У Федора Михайловича Достоевского в известнейшем романе «Преступление и наказание» есть страшнейшие строки (сон Раскольникова): «Ему грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу. Все должны были погибнуть, кроме некоторых, весьма немногих, избранных. Появились какие-то новые трихины, существа микроскопические, вселявшиеся в тела людей. Но эти существа были духи, одаренные умом и волей. Люди, принявшие их в себя, становились тотчас же бесноватыми и сумасшедшими. Но никогда, никогда люди не считали себя так умными и непоколебимыми в истине, как считали зараженные. Никогда не считали непоколебимее своих приговоров, своих научных выводов, своих нравственных убеждений и верований. Целые селения, целые города и народы заражались и сумасшествовали. Все были в тревоге и не понимали друг друга, всякий думал, что в нем в одном и заключается истина, и мучился, глядя на других, бил себя в грудь, плакал и ломал себе руки. Не знали, кого и как судить, не могли согласиться, что считать злом, что добром. Не знали, кого обвинять, кого оправдывать. Люди убивали друг друга в какой-то бессмысленной злобе. Собирались друг на друга целыми армиями, но армии, уже в походе, вдруг начинали сами терзать себя, ряды расстраивались, воины бросались друг на друга, кололись и резались, кусали и ели друг друга. В городах целый день били в набат: созывали всех, но кто и для чего зовет, никто не знал того, а все были в тревоге. Оставили самые обыкновенные ремесла, потому что всякий предлагал свои мысли, свои поправки, и не могли согласиться; остановилось земледелие. Кое-где люди сбегались в кучи, соглашались вместе на что-нибудь, клялись не расставаться, — но тотчас же начинали что-нибудь совершенно другое, чем сейчас же сами предполагали, начинали обвинять друг друга, дрались и резались. Начались пожары, начался голод. Все и всё погибало. Язва росла и подвигалась дальше и дальше. Спастись во всем мире могли только несколько человек, это были чистые и избранные, предназначенные начать новый род людей и новую жизнь, обновить и очистить землю, но никто и нигде не видал этих людей, никто не слыхал их слова и голоса».
Конечно, можно грозные грезы убийцы старушки-ростовщицы соотнести, скажем, с Апокалипсисом Иоанна Богослова, но ведь их можно вполне применить и к разворачивающейся в России революции. Ее дыхание Достоевский ощущал всеми порами своей души. Революция надвигалась, вместе с террором и гражданской войной (войной всех против всех). Трихины не микробы или вирусы – это всего лишь иное название бесов. И они поражают любого религиозно черствого человека, не важно, какого он пола: мужского или женского.
Одна из дурнейших черт революции – превращение женщины – хранительницы очага и радетельницы семьи в существо по сути бесполое, хоть и развратное, живущее холодными эмоциями и тягой к власти.
Революционный террор, к сожалению, имеет и женское лицо. Были женщины – откровенные террористки и палачи, но были и те, кто этот террор вдохновлял и направлял. И они, на мой взгляд в тысячу раз опаснее прочих.
Имена Инессы Арманд, Клары Цеткин и Розы Люксембург вряд ли заслуживают долгой и тем более светлой памяти. Эти дамы прославились на революционном поприще отнюдь не человеколюбием и добротой.
Инесса Арманд (Элизабет Пешё д’Эрбанвилль или иначе Элизабет Стефан) родилась в 1874 году в Париже в семье актеров, причем мама ее имела русское подданство. После смерти отца Элизабет оказывается на содержании тети и бабушки в России. Так как тетушка Элизабет работала в семье обрусевших французов, ставших российскими фабрикантами Арманд, то девочка рано познакомилась с членами данного семейства. А потом, повзрослев, вышла за муж за Александра Арманда, обладавшего весьма кругленьким состоянием. И превратилась во всем известную Инессу Арманд. Александру Инесса родила четверых детей, жила на широкую ногу, занималась благотворительностью. Но ее поразил какой-то «трихин» и она, влюбившись в младшего брата Александра – Владимира, спуталась с эсерами-террористами. Владимиру Инесса тоже родила сына, но семейная жизнь ее совершенно не привлекает. Она уже связывается с РСДРП. Принимает участие в революционных столкновениях в Первую революцию. Ее осуждают и отправляют в ссылку (в Мезень). Оттуда ей помогают бежать. И заграница раскрыла объятия Инессе Арманд.
Впрочем, с эсерами Арманд тоже не порывала. Террористы использовали ее квартиру для хранения взрывчатки, боеприпасов и подрывной литературы.
В Париже Инесса знакомится с Владимиром Ульяновым. И потом до конца жизни остается верной ему. Неизвестно, какой характер носила эта любовь, может быть и вполне платонический. Однако, английские историки раскопали сведения о сыне Арманд от Ульянова-Ленина. Насколько, данный факт является правдивым, не известно. Но Арманд, перебираясь с места на место за Лениным, отлично проживала на одной площади и с ним, и с Надеждой Крупской.
Прибыв в 1917 году в «пломбированном вагоне» рядом с дорогим Ильичом в Россию, Арманд окунается с головой в революционный поток. А после большевистского переворота, то есть наступления второго этапа революции, Инесса Арманд, фактически, становится важнейшей фигурой духовного террора против русской семьи, Православия и национальных традиций. Рост абортов в Советской России, распад семей, вопли молодежи о «свободном» браке – это результат политики, которую проталкивала Инесса.
