Война, голод и революция в истории не раз шли рука об руку. 1917 год не исключение. Важнейшим событием стала Конференция союзников в Петрограде, начавшаяся 19 января, а закончившаяся уже в середине февраля. Ждали ее с нетерпением. Претензий к союзникам хватало, понимание, что война главным образом и провоцирует революцию, было у всех. А вот как ее выиграть или хотя бы как из нее без политических потерь выйти, не знал в России никто. Даже те, кого называли тогда "пораженцами". Ленинский "мирный план" предлагал поменять лишь вектор обстрела: перевести империалистическую войну в войну революционную. Причем не только в России. А уж потом победивший мировой пролетариат между собой договорится. Позже большевики существенно откорректировали свою позицию, но в начале 1917 года идея была такой. Иначе говоря, мирных инициатив от конференции не ждали, но получить ответ на вопрос, как можно быстрее завершить вселенскую бойню, все же надеялись.
Делегации союзников (Великобритания, Франция и Италия) добирались в Петроград кружным путем через Романов-на-Мурмане. Прибыли 16-го, день отдыхали, а 18-го в Александровском зале Царского села их принял Николай II. Делегации были солидными, в каждую, помимо крупных политиков и военных, входили и разведчики. Едва ли не главной задачей союзников было оценить положение дел в России, риск революции, а если она все же произойдет, то как это отразиться на их интересах.
Николай II, принимая членов делегаций, был вежлив, но насторожен. Как вспоминает глава английской делегации лорд Альфред Милнер:
"ИМПЕРАТОР И ИМПЕРАТРИЦА, ХОТЯ ДЕРЖАЛИСЬ ОЧЕНЬ ЛЮБЕЗНО, НО СОВЕРШЕННО ОТЧЕТЛИВО ДАЛИ ПОНЯТЬ, ЧТО НЕ ПОТЕРПЯТ НИКАКОГО ОБСУЖДЕНИЯ РОССИЙСКОЙ ВНУТРЕННЕЙ ПОЛИТИКИ". ПОНЯВ ЭТО, АНГЛИЧАНЕ АКТИВИЗИРОВАЛИ КОНСУЛЬТАЦИИ С ОППОЗИЦИЕЙ.
Георгий Евгеньевич Львов, министр-председатель и министр внутренних дел Временного правительства, Петроград. 1917 © РИА Новости
Одну из встреч лорд провел с будущим первым главой Временного правительства, а тогда главным земцем России, князем Георгием Львовым. Основной смысл документа, который князь вручил англичанину, сводился к тому, что, если император не проведет конституционной реформы, революция неизбежна. Львов указывал даже время революции — через три недели. Этот срок связывался с началом первой думской сессии – 14 февраля. Правда, под революцией князь подразумевал не столько народное восстание, сколько дворцовый переворот. Все остальные встречи с думцами свидетельствовали о том же. То же впечатление и у французов. Как заявили им кадеты Милюков и Маклаков: "Мы истощили свое терпение".
ПОБЫВАЛИ СОЮЗНИКИ И НА ФРОНТЕ, ГДЕ БОЛЬШЕ ВСЕГО НА НИХ ПРОИЗВЕЛ ВПЕЧАТЛЕНИЕ ВОПРОС РУССКОГО СОЛДАТА: "ПРИХОДИЛОСЬ ЛИ АНГЛИЧАНАМ РАЗРЫВАТЬ КОЛЮЧУЮ ПРОВОЛОКУ ГОЛЫМИ РУКАМИ?"
Вывод был сделан однозначный: Россия на пороге революции, однако, скорее всего, она произойдет все же после окончания войны. Прогноз оказался ошибочным, поэтому после февральских событий тогдашний английский премьер Ллойд Джордж высказал в адрес своей делегации немало нелицеприятных слов, самое мягкое из которых — "слепцы".
Британский государственный деятель, премьер-министр Великобритании в 1916-1922 годах Дэвид Ллойд-Джордж © Library Of Congress
Собственный вывод премьера отражен в его мемуарах: "Союзные делегации только теперь впервые вполне уяснили себе, насколько эгоизм и глупость военного руководства Франции и Англии, настаивавшего на сосредоточении всех усилий на западном фронте, и вытекающее отсюда пренебрежение к затруднениям и лишениям восточного союзника способствовали тому хаосу и разрухе, которые вскоре вызвали окончательный крах России". Вывод верный, но запоздалый.
ВПРОЧЕМ, ГОЛОД БЫЛ ДЛЯ ВЛАСТИ НЕ МЕНЕЕ ОПАСЕН, ЧЕМ ВОЙНА.
Будущий первый нарком труда Александр Шляпников, один из немногих крупных большевиков, который в это время находился в Петрограде, вспоминал: "В последние месяцы перед Февральской революцией продовольственный кризис добрался до самой северной столицы. Со столичного рынка и из богатейших магазинов исчезал один продукт за другим. Население некоторое время питалось своими запасами и сокращало потребление хлеба, заменяя его другими видами продуктов. У рабочего же населения эти запасы были чрезвычайно скромны, и семьи пролетариев особенно тяжело переносили этот кризис".
