Два военных года связали замечательную детскую писательницу с нашим краем. Они нашли отражение в ее творчестве.
«Это было не море…»
«Почти два года «сборная семейка» прожила в Бийске. В первое время всё здесь удивляло Олю и Осю… Осе казалось, что вот пройдет он по дороге, пыльной и белой, тоже как в Крыму, завернет в кривой переулочек и… где-нибудь за домами откроется его глазам море. И верно: синий блеск сверкавшей на солнце воды заставлял его зажмуриться. Но это было не море. Голубая широкая Бия текла между лесистыми берегами.
На молоке, на ягодах, которые ребята целыми корзинами приносили из лесу, на свежих овощах и чудесной рассыпчатой картошке ленинградцы быстро поправились. И никто уже не останавливал на улице детей сочувственным вопросом: «Ребята, вы из Ленинграда?»
Это фрагмент из повести Аделаиды Котовщиковой «В большой семье». В ней автор рассказывает о начале блокады, о ледяной зиме 1941–1942 годов, об эвакуации ленинградцев на Алтай. Повесть эта – не единственное литературное произведение Котовщиковой, в котором можно обнаружить алтайский след. Но сохранились и другие ее творения, с исключительно алтайской «пропиской». Это журналистские работы: в войну Аделаида Александровна была корреспондентом нашей газеты.
Биографическое
Аделаида Котовщикова родилась в апреле 1909 года в селе Троицком Московской губернии. Ее родители работали психиатрами в знаменитой Московской окружной лечебнице. Там не раз бывал Лев Толстой: для него проводили экскурсии по палатам, он общался с больными и… смотрел кино. «Вечером ездил в Троицкое в Окружную больницу душевнобольных на великолепное представление кинематографа. Доктора все очень милы», – писал он Софье Андреевне 21 июня 1910 года.
Отец Адюши – так всегда звали в семье нашу героиню – рано ушел из жизни. Можно лишь догадываться, каково пришлось его вдове с тремя малыми дочерьми... Сначала семья жила в Симферополе, потом перебралась в Ленинград – девочкам нужно было получать образование.
Котовщикова-писатель очень ревностно относилась к иллюстрированию своих книг, и это легко объяснить: по окончании Крымского техникума изобразительных искусств она получила специальность художника-рисовальщика. В 1927-м же, по приезде в Ленинград, поступила на факультет графики Академии художеств – но ушла со второго курса, вероятно, сделав выбор в пользу писательства. В 1935-м она окончила вечерний факультет Литературного института, печататься начала в том же году.
Семья Котовщиковых – Елизавета Ивановна, ее дочери Марианна и Аделаида с детьми пережили страшную первую блокадную зиму. В июле 1942-го они эвакуировались на Алтай. Сначала писательница работала счетоводом на льнозаводе в Старой Барде, затем сестрой-хозяйкой в госпитале № 1514 в Бийске. В «Алтайскую правду» Котовщикова пришла в августе 1943-го.
С некоторых пор меня преследует одна мысль: говорило ли Котовщиковой что-то слово «Барнаул»? Знала ли она, что именно этот город был портом приписки парохода «Инженер-механик Гуллет», построенного по заказу хозяйки Легко-пассажирского пароходства Мельниковой?
Корни и ветви
Будущий основатель судостроения в Западной Сибири Гектор Гуллет сначала работал по найму в екатеринбургской компании, позже стал партнером и совладельцем этого предприятия, а также хозяином производства в Кунгуре. В конце 1850-х Гуллет построил собственный судостроительный завод в Перми, затем в Тюмени.
До великой славы своего детища он не дожил: ушел из жизни в 1866 году. Но сколько же успел сделать инженер, проживший в России всего 26 лет! Ведь перебрался британский подданный на новую родину вместе с женой Елизаветой Эдуардовной в 1840-м...
У четы Гуллет было восемь детей. Одна из дочерей, Аделаида, вышла замуж за купеческого сына Ивана Котовщикова. Все их три дочери – Елизавета, Надежда и Мария – получили медицинское образование, а сын Борис – юридическое.
