Как-то я писал для одной газеты о сельском предпринимателе Александре Стрельникове. У него небольшой семейный бизнес – станция техобслуживания автомобилей. Собирая материал, поинтересовался у клиентов Александра, как они оценивает качество оказываемых услуг. «У немца все по-честному, – сказал один мужичок, – я только у него ремонтирую машину, потому что цена соответствует качеству и отношение к людям уважительное». Так я узнал, что у Александра немецкие корни. Папа у него русский, а мама – поволжская немка. В семейном деле она отвечает за бухгалтерию. Позже разговорился с Еленой Арнольдовной, и она поведала мне историю своей семьи. Историю печальную, но очень типичную для переселенцев.
Девичья фамилия Елены Арнольдовны – Шайер, а по материнской линии она – Фрик. Так сложилось, что о Фриках ей известно больше. Может, потому что это была весьма известная семья.
У меня до сих пор в компьютере хранится фотография, сделанная в начале 20-х годов прошлого века. Это семья Иогана (Ивана) Фрика, прадеда Елены Арнольдовны, со своим семейством. Какие костюмчики и платьица у детей, сколько достоинства в облике главы семейства! Сразу видно, что это семья не бедная.
– Я, к сожалению, не знаю всех, – рассказывала Елена Арнольдовна. – Второй слева – это мой прадед Иоган Фрик. Четвертый слева – его сын и мой дед Виктор Иванович Фрик. Справа сидит прабабушка Мария Фрик. Рядом с ней стоит моя двоюродная бабушка – Берта Ивановна. Фрики жили в Саратове. А приехали в Россию, видимо, во времена Екатерины.
Иоган был владельцем кожевенного завода. У семьи было пять домов. В одном жили сами, остальные сдавали внаем. По меркам товарищей, сделавших революцию – типичные буржуи. Но как фабрикант прадед не вписывался в большевистские шаблоны. У бабушки Берты сохранилось множество подарков, которые преподносили семье хозяина рабочие. По ее воспоминаниям, делалось это от чистого сердца. Трудно представить, чтобы кровопийце-эксплуататору дарили бы подарки на Рождество. К сожалению, все реликвии рода сгорели во время войны в Грозном, где жила Берта Ивановна.
По каким-то причинам семью долго не трогали. Иоган по этому поводу говорил, что ему и нечего бояться, так как ничего предосудительного и незаконного он не делал. Но тучи сгущались.
Однажды кто-то из рабочих, уважительно относившихся к хозяину, предупредил, что в ближайшее время за ним придут. Он советовал срочно выехать куда-нибудь подальше, например, на Кавказ, обещая содействие. Иоган так и сделал.
Ехали по ночам несколько недель, пока не добрались до города Георгиевска, где уже осели их сваты – Тынгес. Но прожили несколько месяцев, не успев еще толком обосноваться на новом месте, как за ними пришли. Всех мужчин семейства Фриков арестовали, не тронули почему-то никого из Тынгесов. Прадед Иоган и дед Виктор получили по десять лет без права переписки и были сосланы на Колыму.
Прадед не выдержал жутких условий и умер через год, а вот Виктор Иванович испил судьбу «врага народа» до конца, отбыв весь срок, и был отправлен на поселение под сибирский город Канск. В лагерях выжил, возможно, благодаря знанию немецкого языка, его часто привлекали переводить письма заключенных немцев, которых в отряде было много. Дед переводил, как считал нужным, чтоб не навредить товарищам. Эта работа давала лишний кусок хлеба, может, потому и выжил.
А Шайеры, отцовская линия родословной Елены Арнольдовны, жили на западе Украины. Они были крестьянами, но зажиточными. Когда началась война, немцев по рождению как «ненадежный элемент», отправили с другими беженцами вглубь страны. Вместе со всеми шел и маленький Арнольд, будущий отец Елены.
Из рассказов старших у Елены Арнольдовны осталось в памяти, что некоторые люди, узнавая, что через их села идут немцы, плевали им в сторону. Но они не держали ни на кого зла, понимая, что каждому не объяснишь, что их вина только в том, что родились немцами. Большинство же простых людей относилось к ним по-человечески.
А сами Шайеры, как и Фрики, ни тогда, ни тем более впоследствии никогда не бросили камня обиды в русских. Они несли свой немецкий крест на русскую Голгофу достойно, не отделяя свои беды от страданий русских соотечественников.
В конце концов, обе семьи оказались в Караганде, где давали стране угля. Там Тамара Викторовна Фрик познакомилась с Арнольдом Эртмановичем Шайером. От этого брака родилось четверо детей. Среди них и Елена Арнольдовна.
После реабилитации, которая случилась в конце 50-х годов в хрущевскую оттепель, многие из Шайеров и Фриков переехали в город Грозный, где тогда развивалась нефтеперерабатывающая промышленность, а среди реабилитированных чеченцев и ингушей специалистов в этой отрасли не было. Грозный был большим интернационалом, плавильным котлом, где формировалась та самая новая общность людей – советский народ.
Елена Арнольдовна хорошо помнит то время. Папа был ударником коммунистического труда. Мама работала водителем трамвая. Дважды награждалась орденами Трудовой Славы. Когда ее представили к третьему ордену, это соответствовало званию Героя Социалистического Труда, тут какой-то бдительный чиновник досмотрелся, что биография «подмоченная»: немка с сомнительным прошлым, дочь осужденного. Решили к ордену не представлять, а ограничиться «Жигулями» без очереди.
