Немцы стремились попасть в Москву в сорок первом. Но им не дали, а крепко наподдали. Шло время, парад в столице СССР стал для Гитлера несбыточной мечтой. И вдруг летом 1944 года по Москве прошелестел слух: немцы в городе! Их много, очень много! Скоро они пройдут маршем по нашим улицам. Так и произошло. Только шествие получилось отнюдь не победным.
17 июля 1944 года по улицам столицы провели 57 тысяч пленных солдат и офицеров вермахта. Среди них были не только немцы, но и представители других национальностей, которые пришли вместе с германцами завоевывать нашу страну.
У кого возникла такая идея? Ответа на этот вопрос нет. Но, если не у самого Сталина, то он по достоинству оценил предложение и после окончания триумфальной операции «Багратион» в Белоруссии, во время которой была разгромлена группировка армий «Центр» и было захвачено более 400 тысяч (!) пленных, дал указание готовиться к грандиозному мероприятию.
Зрелище поверженного врага должно было вдохнуть силы в измученных войной москвичей, показать, что конец тяжелым испытаниям уже близок.
Да и сводки с фронта были оптимистичными, едва ли не каждый день приносил сообщения об освобождении очередного советского города и взятии в плен неприятельских солдат.
Акцию под ласковым названием «Большой вальс» проводил НКВД. Ее держали в секрете, и лишь накануне парада прозвучало объявление по радио. Утром 17 июля газета «Правда» на первой полосе проинформировала о шествии. В извещении начальника милиции Москвы подчеркивалось, что «граждане обязаны соблюдать установленный милицией порядок и не допускать каких-либо выходок по отношению к военнопленным».
Народ стал собираться на улицах с раннего утра, благо был теплый летний день. Люди заполнили тротуары, глазели из окон, собирались на балконах, взбирались на заборы. Пришли поглядеть на униженных завоевателей военные, женщины, потерявшие своих мужей и сыновей, старики, которые сражались с германцами в Первую мировую, мальчишки, на время оставившие свои игры ради невиданного зрелища. «Пленных гонят – чего ж мы дрожим?!» – пел спустя годы в «Балладе о детстве» Высоцкий, которому в 1944 году было всего шесть лет.
…Накануне пленных собрали на московском ипподроме и стадионе «Динамо». Многие из них терялись в тревожных догадках – что с ними собираются делать? Некоторые молились, прощались с жизнью, ибо пронесся слух, что русские собираются устроить массовый расстрел…
К 11 часам утра 17 июля пленных разделили на две группы и построили в соответствии со званиями. Руководил прохождением колонн командующий войсками МВО генерал-полковник Павел Артемьев.
Первая группа – 42 000 человек – прошла за 2 часа 25 минут по Ленинградскому шоссе и улице Горького (ныне Тверской) к площади Маяковского, затем по часовой стрелке по Садовому кольцу до Курского вокзала. В этой группе было 1227 офицеров, включая 19 генералов.
Вторая группа –15 000 человек – прошагала по Садовому кольцу против часовой стрелки от площади Маяковского до станции Канатчиково Окружной железной дороги за 4 часа 20 минут.
Колонны пленных сопровождали всадники с обнаженными шашками и конвоиры с винтовками наперевес. Они были рослые, статные, видно было, что эти люди прошли отбор. Впрочем, это понятно – победители должны были выглядеть убедительно. В отличие от своих поверженных врагов...
Немцы представляли собой разнородную массу. Генералы, открывавшие шествие, были чисты, опрятны, выглядели спокойными. Они смотрели прямо, словно не замечая москвичей. На груди красовались ордена и знаки отличия. Да и вышагивали генералы уверенно, как на параде. Впрочем, это и был парад, только не тот, о котором немцы мечтали в сорок первом…
Вслед за генералами шли офицеры. Одни выглядели более или менее пристойно, другие, наоборот, махнули на себя рукой, были растрепаны, грязны и небриты. Солдаты же походили на обыкновенный сброд. Многие несли консервные банки, которые заменяли им котелки, свертки с нехитрым скарбом. После шествия их грузили в вагоны и отправляли по железной дороге в места заключения.
