Два его брата погибли в Маньчжурии на русско-японской войне. Тем обиднее было для 39-летнего боевого русского офицера, награжденного за храбрость в сражении при Мукдене орденом Св. Владимира 4-й степени с мечами и бантом, сознавать, что ни поражения в той войне, ни множества кровавых трагедий и смертей могло не быть…
Свои мысли тульский дворянин Дмитрий Павлович Парский (1866 — 1921) изложил в книге «Воспоминания и мысли о последней войне (1904−1905)», вышедшей в Санкт-Петербурге в 1906 году и посвященной памяти погибших братьев и всех, кто пал на поле брани. Почти одновременно вышла и другая работа Парского — «Причины наших неудач в войне с Японией. Необходимые реформы в армии». Он писал:
«Внимательное исследование причин наших неудач в последнюю войну должно привести к заключению, что они обусловливались не свойствами народа и даже не качествами армии, а, главным образом, государственным строем и укладом; в этом отношении мы были уже давно и серьезно нездоровы, что отзывалось решительно на всем… Несомненно, много было и чисто военных промахов, но, всматриваясь ближе, нельзя не заметить, что они являлись только плотью от плоти нашего государственного уклада».
По мнению Парского, России требовался «демократизм в реформах, общих и военных, как вполне отвечающий нашему национальному складу и духу» — прежде всего отмена «всяких исключительных, ничем не оправдываемых в настоящее время привилегий», и постановка «всех в одинаковые условия перед законом».
Можно представить, какое впечатление произвели на читателя эти радикальные высказывания — особенно если учесть, что к тому времени Дмитрий Павлович был уже известным и популярным военным мыслителем, историком и публицистом. Результатом смелых публикаций Парского стал его вызов «на ковер». Бывший генштабист В. Ф. Новицкий вспоминал:
«Начальник Генерального штаба Ф. Ф. Палицын потребовал к себе Д. П. и в продолжительной беседе с ним исповедывал его, желая себе уяснить, чего именно добивается автор и как следует понимать пожелания его брошюры. Д. П. со свойственной ему прямотой и искренностью давал объяснения, расшифровывая свои намеки, сообщая то, что нужно было читать между строк, вообще называл вещи своими собственными именами. Мне доподлинно известно, что эта исповедь произвела сильное впечатление на Палицына; и, конечно, счастьем было для Д. П., что начальником Генерального штаба был не кто-либо другой, а именно Палицын, хотя и царедворец и деятель реакционного лагеря, но человек несомненно умный, гуманный, не стоявший на той точке зрения, что офицеры Генерального штаба должны быть черносотенцами прежде всего. При ином начальнике Генерального штаба не сдобровать бы» Парскому…
В итоге Дмитрия Павловича лишь удалили из Генерального штаба, назначив на полк.
«В этой армейской среде он пришелся как нельзя более кстати со своими гуманными взглядами, со своей заботливостью о меньшом брате, со своими разумными требованиями, касающимися дисциплины, и уважением к личности человека, хотя бы таковой и был облечен в серую шинель рядового солдата», — писал Новицкий.
Ответом солдат на такое отношение было искреннее уважение к своему командиру.
К началу Первой мировой войны Дмитрий Павлович командовал бригадой в составе 28-й стрелковой дивизии, которая с первых же дней участвовала в боевых действиях. Один из ее боев с австрийцами 13/26 августа 1914 года Парский позже проанализировал в статье для первого выпуска Военно-Исторического сборника (М., 1919):
«Бой этот, не большой и не имевший особого значения, представляет интерес в том отношении, что наглядно показывает, к каким последствиям приводит отсутствие общего управления, ориентирования и связи со стороны старшего командного состава».
