Карачаево-Черкесская республика – ещё одна кавказская автономия, которая до сих пор тщетно пытается преодолеть и забыть непростое наследие выселения в годы Великой Отечественной войны. Однако, как оказалось, не менее трудно забыть и тот период, который принято называть «первой волной возвращения». Она пришлась на 1955—1965 годы и практически совпала с драматическим переделом границ после повторного объединения Карачая с Черкесией в единую автономную область в составе Ставрополья, которое было оперативно провёрнуто по указке из Кремля в феврале 1957 года.
На самом деле в Кремле фактически шли только вслед за процессом – сами многочисленные кавказские «наместники» после XX съезда КПСС торопились отчитываться перед Москвой в «преодолении последствий культа личности» самого разного рода. По национальным проблемам в том числе. В многочисленных письмах, уходивших тогда в Москву, но до неё, как правило, не доходивших, местные жители, в основном из числа тех, кого не депортировали, писали, что черкесов опять «положили под Карачай». Последствия такого интернационального решения сказываются и в наши дни.
Совсем недавно инициативные группы черкесов и абазинов заявили о своих планах создать на севере Карачаево-Черкесской республики отдельную двуединую автономию в составе Ставрополья. Причины такой инициативы известны, хотя и не очень активно освещаются центральными СМИ: в республике растёт социально-экономическая, языковая и политическая дискриминация менее многочисленных народностей со стороны карачаевцев.
Эти заявления стали по сути попыткой продолжить дело, начатое с направлением в Москву открытого письма президенту В. Путину практически с тем же содержанием. Как известно, его подписали Абу-Юсуф Банов, представляющий "Совет старейшин черкесского народа", Джанибек Кужев из общественной организации "Абаза" (самоназвание абазинов) и Рауф Дауров из "Центра черкесской культуры".
Необходимо напомнить, что всё это уже было, и было довольно давно. С теми же предложениями представители коренного населения ряда районов Карачаево-Черкессии выступали ещё четыре десятилетия назад. Показательна оценка, которую дал подобного рода инициативам председатель КГБ СССР Юрий Андропов, направивший 9 декабря 1980 года служебную записку в Политбюро. У неё абсолютно характерное для той эпохи, наверное, не случайно получившей название «эпохи застоя», название: «О негативных процессах в Карачаево-Черкесской АО».
Итак, выдержки из документа.
«Среди определенной части коренного населения автономной области отмечаются негативные процессы, характеризующиеся националистическими, особенно антирусскими настроениями. На этой почве имеют место антиобщественные проявления, а также уголовные преступления. На характер этих процессов оказывают влияние также враждебные элементы из числа лиц старшего поколения, принимавшие ранее участие в вооруженной борьбе с советским строем, в т.ч. в 1942-1943 гг.
Под воздействием идей национализма некоторые представители творческой интеллигенции в своих произведениях подчеркивают национальное превосходство карачаевцев, наделяют положительными качествами изображаемых ими бывших предателей Родины. Черкесское население и другие национальные группы проявляют недовольство тем, что они фактически «отдалены» от большей части руководящих должностей в области в различных сферах...»
Как видим, национальные проблемы, какими бы назревшими они ни были, никак не решались ни в период развенчания культа личности, ни при развитом социализме. Есть ощущение, что и сейчас многое в федеральном центре хотели бы просто спустить на тормозах. Более того, на вооружение порой берётся отнюдь не самый удачный опыт из советской истории.
А советское руководство (истинные ленинцы, а значит, интернационалисты) изначально не было сторонником того, чтобы плодить на Северном Кавказе многочисленные этнические автономии, действуя по принципу «потом собирать замучаемся», озвученному ещё Серго Орджоникидзе.
Не слишком многочисленные этносы просто объединяли, не принимая во внимание, насколько близки они друг другу этнически и культурно. Религиозные предпочтения в стране государственного атеизма вообще игнорировали, главное, чтобы территориально всё получалось пристойно. Впрочем, обычно именно из-за территорий разгорались конфликты на национальной и религиозной почве, как это стало всё чаще случаться и сейчас. На базе именно такого подхода была сформирована не только Карачаево-Черкессия, но и Чечено-Ингушетия, и Кабардино-Балкария. А вот Осетию поделили на Южную и Северную, и даже после августа 2008 года там ещё очень и очень далеко до всеобщего национального счастья.
Сама же Карачаево-Черкесская автономия, сначала в статусе области, была образована в 1922 году. Её основой стал Карачаевский национальный округ из состава тогдашней Горской АССР. Но в 1926-м область было решено разделить на Карачаевскую АО и Черкесский национальный округ в составе Ставрополья, тогда ещё Северо-Кавказского края, который в конце 30-х годов получит имя того самого знатока национального вопроса – Орджоникидзевский. При этом в Карачае сохранится достаточно крупный черкесский анклав, точнее, если подходить формально, — эксклав.
Эксцессы между черкесами и карачаевцами возникли почти сразу, хотя они, вообще-то, не прекращались практически никогда, просто теперь появился достаточно серьёзный повод. При этом разного рода антисоветские группы, которые стали формироваться в горах, легко объединяли представителей обеих этносов. И те, и другие активно пытались срывать коллективизацию, боролись против ликвидации частной собственности, всеми возможными средствами противодействовали наступлению властей на Ислам. Кроме того, враждующие народности единым фронтом выступали против внедрения русского языка и других советских мероприятий, а главное — против обязательного военного призыва, хотя при царе служить отнюдь не отказывались.
