«Россия — родина электричества», «Русский свет», «Свет приходит к нам с Севера — из России», такими заголовками пестрела мировая пресса 140 лет назад. Свет электричества из опытных лабораторий на городские улицы первым принес не Томас Эдисон, как принято считать во всем мире, а наш гениальный соотечественник Павел Яблочков, родившийся 170 лет назад.
Созданные им дуговые свечи, совершившие триумфальное шествие по планете, оказались впоследствии заменены лампами накаливания. Тогда же ушла в глубокую тень и слава настоящего первопроходца, а это несправедливо. Ведь русский изобретатель подарил цивилизации еще и трансформатор, открыл эру использования переменного тока.
Всемирная выставка 1878 года в Париже на Марсовом поле шумела многими тысячами голосов, благоухала дорогими духами и сигарами, искрилась морем огней. Среди технических диковинок главным магнитом служил, по общему мнению, павильон электросвета. Ну а коронным экспонатом — свечи Яблочкова, заливавшие ярким сиянием не только выставку, но и площадь Оперы с прилегающими бульварами.
Грузный, под два метра ростом господин с гривой темных волос вокруг большой головы, с высоким лбом и окладистой бородой — все называли его здесь monsieur Paul Yablochkoff — был, кажется, на пике успеха. Еще полтора года назад, после выставки в Лондоне, мировая пресса пестрела заголовками вроде «Свет приходит к нам с Севера — из России»; «Россия — родина электричества». Его дуговые лампы были признаны главной технической сенсацией. Предприимчивые французы основали компанию и освоили ежедневный выпуск 8000 свечей, разлетавшихся, как горячие пирожки.
Василий Суриков » Картины, живопись » Иллюминация Москвы, 1882
«Русский свет», а светит и продается в Париже», — горько усмехался Яблочков, раскланиваясь с коммерсантами, интересовавшимися себестоимостью изделия. Сведения не секретные: всего-то двадцать копеек на русские деньги; два параллельных угольных стерженька, связанных тонкой металлической ниткой, а между ними каолиновый изолятор, испарявшийся по мере выгорания электродов. Подводишь ток от динамо-машины и полтора часа видишь яркое голубоватое свечение.
В голове у него уже выстроена схема автоматической замены сгоревших элементов и добавки солей в каолин, дабы окрасить лучи в разные тона. Он ведь не только электрик, но и неплохой химик.
Парижский предприниматель Денейруз вновь образованную компанию называет его именем. У Павла Николаевича — весомый пакет акций, хорошее жалованье, все возможности вести опыты. Его свечи известны и в России. Вот только несут на себе иностранное торговое клеймо, и от этой мысли он снова и снова морщится...
Во время коронационных торжеств 1896 года Москва выглядела так
Потом было товарищество на паях, созданное совместно с Николаем Глуховым, штабс-капитаном артиллерии в отставке, столь же одержимым по части изобретательства человеком. Заказы? Они, обусловленные огромным любопытством столичной публики, поступали, но кредиты, набранные на исследования, перевесили прибыль и завалили все дело. Пришлось бежать в Париж, чтобы не оказаться в долговой яме. Кем-кем, а коммерсантом Яблочков точно не являлся. Не стал им и за границей, хотя с домашними долгами расплатился сполна. Спасибо академику Луи Бреге, поверившему в талант беглого русского, обеспечившему лабораторию и денежное содержание.
Здесь, во французской столице, в ресторане, его однажды осенило: совершенно машинально он выложил на скатерть рядом два карандаша, и — эврика! Два параллельных электрода, разделенных дешевым диэлектриком, отныне будут светить без всякой регулировки.
Яблочков, Павел Николаевич
Теперь, когда его la lumiere russe торжественно загорается от Нью-Йорка до Бомбея, ему опять нужно большего. Не денег или славы (пускай об этом хлопочут французские коммивояжеры) — двигаться дальше, и прежде всего осветить Россию. Он был готов еще год назад подарить свою свечу русскому Военно-морскому ведомству. Не заинтересовались. А теперь гости с Родины зовут вернуться, закончить с эпохой газовых фонарей в городах и лучин в селах. На выставке в Париже к нему подошел великий князь Константин Николаевич в компании со знаменитым пианистом Николаем Рубинштейном, обещая покровительство и помощь.