Сам генерал Парский в условиях этих «печальных последствий» проявлял и мужество, и храбрость, и тактическую зрелость. В Высочайшем приказе о награждении Дмитрия Павловича орденом св. Георгия 4-й степени о нем говорилось:
«В ночном бою с 11 на 12-е ноября 1914 года у Прошовице-Плавовице, находясь под сильным и действительным огнем противника, оказывавшего сильное сопротивление, оценил обстановку и принял решение обойти его фланг, атаковал его, захватил после упорного боя и удержал такой важный пункт неприятельского расположения, что с занятием его сражение приняло решительный оборот в нашу пользу. Таким образом, генерал-майор Парский способствовал своими действиями победоносному успеху всей дивизии, ибо без этих действий невозможен был бы упомянутый успех. При этом было взято в плен: 2 командира полка, 21 офицер, 1309 нижних чинов и захвачено 11 действующих пулеметов». А за Прутскую операцию его наградили в мае 1915 года Георгиевским оружием: «Противнику нанесено решительное поражение, взято в плен 60 офицеров, 1500 нижних чинов, захвачено 10 пулеметов и 3 горных орудия. Генерал Парский лично произвел необходимые рекогносцировки, а впоследствии руководил боем, находясь под действительным огнем противника».
За годы Первой мировой войны Парский прошел все ступени командования от бригады до армии и дважды отказывался от должностей в Генеральном штабе, предпочитая оставаться в строю. После Февральской революции доброжелательное отношение солдат к своему генералу не изменилось.
Посещение генерал-лейтенантом Д. П. Парским Юрьевецкого пехотного полка. 1916 г.
Например, 2 апреля его поздравила с Пасхой 2-я рота 10-го железнодорожного батальона. «Доброму нашему товарищу Господину Генералу Парскому», — так начиналось приглашение на ротный праздник от солдат 7-й роты 5-го гренадерского Киевского полка.
И стихи о Парском слагали солдаты: «У генерала Парского\ Одно было стремленье\ В его речах всегда звучало ясно\ Он нас звал всех к единенью». При том, что Дмитрий Павлович и в те смутные времена оставался открытым сторонником твердой дисциплины и восстановления боеспособности армии ради победы над врагом, такие оценки дорогого стоили. Нет, не случайно солдаты меж собой величали Дмитрия Павловича «батькой».
В ноябре 1917-го командующий 3-й армией Парский был арестован за отказ подчиниться Совету народных комиссаров и исполнить приказание военревкома Западного фронта о принятии мер к ведению мирных переговоров с противником. Это «противоречит моим внутренним убеждениям и совести», — заявил генерал. Он также отказался выдать представителям военревкома мандат на переговоры.
Парский не был готов примириться с врагом, и этим объяснялось его стремление возобновить борьбу с немцами в феврале 1918 года. После допроса генерал был освобожден под подписку о невыезде, причем дал слово офицера явиться в следственную комиссию по первому требованию.
Дмитрий Павлович Парский. Фото: ru.wikipedia.org
Вплоть до января 1918 года Парский уведомлял следственную комиссию о переменах своих петроградских адресов, а позднее надобность в этом миновала, тем более что бывший генерал вступил в Красную армию. По его собственному признанию, «сознание, что старый враг вновь грозит поверженной в прах родине, быстро заставило забыть всю горечь перенесенного, всю усталость» — «я не выдержал и… бросился в штаб верховного главнокомандующего, а затем и в Смольный, где и заявил о желании служить на фронте в этот ответственный момент».
Начальник штаба верховного главнокомандующего, бывший генштабист генерал-майор Михаил Бонч-Бруевич приводит в своих мемуарах сказанные тогда слова Парского:
«Я далек от социализма, который проповедуют ваши большевики. Но я готов честно работать не только с ними, но с кем угодно, хоть с чертом и дьяволом, лишь бы спасти Россию от немецкого закабаления».
Через два дня Дмитрий Павлович «получил назначение ехать к Нарве и объединить командование войсками, действовавшими в районе р. Наровы и Чудского озера». Так бывший царский генерал стал участником и одним из создателей Красной Армии.
Заглавное фото: Командир Гренадерского корпуса генерал-лейтенант Д. П. Парский
