Ленд-лиз — так называлась своеобразная программа кредитования союзников Соединенными Штатами Америки поставками техники, продуктов питания, оборудования, сырья и прочих материалов. За годы, прошедшие после войны, о ленд-лизе столько написано и сказано, что, казалось бы, добавить что-то уже невозможно. Но есть во всей этой истории несколько таких страниц, которые не стали пока достоянием широкой общественности. Среди них, в частности, — особенности тихоокеанского транзита.
Союзнические ленд-лизовские конвои и гуманитарные грузы в тихоокеанские порты СССР Япония пропускала до мая 1945 г. включительно, когда власти этой страны закрыли его в связи с расторжением советской стороной 5 апреля 1945-го советско-японского договора о нейтралитете от 13 апреля 1941 года. Получается, что, несмотря на протесты Германии и Италии, — союзников Японии по «Антикоминтерновскому пакту» («Тройственному пакту») — по поводу этих перевозок, Токио вел игру против немецких нацистов? Именно такой вывод напрашивается, поскольку в тот период были и другие, ставшие известными позже примеры фактического сближения СССР и Японии.
Скажем, по данным советских источников, доля тихоокеанских перевозок в объеме поставок по ленд-лизу в октябре 1941-го — мае 1945-го была в диапазоне 35-40%, трансперсидского коридора (Ирак—Иран— Азербайджанская/Армянская/Туркменская ССР) — 27-30%, арктических маршрутов в советские северо-западные порты (Мурманск, Молотовск, Архангельск. Кандалакша, Беломорск, Мезень) и сибирско-дальневосточные порты (Тикси, Диксон, Дудинка, Уэлен, Хатанга) — около 25% и 10-12%, соответственно.
Судя по всему, тихоокеанский маршрут в тех поставках был основным. Причем доля советских портов, географически привязанных к японским тихоокеанским проливам (Владивосток, Находка, Николаевск-на-Амуре, Де-Кастри), в тихоокеанском маршруте поставок в СССР стабильно превышала 50%.
Из этих портов грузы железнодорожным транспортом по Транссибу следовали в прифронтовые или тыловые регионы страны. Впрочем, чтобы продемонстрировать «значимость» Японии в данном транзите, японские ВВС и ВМС иногда обстреливали и даже топили суда с грузами для СССР. Но эти эксцессы в Токио официально квалифицировали как случайность, ошибку, непреднамеренность, обвиняя Москву в несвоевременном, якобы, информировании о подходе судов в соседние с Японией советские порты.
Российский исследователь Сергей Разумнов отмечает, что «Тихоокеанский маршрут, обеспечивший около половины поставок по ленд-лизу, был относительно безопасным. С началом в декабре 1941 г. войны на Тихом океане перевозки здесь могли обеспечиваться только советской стороной, а торгово-транспортные суда ходили в обоих направлениях только под советским флагом; в меньшей мере – под флагами нейтральных стран. Все тихоокеанские незамерзающие проливы вблизи СССР контролировались Японией, и советские суда, перевозившие ленд-лиз и грузы из других стран, подвергались принудительному досмотру». Причем грузы, повторим, поступали из стран, воюющих с Германией, Италией и Японией. При этом «морская часть пути от западного побережья США, Канады, от Австралии и Новой Зеландии, - уточняет С. Разумнов, - до дальневосточных портов СССР занимала 18 — 21 сут.».
На приеме в конце февраля 1943 г. в честь правительственной делегации Таиланда, являвшегося союзником Японии в ее военных операциях во французском, британском Индокитае и в британской Малайе, японский министр иностранных дел Масаюки Тани заявил:
«Военный конфликт с СССР не в числе приоритетных задач Японии. Мы удовлетворены договором о нейтралитете с СССР, работой наших концессий на Северном Сахалине (нефтяная, лесная, угольная и рыбопромысловая, действовали с февраля 1926 г. по июнь 1944 г. включительно. – А.Б.), взаимодействием ведомств обеих сторон.
Мы считаем, что США и Англия в связи с их растущими поставками в СССР будут стараться вынудить СССР воевать с Японией. Или даже пойдут на провокации для этого. Но японская сторона постарается, чтобы такого сценария не случилось. А советская сторона тем более не заинтересована в войне с Японией». В контексте такой диспозиции не удивительны филиппики германских генштаба и МИД японским адресатам в декабре 1941-го, январе и августе 1943-го: дескать, союзная рейху Япония ничем не помешала в те периоды отправке с Дальнего Востока и Восточной Сибири крупных советских воинских соединений и боевой техники в районы Москвы, Ростова-на-Дону, Сталинграда и Курской дуги.
Генерал-губернатор Голландской Ост-Индии (регионы будущей Индонезии) Х. ван Моок на совещании союзного командования в Юго-Восточной Азии и на Тихом океане (оно состояло из региональных командующих войсками США, Голландии, Великобритании и ее доминионов - Австралии, Канады и Новой Зеландии) 29 ноября 1942 г. заявил, что «Сталинград вынудит Японию увеличить политическую дистанцию в японско-германском союзе и вскоре перейти к обороне на многих, если не на всех, участках азиатско-тихоокеанского фронта. Во всяком случае в Токио не отвечают на просьбы Берлина о демонстрациях японской военной силы у границ с СССР или с Монголией». Ван Моок оказался провидцем: всё это имело место уже с начала советского контрнаступления под Сталинградом.