О Надежде Котовщиковой известно, что она была прекрасным офтальмологом и жила в Торжке. Там же поначалу жил Борис. Он подвергался репрессиям в 1933, 1940 и 1949 годах. Мария и ее муж Петр Архангельский также были репрессированы, их единственная дочь покончила жизнь самоубийством. Надежды не стало в 1937-м, Мария и Борис умерли в Красноярском крае друг за другом: в 1959-м и 1960-м…
Остается удивляться, как удалось уцелеть Адюше в лихую годину: один ее прадедушка был заводчиком, другой – городским головой, дедушка – «тюменским почетным гражданином купеческим 1-й гильдии сыном», другой – священником… Сама же она имя свое получила в честь бабушки – британской подданной.
Что интересно, женщины в роду Котовщиковых всегда сохраняли в браке девичью фамилию. И род не прервался благодаря дочерям Елизаветы Ивановны. Кстати, она была выдающимся психиатром, в Ленинграде долгие годы заведовала образцовым вторым мужским отделением городской психбольницы № 3. В Бийск она эвакуировалась в крайне истощенном состоянии, к дистрофии добавился туберкулез. Марианна Котовщикова вспоминала, что мать «регулярно работать не могла, но не отказывала в консультации психических больных». Ушла из жизни Елизавета Ивановна в 1947-м, похоронена в Бийске.
Будущий доктор медицинских наук Марианна Котовщикова почти шесть лет – с августа 1942 по май 1948 года – работала медсестрой в первой горбольнице Бийска.
Барнаульская страница
Но вернемся к барнаульскому году в жизни писательницы. Полагаю, что первые полгода журналистской работы Котовщиковой были плодотворными благодаря тому, что у руля «АП» стояла тогда замечательная Раиса Хомякова. Но отъезд главреда на освобожденную родную Украину отразился на газете: не один «и. о.» в начале 1944-го руководил «Алтайкой». Статьи Котовщиковой в 1944-м появлялись реже.
Ее материалы выгодно отличались от многих других – стилем, языком, интересом к человеческим судьбам. Полагаю, именно на Алтае во время войны она нашла одну из своих главных тем – тему ребенка, пережившего трагедию и попавшего в детский дом. В нашей газете вышли материалы Котовщиковой, посвященные барнаульскому детдому № 8 и ленинградскому дому малютки. Сотрудниц последнего и питерских малышей она увидела в 1943-м в Петровке. Думаю, ей, блокаднице, землячки рассказали страшное, ведь за год до встречи с Котовщиковой они эвакуировались сначала в Боровлянку… Задавалась ли Аделаида Александровна вопросом, который не дает покоя мне сейчас: зачем нужно было везти малюток так далеко, в Сибирь?
«Анализ творчества»
Какой запомнили Адюшу ее родные и близкие? Племянница Ольга Котовщикова писала: «Она всегда думала не о себе, а о детях – своих и чужих, – и умела довольствоваться малым, очень малым… Она была невероятно добрым человеком». В детдоме города Мышкина писательница познакомилась с девочкой Ниной и потом долгие годы, до самого своего ухода, заботилась о ней, о ее семье. «Она приняла неоценимое участие в моей судьбе… Помогала морально и даже материально в годы моей учебы в институте, потом в первые годы работы в школе. Она была моим советчиком в семейных делах, консультантом в воспитании сыновей», – с глубокой благодарностью вспоминает Котовщикову Нина Колгушкина, заслуженный учитель РФ, директор Музея академика И.И. Срезневского Рязанского государственного университета.
Известно, что писателя нужно искать в его книгах… Признаюсь, я залпом прочитала все произведения Адюши, которые смогла найти. Поначалу откладывала, как мне казалось, откровенно «малышовые» творения. Но и в литературе для дошкольников я нашла то же, что и в остальных произведениях теперь уже любимого автора: мудрость, глубину, честность перед читателем и замечательный русский язык. Она никоим образом не приукрашивала действительность, не лакировала ее, не избегала трудных тем.
