«Приказываю выжить…»

Мне довелось не раз беседовать с ним, писать о его поисково-исследовательской работе по увековечиванию подвигов доблестных побратимов. В цепкой памяти ветерана навсегда запечатлелись события того рокового дня — 22 июня 1941 года, когда он вступил в смертельную схватку с фашистами. Но возраст брал свое — в последние годы Сергей Тихонович тяжело болел и редко выходил из дома. Я навещал его, помогал, чем мог. Каждая встреча была очень теплой и дружеской, ведь разговаривали единомышленники. Сегодня Сергея Тихоновича уже нет с нами. Но его воспоминания — ценное духовное наследие для потомков. Пусть же они еще раз услышат из первых уст рассказ о героизме советских воинов в самом начале войны.
— Вы часто навещали места боев? — с этого вопроса началась та памятная беседа.
— Пока позволяло здоровье, ездил туда регулярно вместе с другими оставшимися в живых защитниками Брестской крепости, — тяжело вздохнув, ответил ветеран — У каждого из нас были верные друзья, погибшие там в первые дни войны... Но прежде всего мы говорили о своем командире — лейтенанте Андрее Митрофановиче Кижеватове, которому было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Его команда «Застава, в ружье!» на рассвете 22 июня 1941 года стала для нас рубежом между миром и войной.
— Что особенно запомнилось?
— Всё стоит перед глазами — пылающая крепость, разрывы мин и снарядов, пикирующие бомбардировщики. После короткого затишья — автоматные и пулеметные очереди, сухие винтовочные выстрелы, взрывы гранат, надрывный крик кого-то из пограничников: «Немцы в цитадели!».
Вражеские солдаты бежали от Тереспольских ворот — в касках, с закатанными рукавами, поливая из автоматов окна горящих зданий.
Лейтенант Кижеватов поднял нас в первую контратаку. Подхватив клич командира «Ура!», мы бросились вперед. Из здания соседнего 333-го полка, из казарм внешнего кольца цитадели устремились на помощь пограничникам бойцы.
Цепи гитлеровцев дрогнули, поредели и рассыпались. Крики раненых, выстрелы, лязг оружия. Под ногами — трупы в серо-зеленых мундирах. Мы вырвались к мосту и попали под огонь немецких орудий, бивших из-за излучины Буга прямой наводкой. Кижеватов приказал отойти назад под защиту прочных стен заставы.
Гитлеровцы накатывались волна за волной. До полудня мы отбили шесть или семь атак. Затем снова появились вражеские самолеты. Земля дрожала от разрывов бомб. Застава превратилась в руины, над головами было дымное небо.
Лейтенанта Кижеватова отбросило от пулемета взрывной волной. Он поднялся с груды битого кирпича, шатаясь, сделал шаг, другой и грузно осел на руки подоспевших бойцов. Страшный звон в ушах мешал нам слышать друг друга. Командир показал на завалы. Мы принялись разбирать их, извлекая из-под руин раненых, уцелевшее оружие. Перевязывали друг другу раны.
— Наверное, к ночи бои поутихли?
— Куда там! Гитлеровцы подтянули силы и ворвались в цитадель. Рукопашные схватки в темноте — что может быть страшнее? Немцы пускали осветительные ракеты. В их матово-белом свете на дымившихся руинах шло сражение не на жизнь, а на смерть. Редели наши ряды, однако без команды никто не отступил.
Потом уже перемешались дни и ночи. Но и сейчас перед глазами эпизод за эпизодом. О защитниках крепости и книги написаны, и фильмы сняты. Повторяться не буду, хотя всей полноты событий никому и никогда не представить. Локальные бои продолжались долго и с переменным успехом. Трагизм и героизм были неразделимы. Мы понимали, что шансов выжить почти нет, но чувства безысходности не было. Знали: надо сражаться, пока можем держать оружие.
«Мы окружены плотным вражеским кольцом, в Бресте — гитлеровцы», — эту суровую правду сообщил нам лейтенант Кижеватов.
Он стоял перед группой уцелевших пограничников, с кровавой повязкой на голове. Хорошо помню его слова: «Пока мы в крепости — нас им не взять. Возможно, все погибнем. Но за каждого бойца фашисты заплатят десятками, сотнями своих солдат».
Особенно драматичным был день, когда по решению командования членов семей пограничников отправили из цитадели, зная, что они попадут к немцам. Но иного способа спасти их здесь от верной гибели не было.
— Да вы ведь и сами постоянно находились на волоске от смерти. Как вырвались из ада?
— На исходе июня лейтенант Кижеватов собрал всех нас, оставшихся в живых. Обросший, смертельно усталый, постаревший, с безжизненно повисшей рукой, он, тем не менее, не терял бодрости духа: «Вы сделали все, что могли. Я горжусь, что на мою долю выпало быть среди вас, командовать такими бойцами. А теперь приказ: просочиться группами сквозь кольцо окружения».
Кто-то спросил: «Вы с нами, товарищ командир?». «Я буду прикрывать ваш отход. Иначе не могу — здесь моя застава».
Тогда все пограничники заявили, что и они останутся с ним. Однако Кижеватов был категоричен: «Приказываю выбраться из крепости, дойти до наших, воевать так, как здесь дрались. Приказываю выжить, чтобы уничтожить врагов...».
Кижеватов обнял каждого из бойцов. Мы сдерживали слезы, стараясь скрыть их от командира. Он расспросил, кто с кем пойдет, определил каждой группе направление. С ним же остались 17 раненых бойцов.
Больше я его не видел. Позже узнал, что он погиб в начале июля 1941 года при попытке взорвать понтонный мост врага.