Связанный по рукам и ногам контрактом, Яблочков вдруг твердо решает: он выкупит лицензию на самостоятельную работу в России — ценой продажи всех своих акций на миллион франков, гори они огнем. В конце концов, кроме электросвечей, в его багаже есть патенты на генератор переменного тока, способы «дробления света» с помощью лейденских банок, прекрасные задумки в электрохимии.
Он ясно увидел, как это будет: изумление на лицах французов (этот сумасшедший русский отказывается от целого состояния!), триумфальное возвращение в Петербург, торжественные собрания и приемы. Первые фонари с его свечами засияют в Кронштадте, Зимнем дворце, на военных судах «Петр Великий» и «Вице-адмирал Попов». А после состоится грандиозная иллюминация на короновании Александра III. Свечи Яблочкова разлетятся по стране: Москва, Нижний, Полтава, Краснодар...
Прогресс не стоит на месте. Лампочка накаливания Александра Лодыгина, идею которой «позаимствовал» и довел до ума ушлый заокеанский делец Эдисон, медленно, но верно вытесняла дуговые электросвечи. Она и горит неизмеримо дольше, пусть и тусклее, и не дает такого жара — то есть более пригодна для небольших помещений.
Взяв на работу к себе прямого конкурента Лодыгина, находившегося в бедственном положении, Павел Николаевич будет еще несколько лет усовершенствовать собственное детище, в то же время давая ход разработке коллеги и называя в печати Эдисона вором.
В 20-х годах прошлого века в избах русских крестьян засветились электрические лампы накаливания. В советской печати их прозвали «лампочками Ильича». В этом было некоторое лукавство. Лампочки в СССР поначалу использовались в основном немецкие — компании Siemens. Международный патент принадлежал американской компании Томаса Эдисона. Но истинным изобретателем лампы накаливания является Александр Николаевич Лодыгин — русский инженер великого таланта и драматичной судьбы. Его имя, малоизвестное даже на Родине, заслуживает особой записи на исторических скрижалях Отечества.
В меру яркий и теплый свет лампочки с раскаленной вольфрамовой пружинкой многие из нас во младенчестве видят даже раньше, чем свет солнца. Разумеется, так было не всегда. У электролампы много отцов, начиная с академика Василия Петрова, зажегшего в 1802-м электродугу в своей лаборатории в Петербурге. Приручить свечение различных материалов, через которые пропускают электрический ток, с тех пор пытались многие. В ряду «укротителей» электросвета — полузабытые теперь русские изобретатели А.И. Шпаковский и В.Н. Чиколев, немец Гёбель, англичанин Суон. Яркой звездой на научном небосклоне взошло имя нашего соотечественника Павла Яблочкова, создавшего первую серийную «электрическую свечу» на угольных стержнях, в мгновение ока покорившую европейские столицы и прозванную в тамошней прессе «русским Солнцем». Увы, ослепительно сверкнув в середине 1870-х, свечи Яблочкова так же быстро и погасли. У них был существенный изъян: сгоревшие угольки нужно было вскоре заменять новыми. Кроме того, они давали столь «жаркий» свет, что в небольшой комнате было невозможно дышать. Так можно было освещать лишь улицы и просторные помещения.
Человеком, который впервые догадался выкачать из стеклянной ламповой колбы воздух, а потом и заменить уголь на тугоплавкий вольфрам, стал тамбовский дворянин, бывший офицер, народник и инженер с душой мечтателя Александр Николаевич Лодыгин.
Александр Николаевич Лодыгин.
Обошел русского творца, оказавшись для всего западного мира «отцом электросвета», американский изобретатель и предприниматель Томас Алва Эдисон, по иронии судьбы родившийся в один год (1847) с Лодыгиным и Яблочковым.
