«Искусный маневр на малом пространстве Дворцовой площади доказал, что храбрые сыны Севера столь же сведущи в воинских искусственных оборотах, сколь могущественны и страшны на поле брани».
Завоёванные песни
Мы, сегодняшние, практически забыли эту дату – 19 (30) марта 1816 года. А ведь 200 лет назад писали (см. справку), что она будет жить в веках. В этот день перед Зимним дворцом прошёл парад в честь победы над Наполеоном.
Описание события взято «АН» из «Русского инвалида» за 1816 г. – главной в те годы военной газеты (доход от неё шёл увечным воинам, отсюда и название). Но, допустим, у армейского официоза своя стилистика. Что ж – вот ещё цитата.
«Полки наши возвращались из-за границы. Народ бежал им навстречу. Музыка играла завоёванные песни: Vive Henri-Quatre, тирольские вальсы и арии из Жоконда. Офицеры, ушедшие в поход почти отроками, возвращались, возмужав на бранном воздухе, обвешанные крестами. Солдаты весело разговаривали между собою, вмешивая поминутно в речь немецкие и французские слова. Время незабвенное! Время славы и восторга! Как сильно билось русское сердце при слове отечество!». А. Пушкин, «Метель».
«Завоёванная» французская песенка Vive Henri-Quatre про короля Генриха (Анри) IV – разве не похоже это на какую-нибудь «трофейную» «Розу-Мунду», зазвучавшую после 1945-го в СССР?
Дорога домой
Но почему этот парад состоялся лишь через четыре года после изгнания Наполеона из России?
Напомним: вслед за Войной 1812 года начались «заграничные походы» русской армии. В 1814-м мы вошли в Париж. Коалиция союзников провозглашала: мы воюем с Наполеоном – но не с Францией! Европейские монархи вернули на французский престол Бурбонов – и начали выводить войска (царь Александр I – тоже). Но Наполеон сбежал с острова Эльба. Дело, как известно, закончилось Ватерлоо. Теперь уже решили наказать и Францию – раз её народ поддержал «чудовище». Наложили контрибуцию (на нынешние деньги – порядка миллиарда евро), войска придержали, ввели оккупационные зоны (русскую – тоже). Контрибуция до конца выплачена не была, долг победители постепенно простили (Россия – тоже), дальнейшей судьбой Европы занимались дипломаты. Через некоторое время стало ясно: теперь уж точно держать войска здесь смысла нет (хотя 30-тысячный корпус М. Воронцова оставался до 1818 года). Возвращались колонны домой пешком – тоже не за день. Вот и вышло, что в России победители оказались лишь к весне 1816-го.
«А-ля казак»
Всё это нам объяснял кандидат исторических наук, военный реконструктор, знаток той эпохи Олег Соколов. А корреспондент «АН» вспоминал – какие русские слова тогда, считается, вошли во французскую речь? «Березина» – как обозначение полного краха. Всем известное «бистро» – от «быстро». Обхождение с дамой «а-ля казак» (à la casaque) – это когда всё проделывается быстренько, с лёту…
Но тут собеседник уточнил:
– Конечно, пока шли боевые действия, бывало всякое: и грабежи, и насилия. Война есть война. Но большинство инцидентов связано именно с казаками. Надо понимать: тогдашние казаки – это так называемые иррегулярные части. Дрались лихо – однако за добычу и были как бы «сами по себе». Армейское же начальство на многое в их поведении закрывало глаза. Действительно, словом «казак» во многих французских городках и деревушках ещё долго пугали детей. Но регулярная армия вела себя гораздо приличнее – за этим следили. И после взятия Парижа «иррегулярные части» начали отправлять домой в первую очередь. Да, на Елисейских Полях стоял знаменитый казачий бивак – но это «гвардейские казаки», совсем особая статья.
В Париж, рассказывает Олег Соколов, мы вообще вошли торжественно. Александр специально приказал, чтобы парадным маршем по городу шли те части, у которых обмундирование оставалось более-менее приличным. Вообще же царь был растроган восторженным приёмом, оказанным ему парижанами. Перед сдачей города русские согласились, чтобы парижская Национальная гвардия там осталась. Так что порядок на улицах поддерживали вместе с нами 12 тысяч вооружённых французов.
Эксцессов уголовно-бытового характера (вроде драк с русскими солдатами) во Франции было немного, и случались они чаще по вине местных. Это признают сами французские историки, изучавшие тогдашнюю полицейскую статистику. Во-первых, русские войска просто находились в казармах. Во-вторых, граф Воронцов держал железный порядок. От французов по большому счёту требовали одного – чтобы они наших солдат кормили.
Голова у русских командиров болела из-за другого. Дезертирство! Россия была крепостническим государством, барин сдавал рекрута на 25 лет службы. И вот такой солдат из рекрутов, отвоевавший огромную войну (и уже иначе глядящий на жизнь), понимает: завтра – домой. Там лямку ещё тянуть да тянуть… А здесь тёплая, зажиточная страна, где люди свободны. В офицерских мемуарах – постоянные упоминания: сбежало пять солдат… десять… шестьдесят… Бежали нередко с оружием, кавалеристы – на лошадях. Кого-то вылавливали, кого-то нет. Что дальше? Как правило, беглецы нанимались к местным фермерам. А там глядишь – уже и язык освоил, на хозяйской дочке женат... Новая жизнь! Сколько таких было? Точно не известно, но счёт явно на тысячи.