Так, у Котовщиковой в одном из произведений появляется мать с – как сейчас бы сказали – пониженной социальной ответственностью («Федька Богдан»). В другой повести мальчик вспоминает об отце, который «уехал и забыл вернуться» («Коля и перочинный ножик»). Да, в моем детстве я не читала книг, в которых взрослые бы обижали, били детей, даже умышленно теряли их («Кто моя мама?»). И дети в книгах Котовщиковой такие же, как в жизни: есть среди них не только будущие герои, но и те, что растут ловкачами, приспособленцами, лизоблюдами. Писатель от лица своих героев говорит: детские проблемы ничем не меньше проблем взрослых, они так же сложны, но на другом уровне.
Книги Котовщиковой не ввергают в пучины пессимизма и мизантропии, наоборот, они действуют как антидепрессанты, ведь на помощь детям обязательно приходят и маленькие, и взрослые друзья.
Есть у Котовщиковой рассказ «В степи». Он – о двух девочках, заблудившихся в горячем, палящем крымском безмолвии. И одна героиня спасает другую…
Наташа
Согласитесь, фамилию Котовщикова редкой никак не назовешь. Конечно же, несколько лет назад я задумывалась: «А вдруг?..» Это самое «вдруг» пыталось связать писательницу Котовщикову с трагически погибшей в 1929-м руководительницей ямальской экспедиции Натальей Котовщиковой. Сначала они никак «не соединялись», потом я увидела общее… А не так давно я нашла документальное расследование дочери участника той экспедиции, Татьяны Ратнер-Сотниковой. В своем материале она приводит письма, которые невозможно читать без внутренней дрожи, – речь о посланиях матери Наташи, Елизаветы Ивановны Котовщиковой…
* * *
Есть две фотографии из первой экспедиции, 1926 года, в которой работала студентка-антрополог Наташа Котовщикова. На снимках изображены она, Валерий Чернецов (он, как и Константин Ратнер, выжил во второй экспедиции) и Владимир Евладов – более опытный старший товарищ. Эти снимки наверняка сделаны с разницей в несколько минут, и они явно постановочные: мужчины замерли на каждом в одной позе. И только Наташа – разная на этих двух фотографиях. С одной она, держащаяся за огромный якорь, смотрит прямо на нас.
Владимир Евладов встретился с Наташей в 1928-м: он тогда возглавлял экспедицию, организованную Уральским комитетом Севера, – она пересеклась с группой Котовщиковой, Чернецова и Ратнера. Ужаснувшись отвратительной организации их экспедиции, Евладов постарался снабдить студентов пропитанием и теплой одеждой, дал проводника… Об этом он писал в своих дневниках. Но кто знает, может, Владимир Петрович что-то еще рассказывал о Наташе, о ее экспедиции сыну Борису? Почему я вспомнила Бориса Евладова? Представьте себе – это еще одно совпадение в нашей истории! – он тоже работал журналистом в «Алтайской правде», уже после войны.
...Аделаида Котовщикова как-то рассказала Вениамину Каверину о Наташе. Он же признался коллеге, что именно история гибели дурно подготовленной ямальской экспедиции породила замысел его «Двух капитанов». Татьяна Ратнер в письме ко мне подтвердила: да, у Каверина даже имена самоедов похожи на реальные, из того трагического 1929-го… «Ямал – это только один из эпизодов, – написала Татьяна Константиновна. – А история замысла в целом связана с трагической гибелью экспедиции Брусилова. Обе истории замечательны, Каверин талантливо использовал исторические события – они очень удачно по времени легли на замыслы Правительства СССР о дальнейшем освоении Арктики и Северного морского пути. С этой же целью и была послана Богоразом плохо подготовленная экспедиция ленинградских студентов, в которой погибла Наташа Котовщикова…»
фото из архива Н. Колгушкиной и семьи Котовщиковых
