Как говорили коллеги, секрет притягательной силы Людмилы Целиковской был заключен не только в имени-легенде, чарующем эффекте всеми узнаваемой улыбки, но и в бесконечной открытости, откровенности, любопытстве и любознательности. Вспоминать эту необыкновенную женщину – превеликое удовольствие. И – щемящая грусть…
Кино во времена Целиковской было любимым времяпрепровождением простых людей и предметом постоянного пристального внимания к нему власти и самого «вождя народов», которому лично доставляли каждый новый фильм. Известно множество комментариев, высказываний, реплик, отражающих взгляды вождя на содержание картин, игру актеров, режиссуру.
Как и у каждого властелина, у Сталина были свои любимцы и те, которых он недолюбливал. К числу первых относилась Любовь Орлова, отмеченная двумя Сталинскими премиями. Еще больше таких наград – пять! – было у Марины Ладыниной. По одной Сталинской премии имели Валентина Серова и Лидия Смирнова. Примой советского кино была и Людмила Целиковская. Актриса яркая, характерная, которая буквально влюбила в себя зрителей в веселой, искрящейся добротой комедии Константина Юдина «Сердца четырех». Фильм стал и ее любимым. По словам актрисы, она, так же, как ее героиня Шура Мурашова, любила музыку и ненавидела математику.
Однако ленту, завершенную перед Великой Отечественной, кинематографическое начальство не пустило в прокат – мол, время суровое и сейчас не до любви и сантиментов. Фильм «Сердца четырех» вышел на экраны в 1944 году, когда истосковавшимся по мирному времени людям было уже позволено любить и быть любимыми...
На Целиковскую, как, впрочем, и на ее партнеров – Валентину Серову, Евгения Самойлова, Павла Шпрингфельда – обрушился поток похвал. Из них стоит выделить лаконичный, но весьма весомый, принадлежавший Сергею Эйзенштейну: «Целиковскую не надо хвалить – ее надо снимать».
Его коллеги-режиссеры так и поступили…
Другой веселый фильм с участием Целиковской, также вышедший перед войной – «Антон Иванович сердится», срежиссированный Александром Ивановским, – в прокат пустили, причем в тяжелейшее время: в августе 1941-го! Ольга Берггольц вспоминала, что афишами с названием фильма был обклеен весь Ленинград: «И тот, кто шел по Невскому, сколько бы раз ни поднимал глаза, всегда видел эти афиши, которые, по мере того как развертывались война, штурм, блокада и бедствия города, превращались в некое предупреждение, напоминание, громкий упрек: «А ведь Антон Иванович сердится!» И в представлении нашем невольно возник какой-то реальный, живой человек, очень добрый, не все понимающий, ужасно желающий людям счастья и по-доброму, с болью, сердившийся на людей за все те ненужные, нелепые и страшные страдания, которым они себя зачем-то подвергали…»
Следующей картиной молодой актрисы стал фильм «Воздушный извозчик» режиссера Герберта Раппапорта по сценарию Евгения Петрова, соавтора Ильи Ильфа, – «Воздушный извозчик». Картина вышла на экраны в 1943 году, перед фильмом «Сердца четырех». В нем Целиковская (певица Наташа Куликова) сыграла возлюбленную уже немолодого летчика Ивана Баранова, роль которого исполнил Михаил Жаров. Лицедеи, по сути, «продублировали» свои отношения в жизни, завершившиеся браком.
И этот фильм был признан успешным.
Михаил Ульянов вспоминал, как в 1947 году он, совсем молодой актер, отправился с концертной бригадой в Омскую область. Увидел непролазные дороги, бедность, деревни без электричества. Бытовые условия, как замечал Ульянов, мало чем отличались от тех, что были сто и двести лет назад: «Зашли в холодную избу к одинокой старушке. Все привычно: и убогий стол, и лавка возле него, и сиротливая кровать составляли все убранство комнаты. Нет, впрочем, не все. В красном углу сияла, украшенная кружевами, божница. К одной из икон была прикреплена фотография. Я подошел поближе рассмотреть ее. Это был портрет Целиковской.
– Кто это? – полюбопытствовал у хозяйки.
– Не знаю, – ответила она. – Красивая очень, и глаза хорошие».
