Русские Вести

«Вадим Рощин» из Генерального штаба РККА


О герое и прототипе

Человек, о котором пойдёт речь в данной статье, с одной стороны, неизвестен широкому кругу читателей, с другой же – его литературный прототип, напротив, знаком им очень хорошо; во всяком случае, рождённым в СССР и воспитанным на советской литературе и кинематографе.

Речь о капитане Императорской армии и генерал-лейтенанте РККА Евгении Александровиче Шиловском, который стал прототипом Вадима Рощина в трилогии «Хождения по мукам» Алексея Толстого и был блестяще сыгран Михаилом Ножкиным. Выбор писателя нельзя назвать случайным – Шиловский после вступления во второй брак приходился «красному графу» зятем, и они подолгу беседовали о событиях Гражданской войны.

Вообще тема семьи Евгения Александровича сама по себе нетривиальная. Ибо его первая жена, Елена Сергеевна, впоследствии стала супругой Михаила Булгакова и прототипом Маргариты. Однако перипетии непростой и в чём-то даже трагической личной жизни генерала выходят за рамки заданной темы.

Офицеры на перепутье

Итак, Евгений Александрович родился 3 декабря 1889 года на Тамбовщине, в деревне Савинки. Дворянин, больше того: в семье бытовало предание о княжеском титуле её далёких предков. Видимо, это и предопределило выбор профессии: служение Отечеству. Хотя со времён печально известного Манифеста Петра III, подтверждённого Жалованной грамотой Екатерины II, дворянство имело право не служить, постепенно вырождаясь в персонажей, гениально показанных в «Мёртвых душах» Николаем Васильевичем Гоголем.

Однако род Шиловских не вписывался в подобную картину, ибо исстари нёс ратную службу. Так, предки будущего генерала служили окольничими ещё великим князьям рязанским. А их усадьба, по мнению ряда исследователей, в своё время дала название городу Шилово – ныне райцентру Рязанской области.

Отец будущего генерала, много лет трудившийся непременным членом по землеустройству Лебедянской Земской управы, слыл на всю губернию садоводом. Важный штрих к его портрету: когда после революции Александр Иванович был арестован, за него пришли просить крестьяне – редкий случай. Отпустили. Умер он в 1930 году, что разрушает байку о том, будто бы всех помещиков бросали в тюрьмы, высылали за границу или отправляли в ГУЛАГ. Маму звали Поликсена Степановна. Дожила она до 1941 года.

Семья была многодетной и небогатой; во всяком случае, во 2-м кадетском корпусе Евгений учился за казённый счёт. Собственно, открытый в 1849 году распоряжением Николая I и носивший его имя корпус и задумывался как учебное заведение для бедных дворян. После корпуса Шиловский поступил в Константиновское артиллерийское училище, окончив его по первому разряду.

Дальше молодой офицер оказался на перепутье: служба в строю или следование по военно-научной стезе с последующим преподаванием в военных учебных заведениях? Судя по всему – да, собственно, об этом свидетельствует дальнейшая жизнь Евгения – душа лежала ко второму. И через три года после училища он поступил в Николаевскую академию Генерального штаба. На самом деле вполне естественный выбор.

Что же представляла собой Николаевская академия накануне трагических событий, похоронивших Российскую империю?

Если в двух словах, то, как пишет ведущий специалист по военной элите РККА периода Гражданской войны, равно как и 1920-1930-х годов, Андрей Ганин:

«Годы учебы являлись серьезным испытанием для слушателей академии, учебный курс которой был достаточно труден, а программа перегружена. Однако это, на наш взгляд, являлось достаточно оправданным. Ведь от полученных слушателями навыков, зависели жизни и исход боевых действий.»

Но коррективы в планы Шиловского внесла Первая мировая. В чине подпоручика лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, входившей в состав 1-й гвардейской дивизии, он отправляется на фронт. Примечательно, что возглавлявший дивизию генерал-лейтенант Владимир Аполлонович Олохов в 1918 году добровольно вступил в РККА, а подчинённый ему комбриг генерал-майор – на 1914-й – Леопольд Фридрихович Бринкен дрался на стороне белых. И таких примеров – пруд пруди.

Евгений принимал непосредственное участие в боях. Опять же, несколько забегая вперёд, замечу, что он не оставил воспоминаний – на них в его плотном графике попросту не оставалось времени. Но офицер вёл подробный дневник, на страницах которого критиковал вышестоящее начальство за чрезмерные потери и подчас неграмотное проведение операций. О том же, как сражался Шиловский, свидетельствует Георгиевское оружие, которого он был удостоен за бои под Ломжей. В ходе них, к слову, в плен попал поручик Михаил Тухачевский.

