Более полувека назад в СССР начали создавать систему сверхглубоких скважин. Одна из них, Кольская сверхглубокая скважина (СГ-3), спустя десятилетия попала в Книгу рекордов Гиннесса как «самое глубокое вторжение человека в земную кору» и с результатом 12 262 м до сих пор удерживает это звание. Евгений Климов был последним директором Кольской сверхглубокой, уже в середине нулевых сменив на этом посту легендарного учёного Давида Губермана, который руководил СГ-3 с момента её создания. В рамках проекта RT «Незабытые истории» Климов рассказал о непростой, полной успехов и драматических поворотов судьбе СГ-3, развеял связанные с ней мифы и поделился подробностями того, как завершился этот уникальный проект.
— Евгений Александрович, давайте начнём с истории проекта. В конце 1960-х в СССР задумали создание целой системы сверхглубоких скважин. Зачем это было нужно?
— Была идея, что раз мы первыми полетели в космос, то надо и первыми, так сказать, нырнуть под землю, за самые глубокие горизонты, и узнать, что там творится. Инициаторами этой программы были министр геологии СССР Евгений Козловский и его однокашник Давид Губерман, который отдал Кольской сверхглубокой более 40 лет жизни. Сверхглубокие скважины бурились в разных местах — на Камчатке, на Урале, — и наша официально называется СГ-3, то есть третья по счёту сверхглубокая скважина.
— Работы начались в мае 1970 года в достаточно глухом месте, недалеко от городов Печенга и Заполярный в Мурманской области. Почему решили бурить именно там?
— В этом районе самые древние низлежащие породы выходят на поверхность. Для примера, чтобы добраться до них в районе Москвы, надо бурить на 7—10 км, а здесь они уже на поверхности. То есть геологи осознанно и вполне логично выбирали место, чтобы максимально сократить путь до нижних слоёв.
— Правда ли, что была цель обходиться только отечественным оборудованием?
— Да, но ведь импортного оборудования тогда и не было. Я сам работал на буровых скважинах, где тоже всё было только отечественное. Сначала бурили серийной буровой установкой «Уралмаш-4Э», но после 7 км, когда её возможности иссякли, бурение продолжилось на специально разработанной для СГ-3 установке «Уралмаш-15000».
— Скважину начали бурить в год столетия со дня рождения Ленина. В те времена многие события специально приурочивали к этой дате...
— Я думаю, это совпадение. Насколько я знаю, никто тогда никого не подгонял. Сам я в город Заполярный приехал в 1972 году на практику. А в 1973-м переехал туда уже окончательно.
Помню, тогда у меня даже не было мысли попасть на СГ-3, потому что место считалось очень привилегированным, работали одни москвичи и даже по северным меркам платили очень хорошо.
— Сколько получали?
— Точно я, конечно, не скажу, но думаю, те, кто занимался бурением, по 1 тыс. рублей в месяц имели. Это как у нас директор комбината в Печенге.
— Как протекал сам процесс бурения?
— Процесс был организован так: примерно восемь часов на спуск бурового инструмента, потом восемь часов бурят и восемь часов поднимают. После подъёма смотрят в том числе на наконечник долота. Если состояние позволяло, его оставляли, если нет, то меняли.
— Сколько за сутки удавалось пробурить?
— По-разному, бывало и 4 м, бывало больше. От плотности породы, от глубины — чем глубже, тем медленнее.
— Первые годы бурение шло успешно, и уже в 1983 году была достигнута глубина в 12 066 м. Как раз в этот момент решили сделать паузу ради проходившего в 1984 году в Москве Международного геологического конгресса.
— Да, после него делегатов даже привезли на СГ-3, где специально для них был показан процесс бурения.
— И как я понимаю, сразу после того, как работы были возобновлены, и произошла первая крупная авария?
— Да, откатились примерно на пять лет назад, пришлось с 7 км бурить заново. Почему всё оборвалось? Бурили старыми технологиями, трубами.
Губерман, объясняя всё не связанным с геологией людям, говорил: представьте нитку, которой надо проткнуть сливочное масло. Трудно же, да?