Целиковскую любили миллионы. Мужчины влюблялись, женщины стремились быть на нее похожими: делали «шестимесячную» завивку, выщипывали брови и даже плакали, как Целиковская, – с широко раскрытыми глазами.
Но один человек, самый главный в стране, не любил ее. Это был Сталин. Известно, что он вычеркнул фамилию актрисы из списка претендентов на премию своего имени за фильм Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». В нем Целиковская сыграла роль царицы. Сталин заключил: «Царицы такими не бывают».
Что он имел в виду? Быть может, ожидал увидеть в образе Анастасии Романовны державную величавость, строгую, монументальную красоту. Целиковская же не вписывалась в эти каноны. Она была живой, подвижной, глаза сверкали. Возможно, проницательный Сталин ощутил в блеске ее очей непокорность. И не царицы, а самой актрисы.
К тому же она смело шагнула из комедии в трагедию. И Сталин мог расценить это как непростительное легкомыслие. И ошибку режиссера Эйзенштейна…
Еще одна версия неприязни Сталина к Целиковской: ее самобытность была настолько огромной, что она встала чуть ли не вровень с ним самим! Солдаты на фронте вместе с фотографиями любимых хранили ее фотокарточки. И, поднимаясь в атаку, они кричали не только «За Родину! За Сталина!», но и… – «За Целиковскую!». И такое было!
Впрочем, многие утверждали, что Сталин к Целиковской благоволил. Тогда почему ее в момент наивысшей славы не награждали ни орденами (орден Трудового Красного Знамени ей вручили в 1990 году), ни прочими наградами (звание народной артистки РСФСР ей дали в 1963-м?) Целиковскую однажды в прямом смысле миновала Сталинская премия, и впредь ее даже не включали в списки претендентов. Да и на приемы в Кремль актрису приглашали не часто. На одном из них, кстати, она оказалась рядом со Сталиным…
Михаил Вострышев в своей книге «Чарующая Целиковская» приводит отрывок из записок актрисы: «Когда в 1945 году меня пригласили в Кремль на прием по случаю Победы, я увидела Сталина. Совершенно не похожего на того, которого знала по портретам и фотографиям: рыжеватый человек, в оспинах, сидел в торце стола, ел раков и плевал на пол. Вдруг поднял глаза, посмотрел на меня. Нет, он меня не узнал и не заметил, просто скользнул взглядом и опять принялся за раков. Но что в это мгновение пережила я!.. Все внутри замерло, затрепетало – ну Бог посмотрел!»
Наверное, она могла бы приблизиться к Сталину, но, вероятно, интуитивно чувствовала, что этого делать не следует. Он мог как угодно истолковать ее слова, взгляд и даже жест. В общем, как у поэта: «Минуй нас пуще всех печалей / И барский гнев, и барская любовь…»
Ведь актрису Зою Федорову не пощадили, бросили в лагерь. За то, что отвергла Лаврентия Берия и не устояла перед чарами американского дипломата Джексона Тэйта. И певица Лидия Русланова жестоко пострадала – по официальной формулировке «за антисоветскую пропаганду»…
Этим знаменитым женщинам не помогли ни известность, ни всенародная любовь, ни награды. Они бывали в Кремле, и его хозяин им благосклонно улыбался…
Целиковская тоже была «на краю». Ведь и она отвергла приставания Берии. Ее «недостаток» был еще и в том, что она не снималась в патриотических фильмах, где показывалась замечательная жизнь в СССР, где поднимают тосты за здоровье кремлевского благодетеля. Целиковская играла в лирических, беззаботных комедиях, где не реют знамена, не стучат станки, не колосится пшеница. В этих картинах вставало солнце, щебетали птицы, люди беззаботно смеялись и нежно смотрели друг на друга…
Ни в комсомоле, ни в партии Целиковская не состояла. Хотя ей предлагали, и весьма настойчиво. Но она под какими-то предлогами отказывалась, ускользала. По ее собственным воспоминаниям, говорила: «Не могу, много у меня «пятен капитализма». Если так, то это была опасная шутка…
Актриса благополучно пережила тревожное сталинское время. Кстати, кончину вождя она восприняла совершенно равнодушно: «В пятьдесят третьем Сталин умер. Но это прошло совершенно мимо меня, почти в буквальном смысле. Я вывела сына на прогулку, поддерживая на полотенце его беспомощное тельце, а по улице катилась огромная толпа. Я даже не сразу поняла, что это. Сказали, Сталина хоронят».