Об ожесточённости тех боёв предельно лаконично и точно высказался один из будущих лидеров российской контрреволюции и в ещё более далёком будущем фашистский прихвостень генерал-майор Петр Краснов:

«Шли страшные бои под Ломжей. Гвардейская пехота сгорала в них, как сгорает солома, охапками бросаемая в костер.»

Приведённая цитата подтверждает обоснованность критики Шиловским действий командования.

По долинам и по взгорьям

Далее Евгения Александровича ждала служба на штабных должностях: соответственно обер-офицера для поручений 36-го армейского корпуса и старшего адъютанта 43-й пехотной дивизии. В 1915 году он вновь вернулся в академию: видимо, в высших военных кругах осознали явный дефицит подготовленных начальников от командарма и выше, ибо подготовка офицеров тактического звена стояла в императорской армии на высоком уровне. Вот их-то, видимо, и хотели продвинуть.

Академию Евгений Александрович закончил в 1917 году. После Февральской революции, в условиях развала армии, Шиловский служил помощником старшего адъютанта отделения генерал-квартирмейстера штаба 11-й армии генерал-лейтенанта Михаила Промтова – позже участника Белого движения. После Октября – демобилизация, ну а далее выбор – не только карьеры, но и судьбы; выбор, который встал перед десятками тысяч русских офицеров. Никто из них не догадывался, что оный кого-то приведёт на чуждые им улицы Парижа и других иностранных городов, заставит, дабы прокормить семью, в лучшем случае таксовать.

Ну а кто-то по разным совершенно мотивам останется на Родине, разделив с ней и радости, и беды, и славу сокрушителей фашизма. Именно к такой категории русского офицерства и относится Шиловский: в августе 1918 года он, по его собственным словам, добровольно вступил в Красную армию – в непростое время, когда на счету Советской Республики было больше военных поражений, нежели побед. И многие, что внутри России, что за её пределами, не были уверены в способности большевиков выиграть Гражданскую войну. Да они бы и не выиграли, если бы не подобные Евгению Александровичу военспецы.

Видимо, в военных кругах Шиловский стяжал определённую известность, во всяком случае, по рекомендации бывшего полковника Николая Соллогуба Евгений был переведён в Москву, оттуда его путь лежал на Украину, где он занимал должность начальника Полевого штаба народного комиссариата по военным делам Украины. С кем ему только не приходилось сражаться: и с петлюровцами, и с различными, наводнившими степи бандами, и с деникинцами.

Но что более важно: Шиловский занимался строительством регулярной Красной армии на Украине. При этом его противники так, по сути, и не вышли за рамки добровольчества, о чём позже с горечью писал один из лучших военачальников Вооруженных сил Юга России генерал-майор Борис Штейфон.

После расформирования Полевого штаба Евгений Александрович был отозван в Москву и в октябре 1919 года получил назначение в штаб 16-й армии Западного фронта, которую вскоре упомянутый выше Соллогуб и возглавил. Впрочем, не всё складывалось гладко во взаимоотношениях Шиловского с новой властью: в августе 1919-го он был арестован ВЧК. Обвинение: связь со Всероссийским национальным центром. Существовала такая подпольная организация. Одним из её руководителей был известный деятель кадетской партии Николай Астров – сподвижник тяготевшего к либерализму генерал-лейтенанта Антона Деникина и член созданного в возглавляемых им Вооруженных силах Юга России Особого совещания.

Трудно сказать, насколько в тот период разделял – и разделял ли вообще – Шиловский буржуазно-либеральные взгляды. Думаю, ответ здесь скорее отрицательный. Ибо в дальнейшем он показал себя всецело преданным военной науке человеком, который вряд ли стал бы тратить драгоценное время на поддержку и изучение соответствующих идей, к тому же в глазах немалой части офицерства ассоциировавшихся с непопулярным в их среде Временным правительством. Словом, я считаю, что ВЧК арестовала Шиловского либо по надуманному предлогу, либо ошиблась, либо просто перестраховывалась.

Надо также понимать: в августе 1919-го армии Деникина наступали на Москву и добились серьёзных успехов, поэтому вопрос о выявлении и ликвидации контрреволюционного подполья стоял для ВЧК на повестке дня под номером один. Быть может, и после освобождения большевики не в полной мере доверяли Евгению Александровичу: обратите внимание, что он получил назначение на сравнительно спокойный в тот период Западный фронт, тогда как именно в октябре развернулось встречное сражение между красным Южным фронтом, с одной стороны, и Добровольческой, и Донской белыми армиями – с другой. И чаша весов колебалась. Соответственно, пребывание там талантливого генштабиста видится более уместным.

