160 лет назад, в январе 1863 года, в Польше началось восстание. Вряд ли стоило обращать внимания на эту дату, если бы не ассоциации, которые она вызывает с современными событиями, и прежде всего на Украине.
При подготовке этого материала перечитал массу польской литературы – с XIX века до наших дней. И понял – восстание не могло не начаться. На страницах одна и та же жгучая эмоция – ненависть к России и русским. Впечатление, что ненависть эта у поляков на генном уровне.
Ненависть поляков к русским даже не из-за того что Польша находилась в составе Российской империи, и даже не из-за трех разделов Речи Посполитой. Главная причина – Польша уступила России роль лидера в мире славянства, русские задвинули поляков вместе со страной на задворки истории.
И каждый поляк лелеет воспоминания о былом величии, когда Польша была великой и могучей, а её территория простиралась от моря до моря.
Из века в век оба государства были не просто соперниками, а врагами, которые не могли мирно сосуществовать рядом, кто-то должен был взять верх. Что и произошло в 1795 году, когда был проведён Третий раздел Польши – между Пруссией, Австро-Венгрией и Российской империей. Но восстания поляки поднимали только на российской части – всё по той же причине: ненависть и зависть. А они ведут к желанию доказать, как поётся в польском гимне, «Jeszcze Polska nie zginęła, Kiedy my żyjemy. Co nam obca rzemoc wzięła, Szablą odbierzemy». Что в переводе означает: «Ещё Польша не погибла, Если мы живём! Что враги у нас отняли, Саблей отберём!»
И отобрать саблей попытались в 1831 году, когда вспыхнуло так называемое Ноябрьское восстание. Франция выразила поддержку повстанцам, Пушкин ответил стихотворением «Клеветникам России», предостерегая западные державы от вмешательства во внутренние дела империи:
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний старый спор, уж взвешенный судьбою...
Классик польской поэзии XIX века Зигмунт Красинский ответил стихотворением «Москалям»:
Я с материнским молоком всосал,
Что не любить вас свято и прекрасно!
И эта ненависть – вот всё мое богатство.
Так что ошибался Александр Сергеевич, старый спор не утих. Да и не мог утихнуть. И в 1863 году – новое восстание.
«Красные» бьют в колокола
Момент для мятежа в 1863 году был не случайный. На российском престоле молодой царь Александр II. Он начал правление с крутых реформ, и самая оглушающая среди них – отмена крепостного права. Хотя реформа проведена в интересах помещиков, они были недовольны, что рушится устоявшийся порядок. А крестьянство возмутилось кабальными условиями реформы, и как результат – массовые волнения и даже восстания. То есть расчёт шляхты был таков: царю не до Польши, у него голова болит от внутренних проблем.
А ведь Александр II и в Царстве Польском провёл реформы – был учрежден Государственный совет из поляков, введено самоуправление. Польским эмигрантам было разрешено вернуться в Царство, дана амнистия сосланным в Сибирь участникам восстание 1831 года. И как итог: Царство Польское благоденствовало – росла численность населения, быстрыми темпами развивалась экономика, культуру никто не ограничивал.
В Польше развивали высшее и среднее образования, что, кстати, пополняло ряды врагов Российской империи, потому что порождало интеллигенцию, а она поголовно была настроена против русских.
Как писал русский публицист Михаил Катков, «в Польше задают тон демагоги, а разумные люди подчиняются им лишь из патриотической готовности к жертвам в пользу отечества». Молодежь была вдохновлена объединением Италии и либеральными реформами в Австрии.
Многие, начитавшись Герцена и Бакунина, полагали, что в Российской империя всё прогнило и вот-вот поднимется волна революции, а бикфордовым шнуром станет польское восстание. Польские мятежники надеялись на поддержку мирового сообщества. Поляки боготворили Наполеона III, который провозгласил право наций на самоопределение главным международным принципом. Король Франции освобождал Италию от австрийцев, и польские инсургенты рассчитывали, что он поможет и Польше сбросить владычество России.
Ведущей националистической силой было польское дворянство. Шляхтичи рассматривали подчинение России как унижение, мечтали о возрождении Речи Посполитой. «Красные», как называли однозначных сторонников независимости Польши, тщательно готовили выступление.
В октябре 1861 года был основан Центральный национальный комитет, своеобразный штаб повстанцев. Действовал Комитет русских офицеров, этнических поляков и литовцев, он поддерживал связи как с польскими националистами, так и с русскими смутьянами. Русские нигилисты строили иллюзии о мощном крестьянском восстании в Центральной России.
В Польше формировались вооружённые группы, общая их численность была около 20 тысяч человек. Это, прежде всего, шляхтичи, офицеры – поляки и литовцы, служившие в русской армии, студенты. Особую роль сыграли ксендзы католической церкви. Ватикан поддерживал подготовку восстания, рассчитывая на освобождение католической Польши из-под власти православной России.