Причем до половины этих групп, в основном карачаевских, сумели продержаться в таком своеобразном подполье вплоть до германской оккупации Северного Кавказа в августе 1942 года. А когда немецко-фашистские войска в феврале-марте 1943 года были с Кавказа выдворены, карачаевцы и черкесы тут же вернулись к партизанской деятельности. При поддержке германской и турецкой разведок они сумели продержаться ещё три-четыре года. Есть достаточно обширная информация о тех диверсионных группах, которые ухитрились получить помощь и от западных, прежде всего английских спецслужб, на их ликвидацию потребовалось ещё больше времени.
Стремительное продвижение германских войск к Главному Кавказскому хребту вызвало буквально шквал новых антисоветских эксцессов. Ответом спецслужб стали жестокие репрессии, которые зачастую явно запаздывали. Почти сразу, порой ещё до прихода немцев, большинство выходцев из зажиточных этносоциальных слоев, а также из тех, кто в Гражданскую воевал и против большевиков, и против белогвардейцев, выйдя из подполья, оказывались в рядах коллаборационистов. Туда же двинулись и «пострадавшие» при атеистических мероприятиях, жертвы раскулачивания, а также весьма многочисленные сторонники независимости так называемой единой адыго-черкесско-балкарской республики.
Из представителей именно таких слоев германскими властями были сформированы осенью 1942-го «Карачаевский национальный комитет» во главе с К. Байрамуковым и «Черкесская национальная управа» во главе с А. Якубовским. В этой связи характерно, что в Берлине, в отличие от Москвы, сразу учли сложные отношения между черкесами и карачаевцами, создав там по этническому принципу не одну, а две марионеточные структуры.
«Карачаевский национальный комитет» при этом получил конкретные властные полномочия: ему была «передана советская государственная, колхозная и общественная собственность, также руководство экономикой, культурой и пропагандой (под немецким контролем)». Он, по тем же данным, соучаствовал в оккупационных репрессиях, материально помогал оккупантам, установил связи с другими коллаборационистами в регионе, с национальными формированиями СС и вермахта. Об этом, ничуть не стесняясь, в период оккупации региона сообщали и местные марионеточные газеты и журналы.
Комитет даже успел провозгласить объединение Карачая и Балкарии в «единый Карачай» со столицей где бы вы думали — в русском Кисловодске!
В ноябре 1943 года в докладе начальника Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР A. Леонтьева на имя замнаркома внутренних дел СССР С. Круглова отмечалось: «Вскоре после оккупации немецкое командование в Карачае установило тесную связь с местными националистами, главарями банд, руководителями духовенства и мюридских сект. И из их представителей создало так называемый «Карачаевский национальный комитет». Во главе комитета были утверждены Кады Байрамуков и Муратби Лайпанов (заместитель. – Авт.), впоследствии (с мая 1943 по апрель 1944 года. – Авт.) работавшие в немецкой разведшколе в Бешуе под Симферополем».
Всё это свидетельствует лишь об одном: основания, и немалые, для массовой депортации у советского руководства были. Для тогдашней практики это было вообще почти нормой. А по сравнению с депортацией черкесов ещё при царизме — и вовсе цветочки. Само выселение было проделано очень быстро: со 2 по 22 ноября 1943 года десятки тысяч человек (считается, что общая численность депортированных карачаевцев превышает 65 тысяч) «переехали» в Казахстан и Киргизию. Достоверной статистики по погибшим и пропавшим без вести в ходе депортационных перевозок нет. До 85% территории Карачая было передано Грузии (остальное – в Черкесскую АО и в Ставрополье).
Тем не менее, огульно обвинять карачаевцев в сотрудничестве с оккупантами – это всё же, мягко говоря, гипербола. По данным Обобщённого банка данных «Мемориал» и ряда других источников, на фронтах Великой Отечественной войны погибли и пропали без вести свыше девяти тысяч выходцев из Карачая. На фронт ушли более 17 тысяч карачаевцев. 11 из них были удостоены звания Героя Советского Союза.
В военные годы жители Карачая собрали и отправили на фронт в 1941-1943 гг. шесть вагонов коллективных, индивидуальных подарков и дополнительно 68 650 единиц различных шерстяных и кожевенных изделий (а также национальный сыр, баранину, козье молоко, кумыс, минеральные воды, лекарственные травы). В боях за перевалы Главного Кавказского хребта участвовало 17 партизанских отрядов, девять из них были почти исключительно карачаевскими. Смертью храбрых пали в этих боях партизаны карачаевской и карачай-абазинской национальностей Р. Романчук, З. Эркенов, М. Исаков, З. Эркенова, И. Акбаев, X. Касаев, Я. Чомаев, многие другие.
Сам же факт реабилитации, а затем и репатриации карачаевцев, как, впрочем, и других кавказских народов, свидетельствует лишь о сомнительной принципиальности тогдашнего советского правосудия и полной беспринципности спецслужб и высшего руководства страны, пришедшего на смену сталинскому. Решение о возвращении было принято по личному указанию первого секретаря ЦК КПСС Никиты Хрущёва уже в 1955 году.
А в феврале 1957 г. была воссоздана Карачаево-Черкесская автономная область в составе Ставрополья. За всё это время внутренние границы автономии менялись не меньше пяти раз, а границы со Ставропольем – и того больше. В то же время Москвой были приняты и решения о максимальном благоприятствовании карачаевцам, как, впрочем, и другим «ссыльным» народам. А это, в свою очередь, спровоцировало многочисленные конфликтные ситуации между ними, с одной стороны, и черкесами, русскими, абазинами – с другой. Эти конфликты тлеют и по сей день, всё чаще разгораясь до прямых столкновений с применением оружия.
Алексей Подымов, Артём Алексеев