Но тут есть ещё один момент – правда, я не берусь утверждать, что он связан с арестом Евгения. Его младший брат Михаил жил в Лебедянском, который оказался в зоне действий 4-го Донского корпуса генерал-лейтенанта Константина Мамонтова, осуществлявшего в августе 1919-го свой знаменитый рейд. И Михаил то ли был уведён казаками насильно, то ли ушёл с ними добровольно – сейчас невозможно ответить на этот вопрос со стопроцентной точностью. О дальнейшей судьбе его ничего не известно.

Кто его знает: может, исчезновение Михаила во время мамонтовского рейда дало чекистам повод подозревать его брата, красного командира, в сочувствии белым, и они опасались его возможной конспиративной связи с деникинцами. Да и случаи перехода военспецов на сторону противника, увы, не были единичны.

Мыслители и стратеги

Но, сочувствуя Михаилу, можно только порадоваться за Евгения, жизнь и военный талант которого, без преувеличения, были необходимы молодой тогда Красной армии. После освобождения под подозрением он если и оставался, то недолго – и началось, как принято говорить, стремительное его восхождение по служебной лестнице: в апреле он принимает командование над ставшей ему родной 16-й армией, при этом стоит заметить, что несмотря на существенный опыт штабной работы, Шиловский, до этого никогда не командовавший даже батальоном, справился, обретая опыт в боях с польскими войсками и бандами Станислава Булак-Булаховича.

После расформирования 16-й армии, в 1922-м, Евгений Александрович в основном на преподавательской работе, совмещая оную с военно-научной деятельностью; благо и материала, и пищи для размышлений хватало – за каких-то семь лет Россия пережила три войны: Первую мировую, Гражданскую и Польскую.

Евгений Александрович пишет работу, посвящённую операциям 16-й армии против польских войск, а в 1930-е годы читает в стенах академии лекции по оперативному искусству. Мне представляется важным его анализ боевых действий именно с регулярной польской армией. Ибо изучение Гражданской войны – где линия фронта носила весьма условный характер, где оказалась высока роль терявшей своё значение в XX веке конницы, где происходило увлечение партизанщиной – могло у исследователя сформировать не совсем верные представления о характере боевых действий будущего.

А вообще, то было насыщенное в военной среде время. Именно на рубеже 1920-1930-х годов Константин Калиновский и Владимир Триандафилов работают над созданием бронетанковых войск, много размышляя об их роли в современной войне; один из творцов теории глубокой операции Георгий Иссерсон пишет свой труд «Эволюция оперативного искусства». Он также преподавал в академии. И позже один из известных генштабистов Великой Отечественной генерал армии Сергей Штеменко вспоминал:

«Особой любовью слушателей пользовались Шиловский, Иссерсон, Медиков. Слушать их лекции, блестящие по форме и отличавшиеся глубоким идейным и научным содержанием, было для нас истинным наслаждением.»

И если с Иссерсоном Шиловский преподавал в стенах академии, то с Триандафиловым служил в одном Московском военном округе, будучи с 1928 по 1931 год его начальником штаба, а Владимир Кириакович – комкором.

Модернизация РККА, развитие современных видов вооружений поставили на повестку дня вопрос о совершенствовании оперативных методов ведения войны, о новых формах взаимодействия на поле боя бронетанковых войск и стрелковых соединений. Откликом на поставленную проблему стала работа Шиловского «Операция», опубликованная буквально накануне Второй мировой – в 1938 году.

Заслуги Евгения Александровича в деле военного строительства были по достоинству оценены и в 1940-м: ему присваивается воинское звание генерал-лейтенант. В августе 1941 года Шиловский возглавил Академию Генерального штаба и в октябре получил задачу: оперативно подготовить и провести эвакуацию академии в Уфу, перестроив учебную программу, заточенную на ускоренный выпуск командиров. Причём выпускники должны были понимать, что представляют собой новые формы войны, демонстрируемые вермахтом.

Шиловский напряжённо работает над обобщением данного опыта, неоднократно выезжает на фронт. Неудивительно, что именно из-под его пера вышел первый в СССР труд, посвящённый битве под Москвой. Не стоит думать, что его работа носила исключительно кабинетный характер. География посещённых им фронтов впечатляет: Западный, Брянский, Центральный, Прибалтийский.

После войны Евгений Александрович продолжал преподавать и работать над обобщением опыта Великой Отечественной. Он умер, будучи начальником кафедры в Академии Генштаба, в своём служебном кабинете 27 мая 1952 года.

И в завершение: если у соотечественников упоминание Красной армии будет ассоциироваться в первую очередь с такими, как Шиловский, а не Тухачевский, то это станет зримым свидетельством правильных акцентов в нашей исторической памяти.

Ходаков Игорь

Источник: topwar.ru