И когда она умерла в 1920 году от холеры в городе Нальчике (ехала отдыхать и лечиться на юг, да вот не повезло – инфекция сразила) вряд ли русские люди пожалели о ней.
Клара Цеткин (1857–1933) прожила гораздо дольше И. Арманд. И сия фурия революции духовно отравила большее количество людей.
Клара Эйснер получила недурственное образование и ее жизнь могла бы сложиться прилично, но подвело знакомство с российским революционером-социалистом Осипом Цеткиным. От него она родила двух сыновей. А дальше тоже пошла в революционный поход, который не прекратился и после смерти мужа.
А еще Клара Цеткин стала яростной феминистской. Традиционная семья ее больше не привлекала.
В 40 лет Цеткин влюбила в себя художника Георга Фридриха Цунделя (разница в возрасте ее не смутила, хотя новый муж оказался младше более чем на 15 лет). Семейство жило не плохо, а в их домике в Зилленбухе любил бывать Владимир Ильич Ленин.
Клара Цеткин превратилась в почитательницу Ленина. Революцию большевиков в России она приняла очень хорошо. Одабривала она и революционный террор. «Дикая Клара», как прозвали ее немецкие соратники- революционеры абсолютно не понимала возмущения красным террором. Когда некто Пауль Леви только заикнулся о 413 расстрелянных «буржуях», то он получил от Клары яростную отповедь, Сперва Цеткин уточнила, что казненных было 402 человека, а потом, прикрывшись словами Киплинга и вовсе осудила Леви, а не террористов.
И еще мир обязан К. Цеткин Международным женским днем. Она пропихнуло такую дату как 8 марта в качестве всеобщего феминистического праздника в 1910 году на конгрессе женщин-социалисток в Копенгагене. Знаменательна и статья Клары Цеткин, кою, в принципе можно и не читать, достаточно и заголовка – «8 марта – шаг к мировой революции».
Роза Люксембург (1871–1919) родилась в Российской империи (на территории Царства Польского), а закончила жизнь трагически в Германии.
Роза являлась подругой Клары Цеткин, но, правда, еще и спала с ее сыном – Константином, бывшим моложе Люксембург примерно на 14 лет. Подруги даже из-за этого поссорились, но через некоторое время и помирились.
Люксембург считалась женщиной многоученой, даже докторскую диссертацию она изволила защитить. Но «трихины» революции звали Розу не к созиданию, а разрушению. Она баламутила воду и Германии, и в России. С Лениным сошлась в знакомстве в 1901 году.
И чего только стоит ее прямое участие в революции 1905–1907 гг.! Роза Прибыла специально в Варшаву из-за границы, дабы участвовать в вооруженных антиправительственных выступлениях. После подавления мятежа, ее арестовали. Из тюрьмы ей удалось освободиться, благодаря фиктивному браку, и получению немецкого подданства. Вот вам и кровавый царизм! В Советской России такой бы финт ушами не прошел!
Дальше Роза Люксембург развернулась в Германии.
Пиком ее деятельности явилось восстание в январе 1919 года «Союза Спартака» в Берлине. «Спартаковцы» развернули террор против несогласных. А лидерами «Спартака» были К. Либкнехт и Р. Люксембург.
Люксембург еще до восстания писала:
«Чего хочет Союз Спартака?
— Разоружение всей полиции, всех офицеров, а также непролетарских солдат, всех, принадлежащих к господствующим классам;
— Конфискация всего наличного оружия и боеприпасов, а также военных предприятий;
— Создание из пролетариев Красной гвардии;
— Введение революционных трибуналов;
— Немедленная конфискация продовольствия;
— Упразднение всех отдельных государств;
— Устранение всех парламентов и общинных советов;
— Конфискация всех состояний…
Вот чего хочет Союз Спартака – социалистическая совесть революции.»
А ведь перед нами прямой призыв к революционному террору в «якобинском» стиле. Все перечисленные мероприятия невозможно провести без подавления инакомыслящих. И пункт о революционных трибуналах хорошо показывает, что Роза Люксембург все великолепно осознавала своей ученой головкой.
Революция в Берлине провалилась. Убили Люксембург жестоко. Произошел самосуд толпы. А первый удар прикладом по голове Роза получила от бывшего рабочего Отто Рунге, не простившего революционерке того, что та некогда заставила его примкнуть к забастовке под угрозой револьвера.
Инесса Арманд, Клара Цеткин, Роза Люксембург – их имена носят улицы в России, да и не только улицы. Есть село Люксембург в Дагестане, например, и поселок им. Клары Цеткин в Самарской области. В честь Инессы Арманд в Пушкино назван микрорайон.
Улицы им. Инессы Арманд есть в Москве и Нальчике, имени Клары Цеткин – в Москве, Воронеже, Екатеринбурге, Керчи, Самаре, Новосибирске и т. д., а Розу Люксембург же увековечили в названиях улиц Москвы, Санкт-Петербурга, Иркутска, Белгорода и др. наших городов.
«Трихины» революции, гражданской войны и террора никуда не делись. Они рядом с нами…
Александр Гончаров