Вот точно так же мы протыкали земную кору трубами. На базе СГ-3 была создана научная лаборатория, и нам поставляли трубы из специального титан-алюминиевого сплава, и самое главное, были крепкие муфты, которые их соединяли. Они же как раз обрывались.
Нагрузка самих труб на буровой инструмент — 200 т, а оборудование должно их держать. Внутри трубы подаётся промывочная жидкость, можно сказать, вода. И она поступает на самое дно, к буровой шарошке, она её и охлаждает, и промывает, и шлак, который обуривает шарошка, поднимает наверх.
У скважины была сделана обсадка до глубины 4 км.
— Что это такое?
— Пробурили отверстие диаметром 250 мм и потом обсадили, то есть как бы трубу посадили, закрепили стенки.
— То есть на большей глубине радиус, получается, уже был поменьше?
— Да, после 4 км там уже были трубы радиусом 100 мм.
— Чем глубже, тем больше было сложностей?
— Да. Эта отметка в 7 км вообще оказалась какой-то роковой для СГ-3.
Примерно на этом уровне постоянно были аварии, обрывы. И после очередного такого случая приходилось возвращаться на этот уровень и бурить новую ветку.
Там где-то около пяти таких ответвлений, самое глубокое — 12 262 м, которого достигли в 1990 году. Где-то в 1992 году бурение было окончательно остановлено.
— Прекратили бурить из-за отсутствия средств?
— Там как раз был очередной обрыв, и делать новое ответвление уже не стали, финансирование прекратилось. Люди какое-то время держались, но там же были очень высококлассные специалисты, которые привыкли к достойной оплате, условиям, поэтому все быстро стали разъезжаться.
— То есть, если бы СССР не развалился, просто бы начали заново бурить с какой-то предыдущей отметки?
— Можно сказать, что так.
— Участившиеся аварии с чем были связаны?
— С глубиной. Там ведь, на глубине 12 км, температура уже больше 200 градусов, и ресурсов оборудования не хватало. И, по-моему личному мнению, очень не хватало тогда хорошей промывочной жидкости, которая бы позволяла работать безаварийно. Если бы сегодня бурили, то был бы совсем другой результат, сейчас уже совсем иные технологии.
— А сегодня возродить проект можно?
— Думаю, да, но нужны деньги серьёзные и инициатор уровня Владимира Путина.
Конечно, придётся строить новую буровую вышку, завозить оборудование, команду набирать. А дальше — геологи и буровики этот процесс знают — извлекаются те трубы, что оборвались, и по новой. Но, с другой стороны, прошло уже 30 лет, и никто не знает, что было со скважиной в эти годы. Земля же движется всё время, не исключено, что есть какие-то подвижки. Но так как трубы там 100-миллиметровые стоят до 8 тыс., то до этой глубины там должно всё стоять спокойно.
— Поясните по поводу последнего. Что там на отметке в 8 км?
— На глубине с 4 до 8 км тоже лежат трубы, с помощью которых шло бурение. Они дошли до 8 тыс. м и встали, не стали бурить. Может, обвалилось что-то снова, не могу сказать точно. Чтобы сейчас там начать бурить по новой, надо все эти трубы сначала извлечь, а уже потом можно бурить дальше.
— То есть 12 262 — это не последняя отметка, на которой остановили бурение, а просто наибольшая глубина одного из ответвлений?
— Да, именно так. Оттуда были подняты образцы породы. Они сейчас находятся в хранилище в Ярославле. Их на месте тогда сразу изучали досконально. Они же в своё время вообще перевернули теорию создания самой Земли. Мы говорили, что земле 1—2 млрд лет, а по тем породам, которые подняли, учёные дают уже 4—5 млрд лет.
— Открытий и полезной информации для учёных СГ-3 дала очень много?
— Да, вклад в науку огромный. И окаменевшие какие-то организмы, и золото, правда, на большой глубине, и большие залежи медно-никелевых руд. Множество и кандидатских, и докторских диссертаций было защищено по СГ-3.
— Вы последний директор СГ-3. При этом на работу туда, как я понимаю, пришли спустя много лет после приостановки бурения?