Звучит необычно. Вся страна знала, что вождь умер, а Целиковская нет? Неужто она была так безучастна к происходящему? Или за равнодушием она скрывала неприязнь к вождю и так подчеркивала свою независимость. Она часто повторяла строки Омара Хайяма:
Ты обойден наградой – позабудь.
Дни вереницей мчатся – позабудь.
Небрежен ветер – в вечной книге жизни
Мог и не той страницей шевельнуть.
Целиковской восхищались многие. К примеру, Борис Пастернак. Он мог часами говорить о ней, придумывая образы снежной пурги, через которую идет она – Актриса, Незнакомка, Прекрасная женщина... А вот взор с иного ракурса. «Пожалуй, ее главная черта – это страсть к познанию, – говорила Людмила Максакова. – Изучить все: литературу, живопись, музыку, языки, систему воспитания детей, кулинарию, моду и во всем подход к предмету –хочу все знать! Мир Целиковской был таким бесконечным, как Вселенная, и к нему всегда хотелось прильнуть и прикоснуться. В него засасывало как в омут. Там жили воспоминания, легенды, биографии, судьбы – сама история».
Слава Целиковской пылала всего несколько лет. Пожалуй, последней удачей стала картина режиссера Самсона Самсонова «Попрыгунья», награжденная на кинофестивале в Венеции премией «Серебряный Лев Святого Марка». Потом пошли фильмы проходные, где она уже снималась в далеко не главных ролях…
Такие же грустные судьбы, увы, и у других советских звезд – Орловой, Ладыниной, Серовой, Смирновой… Ведь актерская удача – штука капризная, изменчивая. Приласкала, обогрела и – улетела. И приходилось вчерашним звездам с тоской взирать, как догорают яркие уголья их славы. Телефон в их квартирах угрюмо молчал, поклонники не толпились у дверей, в вазах засыхали цветы от былых шумных премьер…
Целиковская играла в Театре Вахтангова. Зал горячо аплодировал, когда она выходила на сцену. Она признавалась, что любит театр больше, чем кино: за контакт со зрителем, за возможность эксперимента и импровизации. Придя домой с очередного спектакля, она думала, как сыграет в следующий раз. Очень любила репетиции – особенно первые: «роль для меня всегда чудовище, изменчивое, неуловимое, – зверь, за которым нужно охотиться и обязательно победить...»
За внешней хрупкостью скрывалась огромная сила. Она была бесстрашна. Когда на Пастернака за его роман «Доктор Живаго» всей мощью обрушилась государственная машина, она, купив огромный букет, помчалась к поэту в Переделкино. Защищала Евгения Симонова, которого прогоняли из Вахтанговского театра, обороняла от властного гнева своего мужа Юрия Любимова.
Она не работала в Театре на Таганке, но активно, творчески вторгалась в его жизнь. Умела ловко подкинуть блестящую идею, давала актерам уникальные советы, писала поэтические композиции (их называли «болванками») – благо поэзию она знала прекрасно и любила. На их основе знаменитый режиссер ставил свои знаменитые спектакли. Так что «половинка» Любимова – это Целиковская, так и знайте!
Свой же родной Вахтанговский театр отдалялся от нее все дальше. Ролей ей давали все меньше, и они становились все мельче. Людмила Васильевна, уже ослабевшая, перенесшая инфаркт, пыталась искать себе персонажи сама, но главный режиссер Ульянов под разными предлогами отвергал все предложения. Целиковская никогда не бросала в него камней обвинения. Она была слишком горда и независима, чтобы опускаться до сведения счетов.
Целиковская всецело ощутила на себе, что ее профессия – испытание, и часто – испытание мучительное.
Любимым стихотворением актрисы было «Воспоминание» Пушкина. Его последние строки она «примеряла» на себя:
И с отвращением читая жизнь мою,
Я трепещу и проклинаю,
И горько жалуюсь, и горько слезы лью,
Но строк печальных не смываю.
Валерий Бурт