Утром 11 января 1863 года по всей Польше ударили колокола – условный сигнал о начале восстания. В первый день – многочисленные нападения на русские гарнизоны. Было сформировано Временное национальное правительство, его возглавил студент философского факультета Стефан Бобровский. Из Франции прибыл Людвик Мерославский – крестник наполеоновского генерала Даву, участник восстания 1831 года. Его провозгласили диктатором.
Петербург подавал Европе надежды на успех
В европейской печати польское восстание романтизировалось, подавалось как национально-освободительное движение гордого европейского народа против самодержавия азиатского толка и национального угнетения. А повстанцы отнюдь не были мягкими и пушистыми романтиками-идеалистами, сражавшимися исключительно за свободу. Они зверски расправлялись с солдатами регулярных войск. Убивали православных священников.
Читаешь про те события, и живо встаёт перед глазами война наших дней на Украине. Всё до боли похоже: почти вся Европа оскалилась на Россию.
Князь Мещерский писал: «Европа, благодушно относившаяся к образу действий Пруссии и Австрии в частях Польши, им принадлежавших… под водительством Англии и Франции яростно обрушилась на Россию в защиту мнимых прав поляков. Известна особенность европейских трактатов, что только от одной России требуется безусловное их исполнение»…
Заговорили о праве наций на самоопределение, о принципе невмешательства… Прорабатывались планы введения санкций против России… Оживились дипломатические представительства в Петербурге, проводили активную работу с агентами влияния. В европейских газетах туча фейков (разумеется, такого слова тогда не знали) о будто бы зверствах и мародёрстве русских воинов. Поставка оружия мятежникам. Карл Маркс собирает антироссийские митинги в Лондоне.
Поляков всюду носят на руках. А вот быть русским в Европе опасно. Одна из парижских газет сообщила: «На бале в Прадо толпа узнала русского, его окружили с криком: «Палач Польши, вон его, вон палача!». Шляпу его бросили на пол и истоптали ногами. «Господа, — говорил растерявшийся человек, — господа, я не русский, я — я поляк». «Если поляк, так кричите: «Да здравствует Польша!».
А что в России? Власть была в растерянности, в Петербурге склонялись к тому, чтобы идти на уступки мятежникам. В обществе разброд. Публицист Катков фиксирует: «Рок не до конца прогневался на Польшу. Он поразил ее, но он же и судил ей редкое счастие: на русской стороне находит он людей, которые с трогательным великодушием готовы принести ему в жертву интересы своей родины, целость и политическое значение своего народа, находит людей, готовых из чести послужить ему послушными орудиями... людей, готовых быть поляками более, чем сами поляки».
Даже славянофилы поддержали мятежников, заказывали панихиды по погибшим полякам. Как писал князь Мещерский, панихиды «по тем полякам, которые резали наших солдат и варварски мучили и убивали священников в Северо-Западном крае. Россия безмолвствовала, Петербург подавал Европе большие надежды на успех…».
Или Польша, или Россия – середины нет
Понятно, мятеж шляхты вызвал горячую поддержку русских эмигрантов. Бакунин отправился в Польшу, чтобы вступить в ряды инсургентов, но добрался только до Швеции, откуда и мониторил события. На полную мощность включил свой публицистический пыл Герцен, он восторженно принял вооружённое выступление поляков. В статьях, которые размещал в «Колоколе», он рисовал образ польского народа как пострадавшего от жестокости России, народа героического, имеющего право на независимый от России путь. Русского солдата он так описывал: «… представляем себе бедного русского воина – мы готовы рыдать, как дети. Он должен краснеть от своих побед и бояться своих успехов». А в польских мятежниках Герцев видит исполинских героев, в которых «изящно сочетались всё чистое, восторженное и преданное рыцаря, со всем доблестным и могучим древнего римского гражданина». Польша – це Европа.
Но главная причина, почему Герцен поддерживал польских мятежников, другая: он видел в событиях первый шаг к раздроблению Российской империи. Он давно продвигал идею федерализации России, желал гибели империи и жаждал, чтобы на её месте возникло новое государственное образование – федерация свободно определившихся национальных государств.
Он мечтал: «Федеральное соединение должно быть вольным даром; Россия не имеет прав на Польшу».
Герцену ответил Михаил Катков. Он спокойно анализирует ситуацию в статье «Что нам делать с Польшей?» Отправная точка: «Вопрос о Польше был всегда и вопросом о России». Катков говорит о правде каждого из двух враждующих народов: «…поляку естественно отстаивать польское дело, а русскому естественно отстаивать русское дело». И далее он строит такую логику: Польша, после того, как утратила свою самостоятельность, не примирилась и не примирится со своей судьбой, но полякам недостаточно просто независимости, им хочется, чтобы и русский стал поляком, а в противном случае пусть убирается за Уральский хребет, «на месте нынешней России не хочет видеть никого, кроме поляков и выродков чуди или татар».
