26 августа 1942 года при налёте на Берлин, в сложных погодных условиях, самолёт Молодчего был повреждён и продолжал подвергаться настойчивым атакам истребителей. Сбросив бомбы над самым центром Берлина, внутренне ликуя, 22-летний командир экипажа нарушил требуемое радиомолчание и под своим индексом послал на землю радиограмму: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Находимся над Берлином. Задание выполнили!».
Когда, меняя высоту, бомбардировщику удалось выбраться из паутины ночного воздушного боя, на борт пришло подтверждение о получении радиограммы. А вскоре прямым текстом пришла нежданная радиодепеша: «Всё понятно. Благодарим. Желаем благополучного возвращения». Сообщение не было подписано, однако, вряд ли кто-нибудь сомневался в её отправителе. Конечно, это был он сам – Сталин.
В годы войны имя лётчика Александра Молодчего было известно всей стране. Воевал он мастерски, дерзко и решительно. Вот лишь один эпизод из его воспоминаний о практически безнадёжной для его экипажа ситуации в небе 1941 года. Летевший днем, без прикрытия самолёт Молодчего был атакован «мессершмиттами», которые не стали стрелять, предлагая сдаться:
«Мы летим плотным строем. Наш бомбардировщик зажат в тиски двумя фашистскими истребителями с крестами на крыльях и фюзеляже. Ме-109 подошли так близко, что, казалось, даже зазоров между крыльями нашего самолёта и их почти не было.
– Летящий справа что-то показывает, – докладывает воздушный стрелок Васильев.
– Покажи и ты ему, – вмешивается Панфилов.
Я вначале сделал вид, что не понимаю смысла этих жестов. Немецкий лётчик повторил свои жесты. Стрелять, мол, не будет, потому что нам и так капут. Саша Панфилов не удержался и показал ему в ответ внушительную фигу.
И тут доклад штурмана:
– Впереди цель, что будем делать?
– Бомбить. – отвечаю утвердительно. – Бомбить будем, Серёжа!
– Тогда доверни вправо на три градуса.
Я довернул. К нашему удивлению, истребители сделали то же самое. Ещё несколько неописуемо длинных секунд, и наши бомбы полетели в цель. И тут вражеские истребители поняли свой промах. Но для открытия огня им нужно занять исходное положение. А тут ещё и зенитная артиллерия заработала. Им-то что – свои или чужие в воздухе. Ведь бомбы-то сыплются...
Воспользовавшись этим, я резко убрал газ, заложил крутое, недопустимое для бомбардировщика скольжение и камнем полетел к земле. Это произошло неожиданно не только для фашистских лётчиков, но и для экипажа. И главная цель была достигнута. Истребители потеряли нас. А мы перешли на бреющий полёт.
И вот теперь-то, "облизывая" каждый овражек, каждый кустик, мы летели, едва не цепляя воздушными винтами землю. Благополучно прошли линию фронта, экипаж ликовал. Ещё одна наша победа! Ни одна из сброшенных нами 14 бомб не вышла за пределы железнодорожного узла».
Герой Советского Союза, командующий Дальней авиацией в 1969-1980 годах В.В. Решетников писал о Молодчем:
«Он воевал с каким-то увлекающим азартом и в боевых делах среди лётного состава стал признанным лидером.
Молодчий воспринял суть этих перемен (в 1942 году была создана Авиация дальнего действия под командованием А.Е. Голованова, была разработана новая тактика. – Н.Б.) как дело давно ожидаемое (особенно по части перевода боевых действий на ночное время) и по-прежнему никому не уступил лидерства по количеству успешно выполненных боевых заданий.
Но дело не в счёте. Куда важнее был другой критерий – мера нанесённого врагу урона, в чем огромная роль, конечно же, принадлежала великолепному штурману Сергею Куликову. Умница, скромняга, человек благородной храбрости – он водил машину по ниточке, бомбы свои укладывал в цель аккуратно и всегда уходил от объекта удара с видимым результатом своего бомбардирского искусства.
Куликов был заметно старше Молодчего, да и званием повыше, но с первого дня их боевого знакомства понял – командир достался ему как в награду. Не чаял души в своем "дорогом Серёге" и Молодчий – берёг его и гордился им безмерно. К слову – прекрасны были и стрелки-радисты Панфилов и Васильев: 5 сбитых Ме-109 – это редкий счёт для экипажа бомбардировщика, на зависть многим истребителям.
Вот такой это был экипаж – слаженный, инициативный. Однажды Молодчий вызвался разбомбить мост, через который шли немецкие эшелоны в сторону Ленинграда, к базе снабжения. И мост, и рядом лежащую станцию уже не раз подвергали бомбёжке, но немцы их быстро восстанавливали, и всё начиналось сначала.
И вот теперь Молодчий с Куликовым решили разделаться с мостом в одиночку.
– Да вас же моментально слижут, – парировал их энтузиазм командир полка. – И близко к мосту не подпустят. Представляете, какая там оборона?
– Представляю, – отвечал Молодчий, – но я знаю, как разрушить мост.
И настоял на своём. В мрачную ночь с нависшими над землей облаками и моросящим дождем, Молодчий взял курс на цель, а когда чуть рассвело, он шёл уже на предельно малой высоте над самой нитью железной дороги прямо на мост. Ничтожная видимость и быстро перемещающаяся цель затрудняли немецким пушкарям ведение прицельного огня, но огневую кутерьму они устроили знатную. Куликов глаз не сводил с линии пути, а когда появился мост – растянул плотную серию по полотну между фермами. В ту же минуту, с уходом последней бомбы, Молодчий вошёл в облака и был таков.