Добавьте описание Справедливости ради надо сказать, что Эдисон придумал современную форму лампы, винтовой цоколь с патроном, вилку, розетку, предохранители. И вообще многое сделал для массового применения электроосвещения. Но птица-идея и первые «птенцы» родились в голове и петербургской лаборатории Александра Лодыгина. Парадокс: электролампа стала побочным результатом воплощения его главной юношеской мечты — о создании электролета, «летательной машины тяжелее воздуха на электрической тяге, способной поднимать до 2 тыс. пудов груза», и в частности бомб для военных целей. «Летак», как он его называл, был снабжен двумя воздушными винтами, один из которых тянул аппарат в горизонтальной плоскости, другой поднимал вверх. Прообраз вертолета, придуманный за полвека до изобретения другого русского гения Игоря Сикорского, задолго до первых полетов братьев Райт.
О, это был человек фееричной и весьма поучительной для нас — русских потомков — судьбы! Обедневшие дворяне Тамбовской губернии Лодыгины вели свой род от московского боярина времен Ивана Калиты Андрея Кобылы — общего предка с царственным домом Романовых. Еще десятилетним мальчишкой в наследственной деревне Стеньшино Саша Лодыгин соорудил крылья, прикрепил их за спиной и, как Икар, прыгнул с крыши бани. Дело обошлось синяками. По родовой традиции, он пошел в военные, учась в Тамбовском и Воронежском кадетских корпусах, отслужил юнкером в 71-м Белевском полку и окончил Московское юнкерское пехотное училище. Но его уже непреодолимо тянули физика и техника. К недоумению сослуживцев и ужасу родителей, Лодыгин вышел в отставку и устроился на Тульский оружейный завод простым молотобойцем, благо от природы отличался изрядной физической силой. Для этого ему пришлось даже скрыть свое дворянское происхождение. Так он начал осваивать технику «снизу», заодно зарабатывая средства на постройку своего «летака». Потом Петербург — работа слесарем на металлургическом заводе принца Ольденбургского, а по вечерам — лекции в Университете и Технологическом институте, уроки слесарного мастерства в группе молодых «народников», среди которых его первая любовь — княжна Друцкая-Сокольницкая.
Коронационные торжества в Кремле по случаю коронации Александра I в 1801 г.
Электролет продуман до мелочей: отопление, навигация, масса других приборов, которые стали как бы наброском инженерного творчества на всю жизнь. Среди них была совсем второстепенная, казалось бы, деталь — электрическая лампочка для освещения кабины пилота.
Но пока это для него мелочь, он записывается на прием в военное ведомство и показывает генералам чертежи электролета. Изобретателя снисходительно выслушали и положили проект в секретный архив. Знакомые советуют расстроенному Александру предложить свой «летак» Франции, сражающейся с Пруссией. И вот, собрав 98 рублей на дорогу, Лодыгин отправляется в Париж. В армяке, смазных сапогах и кумачовой рубахе навыпуск. При этом под мышкой у русского молодца — рулон чертежей и расчетов. На остановке в Женеве возбужденная странным видом приезжего толпа сочла его прусским шпионом и уже потащила вешать на газовом фонаре. Спасло только вмешательство полиции.
Удивительно, но никому не известный русский получает не только аудиенцию у сверхзанятого военного министра Франции Гамбетты, но и разрешение строить свой аппарат на заводах Крезо. С 50 000 франков в придачу. Однако вскоре пруссаки входят в Париж, и русскому уникуму приходится, несолоно хлебавши, возвращаться на родину.
Продолжая работать и учиться, Лодыгин в Петербурге уже целенаправленно занялся электросветом. К концу 1872-го изобретатель после сотен опытов, при помощи механиков братьев Дидрихсон нашел способ создавать разреженный воздух в колбе, где угольные стерженьки могли гореть часами. Параллельно Лодыгину удалось решить и старую проблему «дробления света», т.е. включения большого числа источников света в цепь одного генератора электрического тока.
Густав Шварц. Иллюминация Воскресенских ворот и Кремля в 1856 г.
В осенний вечер 1873-го зеваки стекались на Одесскую улицу, на углу которой располагалась лаборатория Лодыгина. Впервые в мире на двух уличных фонарях керосиновые лампы были заменены лампами накаливания, изливавшими яркий белый свет. Пришедшие убеждались, что читать газеты так гораздо сподручнее. Акция произвела в столице фурор. Владельцы модных магазинов выстроились в очередь за новыми лампами. Электроосвещение с успехом использовали при ремонте кессонов в Адмиралтейских доках. Патриарх электротехники, знаменитый Борис Якоби, дал на него положительный отзыв. В итоге Александр Лодыгин с двухлетней задержкой получает Привилегию Российской империи (патент) на «Способ и аппараты дешевого электрического освещения», а еще раньше — патенты в десятках стран мира. В Академии наук ему вручают престижную Ломоносовскую премию.