И он делает вывод: «Борьба наша с Польшей не есть борьба за политические начала, это борьба двух народностей, и уступить польскому патриотизму в его: притязаниях – значит подписать смертный приговор русскому народу. Пусть же наши недруги изрекают этот приговор: русский народ ещё жив и сумеет постоять за себя… Одно из двух: либо Россия, либо Польша – середины нет».
Катков считал, что в Польше решается судьба России. Он уверен: как раз в эти дни возникает в русских людях то, что «мы зовём патриотизмом и народным чувством, тут начинается новая жизнь и новый дух». И призвал русских людей сплотиться вокруг трона, иначе – смерть России.
Публицист указал на двойные стандарты Запада: «Не говорите англичанину о правах народностей в Индии: он сочтет вас сумасшедшим, точно так же, как француз сочтет вас таковым же, если вы заговорите ему о правах народностей в Алжире. Они не станут и возражать вам». Он приводит несколько примеров из европейской практики, аналогичных ситуации с Польшей. Австрия в то время владела Венецией, и в Вене военных сводит с ума даже намёк на то, чтобы уступить эту область Италии. И Европе было абсолютно всё равно до венецианцев, которые не единожды пытались выйти из-под власти австрийцев. Как раз в то время Франция отрезала от Италии Ниццу и прилегающую территорию, сославших на референдум. Европа молчит. Англия, по сути, присоединила Ирландию – Европа молчит. И только всеобщий вой: Россия, отступись от Польши.
Разгром восстания и переустройство Царства Польского
Общей армии у повстанцев не было. Отдельные бандформирования собирались в различных местностях, где были благоприятные условиях для вылазок. Организация и боевые успехи каждой банды зависела от знаний и опыта её командира. Обычно отряд состоял из трёх частей: стрелков, косинеров – пехотинцев и конницы.
Мятежники в открытый бой с русской армией не ввязывались, вели своеобразную партизанскую войну. Их громили, но они собирали свои силы вновь и вновь, что создавало впечатление о неодолимости повстанцев. Шляхте удалось продержаться почти два года. Но всё же они были разгромлены. И главная причина, почему мятежникам не удалось превратить мятеж во всепольское восстание – крестьяне не поддержали их. Польские паны отличались особой жестокостью по отношению к крестьянскому населению, особенно к украинским и белорусским крестьянам, исповедовавшим православие. Крестьяне ненавидели своих эксплуататоров и были на стороне правительственных войск. Известно немало случаев и выступления крестьян против повстанцев, которые досаждали сельскому населению своими поборами, а то и откровенными грабежами. Крестьяне захватывали панов-помещиков, которые поддерживали мятежников морально и материально, и сдавали их властям.
Командующим войсками, которые были выдвинуты на подавление восстания, был назначен граф Муравьев. С твердостью и беспощадностью, доходившей до жестокости, он преследовал мятежников и в то же время защищал русское население. В полгода он подавил мятеж, и на столетия стал фигурой номер один для жгучей ненависти поляков. К лету 1864 года был водворен порядок: вожаки движения частью были захвачены, а частью бежали за кордон.
После подавления восстания Александр II предпринял ряд радикальных мер в Царстве Польском. Название «Царство» было отменено, территория Польши и Литвы была разделена на 10 губерний. Была введена русская администрация с делопроизводством на русском языке. Русский язык стал обязательным и в школах. Последние представители унии были присоединены к православию.
Это было сделано, как сказал Муравьёв, «чтобы не было и малейшего повода опасаться, что край может когда-либо сделаться польским, потому желаю упрочить и возвысить русскую народность и православие, поддержать русское духовенство».
Меры, проведенные Муравьёвым в Польше, подорвали силу польского влияния в западных и юго-западных губерниях, что создало ему репутацию жестокого и беспощадного, дали даже ему кличку – Муравьёв-вешатель. Но русские деятели, трудившиеся вместе с ним в Западном крае, чувствовали глубокое уважение к его патриотизму, уму, твердости и прямоте.
Была проведена крестьянская реформа. Её цель в польских губерниях – привязать к России низшие классы польского населения, получить опору для русской власти. Крестьяне получили главное богатство для них – землю. Были отменены обязательства крестьян по отношению к помещикам. Введено самоуправление в сельских волостях, а другие классы польского общества были лишены самоуправления. Дальновидная российская политика лишила польских панов поддержки основной массы крестьянства.
И на этом мятеж закончился. Но ненависть поляков к русским осталась. И в наши дни она проявляется в осатанелых формах.
Николай Андреев