Преувеличений здесь нет. Существует, правда, версия, что нехватка хлеба в Петрограде была результатом заговора, а на самом деле муки хватало. Говорили даже о германской агентуре. Версия, однако, не очень убедительна. Даже если где-то действительно со злым умыслом и притормаживали поставки муки, на фоне общей нехватки продовольствия и растущего недовольства населения решающего значения это уже не имело.
Жители Петрограда стоят в очереди у продовольственного магазина во время февральской буржуазно-демократической революции. 1917 год © РИА Новости
Да и не только в Питере дело. Уже осенью 1916 года повышение хлебных цен породило волну голодных бунтов и забастовок в ряде промышленных районов. В полицейских докладах отмечается, что "озлобление масс" вызвано "растущей дороговизной" продуктов питания. Там же зафиксирован очень тревожный для верхов феномен: традиционно самая надежная опора власти — казаки — начали отказываться стрелять в народ. Зафиксировала полиция и то, что уровень недовольства властью в Петрограде и Москве значительно превышает уровень 1905 года.
Наконец к вышедшим на улицу рабочим Выборгского района Петрограда стали присоединяться солдаты. Среди арестованных, наряду с рабочими и их женами, на этот раз оказалось 130 (!) солдат. Впрочем, это были еще безоружные люди. Однако до появления в Петрограде "человека с ружьем" оставалось уже совсем немного времени. Тем более, к моменту февральской революции на фронте не везде хватало даже сухарей.
В ДЕКАБРЕ 1916 ГОДА СОСТОЯЛОСЬ СОВЕЩАНИЕ В СТАВКЕ. "НА ЭТОМ СОВЕЩАНИИ ВЫЯСНИЛОСЬ, ЧТО ДЕЛО ПРОДОВОЛЬСТВИЯ ВОЙСК В БУДУЩЕМ ДОЛЖНО ЗНАЧИТЕЛЬНО УХУДШИТЬСЯ, — ВСПОМИНАЛ АЛЕКСЕЙ БРУСИЛОВ. — НАМ НЕ ОБЪЯСНЯЛИ ПРИЧИН РАССТРОЙСТВА НАРОДНОГО ХОЗЯЙСТВА, НО НАМ ГОВОРИЛИ, ЧТО ЭТОМУ БЕДСТВЕННОМУ ПОЛОЖЕНИЮ ПОМОЧЬ НЕЛЬЗЯ".
Причин, почему не хватало продовольствия, немало. Отчасти кризис являлся следствием неэффективной работы правительства: критика оппозиции действительно была справедливой. И все же главные беды — это сама война, которая отобрала у села огромное число работников, и транспортная проблема. Если в начале войны железнодорожный транспорт со своими задачами еще справлялся, то к 1917 году, потеряв немалую часть паровозов и вагонов, он уже был не в состоянии обеспечить доставку всего необходимого ни на фронт, ни в западные губернии.
В провинции дела шли чуть лучше, но и там было уже горячо. Из воспоминаний очевидца о положении в Ново-Николаевске (ныне Новосибирск): "Война существенно ухудшила положение… обнищание народа, убыль мужского населения, переполненность и стесненность жилья обострила социальную напряженность в городе. Кто, как и кому объявил войну, уже давно забылось". В полицейских докладах из провинции все чаще стали появляться сведения о погромах продуктовых лавок.
Солдаты с революционным лозунгом в февральские дни 1917 года в городе Николаевске © РИА Новости
Люди, столь долго мечтавшие о революции в России или, наоборот, страшно боявшиеся взрыва, тем не менее ее приход прозевали. В советские времена (как пример вопиющей недальновидности) у нас любили цитировать императрицу Александру Федоровну, которая в канун революции телеграфировала государю: "Это хулиганское движение, мальчишки и девчонки бегают и кричат, что у них нет хлеба". Но предпочитали не вспоминать, что в тот же самый день большевик Шляпников, который своими глазами наблюдал, что творилось улицах, не веря в падение царизма, утверждал примерно то же:
"КАКАЯ ТАМ РЕВОЛЮЦИЯ! ДАДУТ РАБОЧИМ ПО ФУНТУ ХЛЕБА И ДВИЖЕНИЕ УЛЯЖЕТСЯ".
Старый эсер-боевик Мстиславский-Масловский пишет, что "долгожданная, желанная" революция застала многих профессиональных революционеров, "как евангельских неразумных дев, спящими". (Эсер вспоминает притчу в Евангелии от Матфея.) Даже Ленин, отслеживавший положение в России день за днем, в январе 1917 года горько жаловался в Цюрихе: "Мы, старики, может быть, не доживем до решающих битв этой грядущей революции". Автор известных "Записок о революции" Николай Суханов замечает: "Ни одна партия не готовилась к великому перевороту. Все мечтали, раздумывали, предчувствовали, "ощущали".
"Ощущали", но не более того. То есть революция, о которой было сказано и написано немыслимое количество слов, все равно застигла всех врасплох.