— Да, директором я стал в 2010 году, когда скважина уже давно не работала. Я пришёл на предприятие в 2006 году по приглашению Давида Губермана, с которым мы были давно знакомы, на должность его заместителя по экономической части. К тому времени я уже получил экономическое образование и работал в этой сфере, поэтому ему хотелось попытаться в экономическом плане СГ-3 куда-то вывести. Плюс был у нас исследовательский проект, за который Министерство природных ресурсов платило, и эти деньги позволяли содержать весь штат. И когда он решил уехать в Москву, то Росимущество, которому принадлежало то, что осталось от СГ-3, назначило директором меня.
— А в чём была ваша задача, если ничего уже не работало?
— Задача была по максимуму минимизировать расходы, а они у нас были приличные. Одних работников 20—30 человек со средним возрастом где-то 76 лет. Я, когда пришёл, Губерману говорил: «Давид Миронович, надо как-то людей сокращать».
А он говорил: «Ну как я их могу сократить, если я с ними прожил 40 лет?»
— Видимо, проблем хватало не только с этим...
— Да. Нас больше всего подкосило то, что в 2006 году было принято решение поменять нашу структуру. СГ-3 была Федеральным унитарным дочерним предприятием ГУП «Недра», которое находится в Ярославе. И вот ГУП «Недра» акционируют, а Кольскую сверхглубокую как бы бросили, то есть мы стали вообще ничьими. В итоге правительство постановило нас тоже акционировать.
До этого у СГ-3 были свои жилые дома, где на первых этажах были коммерческие объекты, за счёт которых, в принципе, можно было бы жить. Но Давид Миронович был из старой гвардии, и при акционировании весь жилфонд передал администрации Печенги.
Но окончательно нас добил вопрос с землёй. Кольской сверхглубокой было выделено два земельных участка. Один — это там, где буровая. А второй — там, где промбаза, площадью 19 га. Это земля в тундре, её стоимость порядка 40 млн рублей, она была внесена в уставной капитал АО.
Но после акционирования мы формально стали коммерческим предприятием, и нужно было платить налоги, ежегодно где-то 535 тыс. налог на землю. Я обращался к местным депутатам, пытался достучаться: мы не коммерческое предприятие, мы из этой земли не извлекаем никакой прибыли.
Через пару лет начала нападать налоговая инспекция, они попытались нас обанкротить. Но так как я хорошо знаю эту сферу, все тонкости, с 1998 года был арбитражным управляющим, тогда от банкротства мы всё же ушли. Было много переговоров и в Росимуществе, обращались и к местным депутатам, к президенту, в Совет Федерации, были совещания у губернаторов прежних. Но в итоге какой-то практической помощи ни от кого так и не получили.
— Были сообщения, что сейчас власти Мурманской области планируют превратить СГ-3 в некий туристический объект. Что думаете об этом?
— Планы такие есть, но надо понимать, что доехать туда на машине можно только летом, до сентября. В другое время года добраться можно только на вездеходах или военной технике. Когда работала скважина, там 24 часа в сутки работал трактор, чистил дорогу, снегом там заносило всё моментально. И сейчас вот раньше июня туда на автомобиле не попасть. Но сама идея возить туда людей очень интересная.
— Вокруг скважины ещё в советское время появился целых ворох слухов — якобы пробурили так глубоко, что проделали «колодец в ад», где температура свыше 1000 градусов и откуда периодически слышатся нечеловеческие голоса и так далее. Откуда это всё пошло?
— Журналисты. Один финский юмористический журнал это написал когда-то, потом перепечатали — и пошло-поехало. Потом кто только что не выдумывал. Одна байка хлеще другой. Вот недавно даже фильм художественный сняли про СГ-3, сюжет там не менее фантастический. Конечно, это всё ерунда, ничего потустороннего там никогда не было.
— Сейчас скважина закрыта металлической заглушкой...
— Её установили в первой половине нулевых. Мы сами её придумали, чтобы уберечь скважину от вандалов, чтобы ничего туда не бросили вдруг, например, кирпич. У меня есть надежда, что скважина, возможно, когда-нибудь понадобится. Заглушка откручивается, и геофизики могут туда опустить какие-то научные приборы, может быть, более современные, провести исследования.
— А та уникальная буровая машина куда делась?
