бессистемным. Стали понятны общие закономерности, объясняющие все эти странности.

Любопытно, что когда в 2017 году была найдена грамота, автор которой явно страдал дисграфией и часть слогов повторял дважды, участники экспедиции радостно рассказывали, что наконец-то нашли грамоту, в которой очень много ошибок. Обилие ошибок теперь уже воспринималось не как стандартная характеристика письма неграмотных людей, но как нечто редкое и уникальное.

На основании грамот удалось реконструировать многие черты речи древних новгородцев, при этом выяснилось, что древненовгородский диалект очень сильно отличался от других восточнославянских диалектов. Речь москвичей и киевлян имела больше сходства, чем речь москвичей и новгородцев.

Интеллектуальное шоу

С середины 1980-х годов Андрей Зализняк начал читать ежегодную публичную лекцию, в которой рассказывал о грамотах, найденных за последний археологический сезон, и о сложностях, гипотезах и идеях, которые возникали при чтении берестяных писем. В этих лекциях расшифровка грамот превращалась в решение увлекательных лингвистических задач. Интрига сохранялась до последнего момента, и в поиске ответа участвовали все присутствующие.

На первых лекциях присутствовали в основном историки и филологи, но вскоре аудитория перестала вмещать тех, кто хотел стать участником расшифровки древних текстов. Ежегодную лекцию пришлось перенести в поточную аудиторию, но и она не вмещала желающих. Сюда шли все — и лингвисты, и историки, и математики... Учителя гуманитарных классов отправляли на лекцию своих учеников. Люди приходили заранее, чтобы занять место.

Пожилые профессора сидели на ступеньках рядом со школьниками. Для многих осенняя новгородская лекция Зализняка была главным интеллектуальным событием года, которое ждали заранее.

Последние годы лекции проходили в огромной аудитории главного здания МГУ со звукоусилением и проекцией на экран всего, что писалось на доске. Те, кто помнили камерные первые лекции, шутили, что следующим местом проведения новгородской лекции станет стадион.

Автор: АЛЕКСАНДР КРАВЕЦКИЙ