Так была ли та общность, советский народ? Конечно, была. Но как многое в советский период, понятие это было мифологизировано, идеологически гипертрофировано, оттого и отрезвление было горьким. Дружба народов в 90-е годы как-то быстро рухнула. И русские, и немцы вмиг стали чужаками, иноверцами. Семье вновь пришлось искать убежище. Так родители и дочь Елены Арнольдовны оказались в Германии, а она осталась в России в селе Донском, где еще в советские времена вышла замуж.
– Родители уехали больше из-за того, что папа серьезно заболел и в России ему не давали гарантий на выздоровление, – рассказывает Елена Арнольдовна. – И правда, немецкие врачи вылечили его, а мама нашла упокоение на земле предков. Не так давно ушел из жизни и папа. Дочь Наташа неплохо устроилась в Германии, она действительно себя больше немкой ощущает. А вот сын Саша, скорее, русский. И я типичная русская немка. Езжу часто в Германию, но всегда возвращаюсь в Россию, как домой. А сейчас, когда из-за событий на Украине на нас в Германии пошла волна несправедливых осуждений, я так страдаю, готова биться, доказывать, что моя родина лучше, чем о ней говорят. Кстати, большинство простых немцев гораздо лучше относятся к России в этой ситуации, чем политики, они нас понимают.
На этом можно было бы и завершить рассказ о трудной судьбе наших соотечественников с немецкими корнями. Но недавно получаю на электронную почту письмо из Германии от Виктора Фрика. Он в интернете нашел ту мою статью пятилетней давности, которая, как оказалось, касается и его: дед, Филипп Фрик, был родным братом прадеда Елены Арнольдовны, Иогана Фрика.
Уже лет десять как Виктор изучает свою родословную, и найденная в интернете статья оказалась как нельзя кстати. Он многое добавил в своем письме из истории рода Фриков. Приведу некоторые выдержки из этого письма.
«Мой дед Фрик Филипп Освальдович, немец по национальности, родился в 1874 году в зажиточной крестьянской семье в селе Хук, русское название этой немецкой колонии было деревня Сплавнуха Бальцеровского кантона Камышинского уезда, Саратовской губернии, на правобережье Волги, в 70 километрах от Саратова.
Более 100 лет назад, точнее в 1766 году по приглашению русской царицы Екатeрины Великой предки его переселились из герцогства Изенбург Священной Римской Империи Германской Нации (так раньше называлась Германия) в Россию и обосновались по обоим берегам Волги.
Начиная с Екатериненских времен, в Нижнем Поволжье проживали все мои предки Фрик, они растили хлеб и строили мельницы не только в Поволжье, но и по всей России. Все это время верой и правдой служили они матушке России и считали ее своей родиной.
В конце 19 века семье Фрик принадлежало несколько ветряных мельниц, хоть они и уступали по объему перерабатываемого зерна и выпускаемой продукции ведущим мукомольным предприятиям Саратова, но имели устойчивый контингент своих клиентов и заказчиков и все время приносили стабильный доход.
После смерти отца каждый из пяти братьев Фрик получил свою долю наследства и был вправе сам решать, как ей распорядиться. Конрад уехал в Америку, Иван решил приобрести мануфактуру и перебрался в Саратов (тот самый Иван, прадед Елены Арнольдовны. – Авт.). B это время трое братьев: Якоб, Георг и Филипп остались в деревне и приступили к строительству новой паровой мельницы вместо уже имеющейся ветряной.
После революции мельница Фрик была национализирована, заброшена, амбары опустели и со временем разрушились…
Чтобы избежать тюрьмы и лагеря, мой дед с женой Екатериной Георгиевной и с двумя уже взрослыми детьми Александром и Лизой бежали из деревни от преследования. Младших детей отправили к родственникам, в надежде, что советская власть детей не тронет. Через несколько месяцев, в феврале 1930 года, детей Фрик, в том числе моего отца, 14-летнего Георга Филипповича как кулака отправили на Крайний Север.
С 1929 по 1937 год о жизни семьи моего деда Филиппа Фрика мне ничего не известно. Говорили, что они жили в Георгиевске. По одной версии- деда убили там же, на Кавказе (в Георгиевске) в 1937. По другой, он попал в ГУЛАГ на реке Чусовой, где умер в 1942-1943 гг. Бабушка снова вернулась в Поволжье в 1937 году, но уже одна, без мужа. В 1941 году с ликвидацией Немецкой республики была депортирована в Казахстан, потом вместе с дочерью Лизой попала в трудармию в Пермский край. С 1948-49 до своей смерти, в 1961году, жила в Копейске.
Скорее всего, мой дед в 1937 году попал под категорию "По национальному признаку – немeц, Бывший кулак и социально опасный элемент, состоящий в повстанческих, фашистских, террористических и бандитских формированиях и ведущий антисоветскую деятельность"».
Виктор Фрик делал запросы в ФСБ России, в архивы, но сведения о его предках весьма скупы.
«Очень жаль, – продолжает Виктор. – Ведь история – это зеркало, которое должно помочь нам избежать ошибок в настоящем и знать, что необходимо делать в будущем. Ведь это наша история, наша – со всем, что в ней было великого и чудовищного, светлого и омерзительного».
Сергей Иващенко