Окрыленный успехом, он вместе с Василием Дидрихсоном основал компанию «Русское товарищество электрического освещения Лодыгин и К°». Но талант изобретателя и предпринимателя — разные вещи. И последним, в отличие от своего заокеанского коллеги, Лодыгин явно не обладал. Дельцы, сбежавшиеся на лодыгинский свет в его «акционерку», вместо энергичного усовершенствования и продвижения изобретения (на что надеялся изобретатель) пустились в безудержные биржевые спекуляции в расчете на будущую сверхприбыль. Закономерным финалом стало банкротство общества.
В 1884 году Лодыгина награждают орденом Станислава 3-й степени за лампы, завоевавшие Гран-при на выставке в Вене. И в это же время правительство начинает переговоры с иностранными фирмами о долгосрочном проекте газового освещения российских городов. Как это знакомо, не правда ли? Лодыгин обескуражен и оскорблен.
Константин Маковский. Иллюминация Москвы в 1883 г. по случаю коронации Александра III
На три года известный изобретатель исчезает из столицы, и никто, кроме близких друзей, не знает, где он. А тот вместе с группой единомышленников-«народников» на крымском берегу создает колонию-общину. На выкупленном участке побережья возле Туапсе выросли аккуратные хибары, которые Александр Николаевич не преминул осветить своими лампами. Вместе с товарищами он разбивает сады, ходит на фелюгах за рыбой в море. Он по-настоящему счастлив. Однако местные власти, напуганные вольным поселением петербургских гостей, находят способ колонию запретить.
Добавьте описание В это время, после прокатившейся волны революционного террора, в обеих столицах идут аресты «народников», среди которых все чаще попадаются близкие знакомые Лодыгина… Ему настоятельно советуют от греха на время уехать за границу. «Временный» отъезд растянулся на 23 года…
Заграничная одиссея Александра Лодыгина — страница, достойная отдельного рассказа. Упомянем лишь кратко, что изобретатель несколько раз сменял жительство в Париже и в разных городах США, работал в компании главного конкурента Эдисона — Джорджа Вестингауза — с легендарным сербом Николой Теслой. В Париже Лодыгин построил первый в мире электромобиль, в США руководил строительством первых американских метрополитенов, заводов для производства феррохрома и ферровольфрама. Вообще, США и мир обязаны ему рождением новой отрасли — промышленной электротермической обработки. Попутно он изобрел множество практических «мелочей», например электропечь, аппарат для сварки и резки металлов. В Париже Александр Николаевич обвенчался с немецкой журналисткой Алмой Шмидт, родившей ему впоследствии двух дочерей.
Лодыгин не переставал совершенствовать свою лампу, не желая уступать пальму первенства Эдисону. Бомбардируя Патентное бюро США своими новыми заявками, он счел работу с лампой завершенной лишь после того, как запатентовал вольфрамовую нить накаливания и создал серию электропечей для тугоплавких металлов.
Однако в сфере патентного крючкотворства и бизнес-интриг русскому инженеру соревноваться с Эдисоном было не под силу. Американец терпеливо выждал, пока истекут сроки действия лодыгинских патентов, и в 1890 году получил собственный патент на лампу накаливания с электродом из бамбука, тут же открыв ее промышленное производство.
Свеча Яблочкова
Закат «свечи Яблочкова» ближе к концу века все очевиднее, поток заказов тает на глазах, прежние покровители уже говорят с ним через губу, а поклонники — молятся уже другим богам. На Всемирной парижской выставке 1889 года сто его фонарей будут сиять в последний раз, уже как исторический раритет. Лампочка Лодыгина — Эдисона с тонкой вольфрамовой ниткой в вакуумной колбе окончательно победит.