Некоторые пленные с любопытством озирались по сторонам. Их наверняка удивляло, что они видят не монстров, не «недочеловеков», о которых болтал Гитлер, а нормальных людей, среди которых было немало красивых женщин.
Пленных поражало и то, что дома в русской столице были целехонькие и очень симпатичные, вопреки заверениям Геббельса, что «большевистская столица лежит в руинах».
Одним из тех, кто наблюдал за шествием, был писатель Леонид Леонов. Вот отрывок из его очерка «Немцы в Москве», опубликованного в «Правде»: «Отвратительная зеленая плесень хлынула с ипподрома на чистое, всегда такое праздничное Ленинградское шоссе, и было странно видеть, что у этой пестрой двуногой рвани имеются спины, даже руки по бокам и другие второстепенные признаки человекоподобия. Оно текло долго по московским улицам, отребье, которому маньяк внушил, что оно и есть лучшая часть человечества...
Несостоявшиеся хозяева планеты, они плелись мимо нас – долговязые и зобатые, с волосами вздыбленными, как у чертей в летописных сказаниях, в кителях нараспашку, брюхом наружу, но пока еще не на четвереньках, – в трусиках и босиком, а иные в прочных, на медном гвозде ботинках, которых до Индии хватило бы, если бы не Россия на пути...»
Заглянем в прошлое. В 1914 году по улицам Белокаменной уже проводили пленных. То были захваченные во время битвы в Галиции австро-венгры. Во время шествия – в целом спокойного, без эксцессов – их сопровождал кавалерийский конвой.
Традиция «парада» пленных зародилась еще во времена Римской империи – тогда победители прогоняли их по улицам своих городов.
Своим триумфом на поле брани военные великодушно делились с ликующей толпой, в которой были не только плебеи, но и патриции. Понурый и жалкий вид поверженного врага приводил их в неистовство – они радостно вопили, насмешничали, швыряли в пленников камнями.
Спустя много веков традицию переняли нацисты. Правда, уже когда время их больших побед прошло. Они еще хорохорились, надували щеки… В 1944 году по улицам столицы Италии провели пленных американцев, которых «фашиствующие римляне» забрасывали мусором. Аналогичное шествие немцы организовали в Париже. И там отношение населения к чужакам было недоброжелательное. Особенно со стороны женщин, которые плевались, пытались ударить пленных, норовили вцепиться им в волосы…
После войны, говоря о «параде» пленных в Москве в 1944 году, немцы указывали, что Советский Союз нарушил Женевскую конвенцию, в которой говорится о «защите военнопленных от оскорблений и любопытства толпы». Видимо, они напрочь забыли, что ранее сами растоптали этот документ…
Москвичи восприняли прохождение солдат вермахта неодинаково. Кто-то и впрямь грозил им кулаками, матерился, выкрикивал проклятия: «Сволочи, чтоб вы подохли!», «Почему, гады, вас не перебили на фронте?»… Людей можно было понять – они сполна нахлебались лиха. И вот представилась возможность выместить свою ненависть на тех, кто разрушил их дома, принес столько бед.
«Брезгливое молчание стояло на улицах Москвы, насыщенной шарканьем ста с лишком тысяч ног, – писал тот же Леонид Леонов. – Лишь изредка спокойные, ровные голоса, раздумье вслух, доносилось до нас сзади:
– Ишь, кобели, что удумали: русских под себя подмять!
Но лишь одно, совсем тихое слово, сказанное на ухо кому-то позади, заставило меня обернуться:
– Запомни, Наточка... это те, которые тетю Полю вешали. Смотри на них!
Это произнесла совсем обыкновенная, небольшая женщина своей дочке, девочке лет пяти. Ещё трое ребят лесенкой стояли возле нее. Соседка пояснила мне, что отца их Гитлер убил в первый год войны…»
Однако, по словам очевидцев, агрессивных выпадов было немного. Более того, некоторые, в основном женщины, смотрели на пленных с сочувствием. Были и те, кто плакал, возможно, вспоминая своих близких, попавших в плен.