Характерно в этой связи и то, что Япония вступила в войну, подчеркнем, не с СССР, а с США и Британским Содружеством 7 декабря 1941-го – именно через считаные дни с начала успешного контрнаступления советских войск под Москвой и Ростовом-на-Дону.
Москва заверила Токио в сохранении двустороннего пакта о нейтралитете, японский же МИД в июле и ноябре 1941 г. в своих обращениях в советский НКИД отмечал, что военный конфликт Японии с СССР и Внешней Монголией (МНР) исключается и что Япония будет и впредь соблюдать договор с СССР о нейтралитете.
Вдобавок ситуация с 1942 года на азиатских фронтах абсолютно исключала войну Японии с СССР. Как отмечает германский историк Бертольд Зеевальд в «Ди Вельт» (Берлин) от 14 октября 2014 года, «факторы, объединявшие Германию, Италию и Японию, были недостаточны, чтобы привести к общему знаменателю их совершенно разные стратегические цели». Причем уже к началу 1940-х «выявилась неспособность Японии вести войну сразу против СССР и армии Чан Кайши, что учитывалось японским генштабом. Его цели были в 1942-м четко ограничены Китаем и Юго-Восточной Азией. Поэтому Япония в апреле 1941 г. заключила с СССР пакт о нейтралитете и соблюдала его. О том, что она будет соблюдать его и в случае нападения Гитлера на СССР, говорилось, в частности, в донесениях из Токио советского агента Р. Зорге».
И еще 13 марта 1942 года, то есть задолго до Сталинградского сражения, власти Японии, напоминает Б. Зеевальд, «решили отказаться от дальнейших крупных наступательных действий, чтобы выстоять в изнурительной войне против США, Великобритании и Китая. Потому и сохранялся пакт с СССР».
А «вскоре после поражения от американского ВМФ у острова Мидуэй в июне 1942 года, когда Япония потеряла 4 крупных авианосца, ее командование фактически отказалось от стратегического альянса с Германией, на который в Берлине возлагали большие надежды».
Кстати, Япония не в официальной форме, а посредством местных СМИ выражала озабоченность решением рейха начать войну с СССР. Отмечались при этом не только необъятные географические просторы «даже европейской части России, неподъёмные для оккупации», но и сильная централизованная власть в СССР, «способная соорганизовать в короткий срок экономику и войска для успешного сопротивления». В связи с чем многие исследователи отмечают, что в Японии стремились вовлечь СССР в свои планы по удалению европейского и американского колониализма из Азии и не допустить усиления гоминьдановского Китая (воевавшего с Японией, напомним, с июля 1937 г.), фактически претендовавшего на господство в Восточной и Юго-Восточной Азии.
Причем, как отмечает французский политолог Анри Клэрман, «Москва, казалось, соглашалась с этими планами, признав де-факто в марте 1935 г. и де-юре в апреле 1941-го марионеточное прояпонское государство Маньчжоу-Го в северо-восточном Китае (дипотношения Москва разорвала 8 августа 1945 г. в день объявления СССР войны Японии. – А.Б.), созданное в 1932 г. вскоре после оккупации Японией китайской Маньчжурии». И далеко не случайно, что одновременно с советско-японским пактом о нейтралитете была подписана декларация «О взаимном уважении территориальной целостности и неприкосновенности границ Монгольской Народной Республики и Маньчжоу-Го».
Но с 22 июня 1941 года японские планы были обречены, так как в советском руководстве считали, что нацистское нападение на СССР произошло по согласованию с Токио и нацелено на втягивание Японии в войну. Хотя японцы, повторим, демонстрировали обратное, судя, прежде всего, по высокой доле союзнических конвоев в соседние с Японией советские порты.
Что же касается вышеупомянутых северосахалинских концессий Японии, то ее правительство 19 июня 1943 г. в своей ноте Совнаркому инициировало их ликвидацию. Из-за опасений, что под давлением США СССР может военным путем захватить эти концессии и, таким образом, спровоцировать войну Японии с СССР, что, как уже отмечалось, не входило в планы Токио.
30 марта 1944 года в Москве был подписан протокол, по которому японские концессии передавались в советскую собственность. В порядке компенсации СССР обязался выплатить Японии 5 млн руб. и продавать Японии по 50 тыс. тонн сырой нефти с северосахалинских скважин в течение пяти лет «...по окончании настоящей войны». Но эти поставки не состоялись.
Относительно же компенсационных платежей, то они, согласно ряду японских, американских и тайваньских источников, состоялись в 1955-1958 гг. Кроме того, те же источники сообщали о поставках с Северного Сахалина по 20— 35 тыс. тонн нефти в Японию в те же годы и в конце 1960-х. Причем то и другое — без афиширования обеими сторонами.
Таким образом, в 1941-1944 гг. далеко не всё было просто в японской политике в отношении СССР, как и в политике Москвы в отношении Японии. Да и в самом блоке Германия—Италия—Япония — тоже.
При этом японская политика в отношении союзнических конвоев никак не способствовала военным успехам рейха в войне против СССР.
Алексей Балиев