В истории «о лампе накаливания» есть место и детективу, и размышлению о русском менталитете. Ведь Эдисон начал заниматься лампочкой после того, как мичман А.Н. Хотинский, посланный в США принимать крейсеры, строящиеся по заказу Российской империи, побывал в лаборатории Эдисона, передав последнему (по простоте душевной?) лампу накаливания Лодыгина. Затратив сотни тысяч долларов, американский гений долго не мог добиться лодыгинского успеха, а потом так же долго не мог обойти его международные патенты, поддерживать которые годами русский изобретатель не мог. Ну, не умел он накапливать и приумножать свои заработки! Томас Алвович же был последователен, как каток. Последним препятствием к мировой монополии на электросвет стал лодыгинский патент на лампу с вольфрамовой нитью накаливания. Помог Эдисону в этом… сам Лодыгин. Истосковавшийся по Родине и не имея средств на возвращение, русский инженер в 1906-м через подставных лиц Эдисона за гроши продал патент своей лампы General Electric, уже находившейся к тому времени под контролем американского «короля изобретателей». Тот сделал все, чтобы электрическое освещение стало считаться во всем мире «эдисоновским», а имя Лодыгина кануло в закоулки спецсправочников, как некий занятный артефакт. Эти усилия с тех пор аккуратно поддерживаются американским правительством и всем «цивилизованным человечеством».
Потерпев фиаско, Яблочков Павел Николаевич не впадет в отчаяние, станет упорно работать над генераторами и трансформаторами, мотаясь между Петербургом и Парижем. Развенчанному герою предстоят денежные и бытовые проблемы.
Примется тратить последние средства на опыты по электролизу. Проводя эксперименты с хлором, сожжет слизистую оболочку легких, а во время другого опыта — чудом не сгорит сам.
Патенты посыплются как из рога изобилия, но не принесут денег даже на исследования. Отягченный долгами, со второй женой и сыном Платоном, Яблочков переберется на малую родину, в Саратов, где, страдая водянкой и уже не вставая с постели, в номере заштатной гостиницы продолжит работать за придвинутым столом. До последнего дня своей недолгой жизни. Ему было всего сорок шесть.
... В России Александра Николаевича Лодыгина ждало умеренное признание его заслуг, лекции в Электротехническом институте, пост в Стройуправлении Санкт-Петербургской железной дороги, командировки по планам электрификации отдельных губерний. Сразу после начала Мировой войны он подал в военное министерство заявку на «цикложир» — электрический летательный аппарат вертикального взлета, но получил отказ.
Уже в апреле 1917-го Лодыгин предложил Временному правительству достроить свой уже практически готовый электролет и был готов сам полететь на нем на фронт. Но от него вновь отмахнулись, как от назойливой мухи. Тяжело заболевшая жена уехала с дочерьми к родителям в США. И тогда пожилой изобретатель топором порубил корпус своего «летака», сжег чертежи и с тяжелым сердцем 16 августа 1917-го уехал вслед за семьей в США.
Запоздавшее приглашение от Глеба Кржижановского вернуться на родину для участия в разработке ГОЭЛРО Александр Николаевич отклонил по простой причине: он уже не вставал с постели. В марте 1923 года, когда электрификация в СССР шла полным ходом, Александра Лодыгина избрали почетным членом Общества русских электротехников. Но он об этом не узнал — приветственное письмо пришло в Нью-Йорк лишь к концу марта, а 16 марта адресат скончался в своей бруклинской квартире. Как и все вокруг, она была ярко освещена «лампочками Эдисона».
В честь Яблочкова названы улицы в Москве, Санкт-Петербурге, Саратове, Перми, Астрахани, Владимире, Рязани и других городах страны; Саратовский электромеханический техникум (ныне Колледж радиоэлектроники); премия за лучшую работу по электротехнике, учрежденная в 1947 году; наконец, кратер на обратной стороне Луны и технопарк в Пензе — это ли не признание заслуг. Примечательно, что общенациональная слава к выдающемуся изобретателю и ученому пришла уже при советской власти.
На могильном памятнике, восстановленном в 1952-м в селе Сапожок Саратовской области по инициативе президента АН СССР Сергея Вавилова, выбиты слова Павла Николаевича Яблочкова: «Электрический ток будет подаваться в дома, как газ или вода».