— На металлолом. Она же много лет стояла бесхозная, проржавела уже. Там же столько вандалов было, столько всего вывезли, охраны же не было.
— Как научный комплекс, созданный вокруг скважины, пришёл в такое запустение? Я побывал там несколько лет назад и был просто в шоке — гордость советской науки, некогда секретный охраняемый объект превратился непонятно во что.
— Все здания были закрыты до поры до времени. Охрана была в самом начале, после закрытия, но зарплату платить было нечем. Ну и повадились туда ездить охотники за всем, чем можно. Мы же все, оставшиеся сотрудники, сидели в Заполярном.
— Вы, как экономист, наверное, представляете себе, сколько денег потратили в СССР на бурение СГ-3?
— Ориентировочно 100 млн советских рублей.
— Вы последний, кто руководил СГ-3, а какова ситуация с ней сейчас?
— ОАО «Кольская Сверхглубокая» из реестра исключили. У нас не было средств, чтобы погасить эти долги за землю, там уже было более полумиллиона рублей, и нас через суд налоговая признала банкротом. Назначают одного конкурсного управляющего, потом другого. Их задача — провести финансовый анализ, оценить имущество и выставить на торги. Кредитор у нас в основном налоговая, из общей суммы у них было 90% требований.
Этот управляющий оценил стоимость нашего имущества в тундре в 220 млн рублей. Никто его не купил, естественно. Потом ещё два конкурсных управляющих — тоже неудачно. В общем, не сумев с нас ничего взять, они дело о банкротстве закрывают, но ОАО «Кольская Сверхглубокая» где-то в 2019 году исключают из ЕГРЮЛ, ликвидируют.
— А зачем?
— Чтобы в налоговой на них это никак не висело. Нет компании — ничего не висит. Нашли в итоге крайнего — меня. Якобы я своевременно не подал документы на банкротство. По закону руководитель должен это сам сделать, зная, что предприятие не может рассчитаться по счетам. Если он этого не делает, то несёт субсидиарную ответственность. И налоговая инспекция подала на меня в суд общей юрисдикции, и он взыскивает в том же 2019 году с меня 1,5 млн рублей убытков.
— Почему 1,5 млн, если долг предприятия был всего 500 тыс.?
— Там ещё образовался долг в 5 млн перед всеми арбитражными управляющими. Они же работали, каждый день получали зарплату, плюс расходы разные, государство это оплачивало. И налоговики посчитали, что я нанёс им убыток. В итоге арестовали у меня имущество, карточки, автомобиль, который я брал в кредит. Продуктов не мог купить себе, за коммуналку заплатить. Я обжаловал это решение сначала в областном суде — неудачно, но кассационный суд в прошлом году встал на мою сторону и решение отменил, но только в феврале этого года мне вернули те деньги, что смогли взыскать.
— Верите сами, что удастся её когда-то возродить? У нас же в России есть и другие сверхглубокие скважины.
— Наш новый губернатор Андрей Чибис, он парень новый, активный. Надеюсь, что, может, ему что-то удастся. Бурить, конечно, там уже не будут. Но вот возможный туристический маршрут в летний период — было бы здорово, тем более что мировой рекорд СГ-3 по глубине так и не побит, и это, конечно, будет привлекать людей.
— Давид Губерман, с которым вы работали и общались в конце его жизни, был доволен в целом судьбой СГ-3? Ведь, несмотря на огромные достижения, были и неудачи, да и конец у скважины получился более чем печальным.
— Он был доволен результатами работы, но остался недоволен развалом СССР и прекращением финансирования. Если бы Советский Союз не распался, то, я думаю, отметка в 15 тыс. м была бы преодолена.
— А почему, кстати, именно 15 тыс. м везде фигурируют как некая краеугольная отметка?
— Предполагали, что на глубине около 15 км мы можем добуриться до мантии. Так было написано во всех учебниках геологии. А у нас по этим подсчётам кратчайший путь. Что там дальше 15—20 тыс. — ведь достоверно никто не знает. Есть ли там то, что мы себе представляем, — неизвестно.
— На данный момент каков статус СГ-3?
— Всё теперь принадлежит России, Росимуществу. Ни одного работника нет, потому что как такового предприятия просто не существует.
Анатолий Караваев