Очевидец рассказывал, что одна старуха шептала: «Господи, они такие же, как наши бедные дети…»
Отрывок из радиорепортажа французского писателя Жан-Ришара Блока: «…Я вышел посмотреть на них, как и все москвичи. Густая толпа. Радио призывает к спокойствию. Излишняя предосторожность. Московская толпа поражает своим достойным поведением…
Стояла хорошая погода, и москвичи были одеты в полотняные белые костюмы и светлые платья. Землистый, серо-черный поток пленных тек между двух человеческих берегов, и шепот голосов, сливаясь воедино, шелестел подобно летнему ветерку…
Когда последний ряд колонны прошел, появились поливальные машины, сверкающие серебряной окраской, и залили асфальт дезинфицирующей жидкостью. Вот тут-то русский народ разразился смехом. А когда смеется гигант, это кое-что значит».
Сталин был доволен произведенным эффектом. Газеты всего мира, не жалея красок, описали шествие пленных. В Германии, разумеется, о «параде» в Москве не обмолвились ни словом. Но наверняка многие – особенно в высших кругах Третьего рейха – содрогнулись от ужаса. Больше всех, конечно, фюрер. Он страшно боялся, что русские, захватив Берлин, посадят его в клетку на всеобщее обозрение.
Возможно, после шествия пленных в Москве противники Гитлера решили, что медлить нельзя и с фюрером необходимо покончить. 20 июля в его ставке в Растенбурге взорвалась бомба. Кровавый властелин Германии получил лишь легкие ранения…
… Через некоторое время шествие пленных германцев провели в Киеве. Оно было менее масштабным и не столь эффектным, как в Москве. В «параде» участвовало почти 37 тысяч захваченных военных, в том числе более 500 офицеров. Общая длина колонны военнопленных составила 5 километров.
В докладной записке, адресованной Сталину, в частности, говорилось:
«Колонны военнопленных проходили по улицам города в течение 5 часов, т.е. с 10 часов утра до 15 часов дня. При движении колонн военнопленных по улицам города окна и балконы домов были заполнены местными жителями. По самым скромным подсчетам, их число составило 170 тыс. человек. Движение колонн по городу прошло организованно и никакими эксцессами не сопровождалось. Однако при прохождении военнопленных мимо госпиталей со стороны бойцов, находящихся на излечении, а также инвалидов Отечественной войны имели место многочисленные попытки проникнуть через цепь конвоя и нанести удары военнопленным. Охраной и конвоем такие попытки настойчиво пресекались…»
Пленные немцы надолго стали частью послевоенного пейзажа советских городов. Они работали во многих уголках СССР – строили дома, дороги, участвовали в восстановлении Днепрогэса и Донбасса, возводили предприятия, начинали прокладку БАМа, создавали первые турбореактивные двигатели.
Немцы ходили порой без охраны. Некоторые выпрашивали у прохожих хлеб, сигареты. Но в основном пленные предлагали свои услуги – среди них было много рабочих, рукастых мужиков. Как пел Высоцкий, «на стройке немцы пленные на хлеб меняли ножики…» И не только – им делали «заказы» смастерить кое-что из кухонной утвари – примусы, фонари, карбидные лампы. За работу немцы брали денег немного, а качество их изделий было высокое.
Иногда они садились отдыхать, доставали губные гармошки и наигрывали на них какую-то нехитрую мелодию. Увидев ребенка, смотрели на него с грустью, смахивали слезы и говорили, что в «фатерлянде» у них есть «киндер», которого они давно не видели…
Пленных начали отпускать на родину в конце 40-х годов. Но основная масса немцев оставалась в Советском Союзе. После визита в Москву в 1955 году престарелого канцлера ФРГ Конрада Аденауэра, где он провел очень эмоциональные переговоры с Никитой Хрущевым, немцев в нашей стране становилось все меньше и меньше. Представители СССР дали устное обещание отпустить домой всех пленных.
Когда канцлер вернулся в ФРГ, его встречали толпы восторженных людей. До сих пор считается, что самой большой заслугой Аденауэра было освобождение подавляющей части немецких военнопленных. Однако на родину вернулись, по разным причинам, не все. В обоих германских государствах – ФРГ и ГДР – отмечался «День верности», когда звонили колокола, проходили молитвы в церквях, вечером в окнах вспыхивали свечи в память о тех, кто не вернулся из России…
Валерий Бурт