Бескорыстный противник
Это – солдаты. А офицеры? Тут – своя специфика.
Собеседник «АН» настаивает: нечасты в истории примеры, когда между недавними противниками (в данном случае – русскими и французскими офицерами) завязывалось столько дружб и взаимных симпатий. Благо языкового барьера не существовало – любой наш дворянин французским владел с детства.
На ситуацию надо взглянуть с обеих точек зрения. Для французов русские в недавних войнах были «бескорыстным противником». Это же не англичане или пруссаки, с которыми свои давние счёты и обоюдные претензии. Александр воспринимался, скорее, как человек чести, которого его проклятые союзники столкнули с Францией. Сейчас с уходом со сцены Бонапарта отпали политические проблемы. А каких-нибудь, условно говоря, территориальных уступок русские и не требовали (общей-то границы нет!). Ну да – мы с ними воевали. Но война кончилась. Что ж нам делить?
С русской же точки зрения… Отечественная война 1812 года всё-таки продлилась лишь шесть месяцев и закончилась нашим полным триумфом. Какая-то особая, глубинная ненависть к французам просто не успела вызреть. Они воспринимались, скорее, как наглецы, которые сунулись к нам – и получили по зубам. Последующие «заграничные походы» – это уже чисто военное противостояние.
Тут вообще принципиальный момент: людей прошлого нельзя оценивать сегодняшними мерками. У каждой эпохи своя психология. Тогдашнюю русскую элиту, несмотря ни на что, с Францией связывали тысячи, как сейчас говорят, «культурных кодов». С 1805 по 1814 год мы бессчётное количество раз сходились с французами в самых кровавых сражениях. Но вот битва заканчивалась – и обе стороны охотно щеголяли подчёркнуто рыцарственным отношением друг к другу. А сейчас эти войны вообще позади. Действительно, что делить?
Французская зараза
А ещё март 1816-го интересен и как рубеж эпох. Тут знаковое хронологическое совпадение. С одной стороны, парад победителей. С другой – именно в марте 1816‑го возникает «Союз спасения», одно из тех первых тайных обществ, в которых потом вызреют декабристы. Будущие декабристы и были его основателями – братья Муравьёвы-Апостолы, Сергей Трубецкой, Никита Муравьёв… Все – герои 1812 года и (или) «заграничных походов».
Это хрестоматийный момент. Одолев самого Наполеона, очень многие в России надеялись: уж сейчас-то заживём иначе, получим то, чего подспудно ждём: конституцию, освобождение крестьян... В Европах именно молодые участники войн с Францией подхватили либеральную «французскую заразу», надышались воздухом свобод.
Но Олег Соколов обратил внимание на другое. Свои «декабристы» тогда появились не только у нас. В Испании вскоре началась борьба с Бурбонами, в Италии – национально-освободительное движение. И всюду горючим материалом становились бывшие участники Наполеоновских войн. В Испании король даже боялся пустить домой ветеранов русского «испанского полка» – его сформировали у нас из наполеоновских военнопленных-испанцев, и в «заграничных походах» они дрались под русскими знамёнами. А что – от людей с таким прошлым чего угодно можно ждать!
Парадокс: сам Наполеон не был ни демократом, ни свободолюбцем. Однако с его нашествиями в страны с суровыми монархическими режимами невольно приходили идеи просвещения, уважения к науке, личных вольностей. И нередко честные люди, которые тогда с оружием в руках вставали на защиту своей родины, после изгнания «проклятого Бонапарта» этими идеями проникались.
Но мы заглядываем вперёд. А пока на петербургской площади проходят в едином торжественном строю герои недавних сражений. Будущие декабристы и будущие единомышленники Бенкендорфов и Воронцовых, которые сочтут, что для блага России нужна не «французская зараза», а твёрдая власть. Жизнь ещё не развела их... Так почему бы нам через 200 лет не вспомнить этот день?
«Навеки незабвенный день»
«Навеки незабвенный день (…) встречен был 19 сего марта 32 000 воинов, стоящих в строю. (…) Государь объехал ряды храбрых и возвратился на Дворцовую площадь, где приготовлено было (...) нарочитое возвышение для принесения надлежащего по сему случаю молебствия (…). Нет пера, которое могло бы описать величественную и трогательную картину сего зрелища. По окончании молебствия, во время которого стреляемо было с крепости из пушек, государыни императрицы в сопровождении великих княгинь и знатнейших особ Двора, изволили появиться войску (…) . Искусный маневр на малом пространстве Дворцовой площади, сделанный 30 000 воинов (…), доказал, что храбрые сыны Севера столь же сведущи в воинских искусственных оборотах, сколь могущественны и страшны на поле брани. Парад окончился церемониальным маршем мимо их величеств».
