Русско-японская война 1904-1905 гг. показала не только то, что российское правительство было абсолютно не готово к защите своих интересов на Дальнем Востоке, но и то, как серьезно относилась к решению своих континентальных проблем Япония...
Восток — дело тонкое
Анализируя печальные для России итоги этой войны, в сентябре 1905 года газета «Нью-Йорк Таймс» писала: «То, что в глазах Запада казалось незначительным, четко распознавалось и глубоко анализировалось государственными мужами в Токио. К концу войны с Китаем они поняли, что российское влияние лишает Японию возможности определять ход событий на континенте, принадлежавший ей по праву победителя. Пока взгляд Запада туманился удовольствием от предложений царя в области международного арбитража и разоружения, от зорких глаз Востока не укрылся тот факт, что Сибирский армейский корпус прошел реорганизацию и был расположен вдоль реки Амур, и что в Китае действовали российские агенты».
Несомненно, российских агентов на территории Манчжурии, Кореи и Китая хватало с избытком. А вот где их по понятным причинам не было, так это непосредственно в Японии. Язык, культура, да и внешность препятствовали проникновению русских агентов в Страну восходящего солнца. Россия же — страна многонациональная и восточными чертами лица здесь мало кого удивишь. Пользуясь этим, японские шпионы задолго до начала военных действий беззастенчиво работали в самом сердце Российской империи.
К примеру, в сентябре 1904 года русская охранка арестовала двух японцев, служивших в коммерческих фирмах Петербурга. Они много лет прожили в России, но при этом оба оказались крупными офицерами японского флота. Эти люди превосходно вжились в русское общество, завязали множество знакомств и связей в торговых кругах, а через их посредство вступили в контакт с личным составом русского флота. Один из этих шпионов, чтобы укрепить свое положение, даже женился на русской девушке, принял православие и добросовестно исполнял все религиозные обряды.
Чтобы раздобыть ценные сведения военного характера, пронырливым агентам вовсе необязательно было вращаться в высших эшелонах русского командования. Написанный в 1905 году А. Куприным рассказ «Штабс-капитан Рыбников» великолепно иллюстрирует работу профессионального японского разведчика: «На улицах, в ресторанах, в театрах, в вагонах конок, на вокзалах появлялся этот маленький, черномазый, хромой офицер, странно болтливый, растрепанный и не особенно трезвый, одетый в общеармейский мундир со сплошь красным воротником — настоящий тип госпитальной, военно-канцелярской или интендантской крысы. Он являлся также по нескольку раз в главный штаб, в комитет о раненых, в полицейские участки, в комендантское управление, в управление казачьих войск и еще в десятки присутственных мест и управлений».
Там японец по крупицам собирал ценнейшие сведения о перемещении русских войск и тут же, посредством телеграфа, доносил их до своего начальства.
Главное — система
Если подобные безобразия творились в столице, то что же тогда происходило непосредственно на театре военных действий? Начиная от Порт-Артура и вплоть до сибирской границы, здесь откровенно хозяйничали японские разведчики.
Сам Порт-Артур задолго до войны кишмя кишел японскими шпионами, выдававшими себя или за китайцев, или маньчжуров. Позднее сами китайцы подтверждали, что, к примеру, каждый десятый кули в Порт-Артуре был переодетым японцем. Также японскими агентами были практически все носильщики Ляошаньской железной дороги.
Где японцы не могли проникнуть сами, там они вербовали себе агентуру среди китайцев. Согласно послевоенным расследованиям практически вся прислуга полков порт-артурского гарнизона, а именно: 1-го Томского, 25-го и 26-го Сибирских стрелковых — была завербована японцами.
Охотнее всего японцы — в том числе и старшие офицеры разведки — поступали на самые тяжелые работы, связанные со строительством русских укреплений. Расположение электросиловых станций и главных линий передачи, телеграфной связи, установка орудий и прожекторов между укрепленными высотами, планы минных полей, преграждающих доступ в порт, — все это становилось известным японскому командованию через неприметных, махающих круглые сутки лопатами, агентов разведки.
Система японского военного шпионажа отличалась педантичностью и четкой организацией. Вдоль всего фронта были созданы бюро, руководимые офицерами разведки, контролировавшими всю службу на отведенных им участках. Офицеры выплачивали агентам жалованье, получали сообщения и готовили сводки для вышестоящих инстанций. Все это с лихвой окупалось. К примеру, о предстоящем рейде кавалерийского корпуса Мищенко на Инкоу и железнодорожные коммуникации японцев ставка фельдмаршала Оямы знала за несколько дней до того, как план был получен частям, которые должны были его осуществить.
Тайники в зубах
В процессе собственно передачи шпионами собранных сведений проявлялась воистину восточная хитрость. Китайские агенты, если не могли выучить наизусть добытую информацию, заплетали тонкие, исписанные иероглифами листки бумаги, в свои косы. Некоторые шпионы имели несколько съемных, полых золотых зубов — своеобразных переносных «почтовых ящиков».
Венесуэльский авантюрист Рафаэль де Ногалес какое-то время служил агентом японской разведки и работал в Порт-Артуре вместе с завербованным японцами китайцем по имени Вау-Лин.
У этого шпиона было несколько полых золотых зубов. «Каждую ночь, — вспоминал Ногалес — Лип вычерчивал при свече на грязном полу нашей комнаты план русских окопов, которые наблюдал в течение дня. После этого он заносил с помощью лупы наши заметки и рисунки на крохотный кусочек чрезвычайно тонкой бумаги, толщиной приблизительно в одну треть папиросной. После прочтения и одобрения мною записанного Лин сворачивал бумажку, вынимал изо рта один из трех или четырех своих золотых зубов, клал туда шарик, заклеивал зуб кусочком воска и вставлял его на место».
Существовали и другие уловки. Иногда японский шпион, работавший под личиной бродячего торговца, носил в своей корзине товары разного цвета — красного, белого, черного и других. Цвета могли условно обозначать какие-либо войсковые соединения, а сам вид товара — соответствовать виду оружия. Например, трубочный табак мог обозначать тяжелые батареи, а папиросы — полевые пушки. Иногда шпион-разносчик «торговал», совершенно невинными предметами, на которых явно читались абсолютно нейтральные иероглифы. Но стоило эти предметы расположить в один ряд, как получалось четкое и обстоятельное донесение.
Отлично налаженный военный шпионаж со стороны Японии и довольно слабое противостояние ему русской контрразведки в совокупности явились пусть не главной, но существенной причиной поражения русской армии в Русско-японской войне 1094-1905 годов.
Константин Федоров