Это были специальные бомбы с мощными крючьями для ухвата за мостовые переплёты и с замедлением взрыва на 27 секунд. Когда теперь узнаешь о результате удара? Но агентурная информация не задержалась: левая ферма упала в воду, мост надолго вышел из строя, несколько пробоин в фюзеляже – не в счёт.
Но к лету 1942 года такие цели стали уже редкостью – преобладали более ближние – опорные пункты, переправы, плацдармы и нечто им подобное. В ночь вылетали по 2 – 3 раза с полной боевой выкладкой.
…На предполётной подготовке к очередному вылету Молодчий неожиданно сказал:
– Нужно увеличить максимальную бомбовую нагрузку ещё на полтонны.
Сказал утвердительно, как о деле решённом. Куда ж её увеличивать, – закипятились оппоненты, – если она и так превзошла нормальный вес в 2 раза? Да самолёт и не взлетит! Но Молодчий в успехе своего замысла не сомневался, и в очередной боевой полёт вышел с сумасшедшим весом. За ним, спустя время, пошли и другие».
2 октября 1942 года за выполнение 145 боевых вылетов (из них 131 – ночью) на бомбардировщиках Ер-2 и Ил-4 заместитель комэска 2-го гвардейского авиационного полка дальнего действия гвардии капитан Александр Игнатьевич Молодчий был представлен к званию дважды Героя Советского Союза.
Он стал дважды Героем в последний день 1942 года. Он стал первым, кто получил это высокое звание прижизненно. Отмеченные высоким званием ранее подполковник С.П. Супрун и гвардии подполковник Б.Ф. Сафонов погибли в боях.
А уже 3 ноября 1943 года А.И. Молодчий, «за подвиги совершённые при освобождении Украины» (именно так звучало в наградных документах), был представлен к званию трижды Героя Советского Союза.
Приведём ещё один эпизод из наградного листа:
«В ночь на 12.10.43 г. экипаж бомбардировал жел. дор. узел Орша. Несмотря на огонь ЗА (зенитной артиллерии – Н.Б.), патрулирование истребителей во взаимодействии с 20 прожекторами, тов. Молодчий вывел самолёт точно на цель. В результате меткого бомбометания возник крупный очаг пожара на жел. дор. путях. После ухода от цели самолёт был атакован Ме-110, который, зайдя в мёртвую зону обстрела бомбардировщика дал три очереди. У самолёта были пробиты консольные и левый центральный бензобаки, разбита перекачивающая система правого консольного бака, повреждена попасть левого винта и выведен из строя прибор наддува левого мотора.
В кабинах лётчиков и стрелков вследствие вытекания бензина образовалась большая концентрация паров бензина, вызывавшая головокружение. Молодчий, произведя правильный манёвр, дал возможность стрелку прицельным огнём поразить истребитель, который, задымив, перешёл в беспорядочное падение.
В течение полутора часов Молодчий вёл израненную машину в условиях сплошной облачности, доходившей местами до высоты 50 метров, и благополучно посадил ее на свой аэродром».
Заметим, что представление к третьей Звезде А.И. Покрышкина было подписано командиром 9-й гвардейской Мариупольской истребительной дивизии И.М. Дзусовым только 22 декабря 1943 года.
13 мая 1944 года дважды Герой Советского Союза гвардии майор А.И. Молодчий за 107 боевых вылетов, из них 8 боевых вылетов на собственную территорию противника, отличившийся при бомбардировках Варшавы, Орши, Таллина вновь был представлен к званию трижды Героя! Это представление было поддержано командиром 1-го гвардейского корпуса дальнего действия генералом Д.П. Юхановым, но награждён Молодчий был только орденом Ленина...
За годы войны он совершил 311 боевых вылетов на Ер-2, Ил-4 и Б-25 (большинство на Ил-4), из них 24 вылета в глубокий тыл, на собственную территорию противника.
Александр Игнатьевич после войны в числе первых освоил все тяжёлые новые машины: и Ту-4, и Ту-16, Ту-95 и Ту-22М3.
Часы досуга он чаще отдавал охоте и рыбалке. На одной из охот в руках его разорвалось ружьё, при этом ему оторвало большой палец, повисший на клочке кожи. Молодчий резко оторвал его и, со словами: «он всегда мне мешал», – забросил его в сторону. Такой был Характер.
Летом 1964 года на Военном совете ВВС он резко выступил против хрущёвского реформирования ВВС, когда управления воздушных армий и некоторые авиационные дивизии Дальней авиации передавались в новый вид Вооружённых сил – РВСН. Несогласие с мнением руководства в войсках всегда каралось строго. Не сносил своей «служебной головы» и генерал-лейтенант авиации А.И. Молодчий – в марте 1965 года он был отправлен в запас.
Он поселился у себя на родине – в Луганске, где пару лет работал начальником областного топливного треста. Но что-то не устроило Молодчего на этой склизкой и в то время должности, тем более пошатнулось здоровье – он перенёс второй инфаркт.
Заслуженный лётчик-испытатель СССР, Герой России В.Ч. Мезох, друг Главного маршала авиации А.Е. Голованова, командующего АДД в годы войны, вспоминал: «Голованов в первую очередь выделял Александра Молодчего... С Молодчим Голованов дружил, тот заезжал к нему, когда ехал в отпуск с Дальнего Востока, где командовал корпусом. Изливал Александру Евгеньевичу душу, его там зажимали, мятежный был генерал. «Нас, – говорил на подготовке к лётно-тактическим учениям, которую проводил командующий Дальней авиации из политработников, – Голованов не так учил...» И в отставке Молодчий вел себя по-своему. Мне уже другие люди рассказывали: слушай, кто такой Молодчий, он на выборы не ходит... Находился в оппозиции к режиму».
В 1968 году Александр Игнатьевич переехал в старинный провинциальный Чернигов. Там он получил небольшую квартиру в пятиэтажной «хрущёвке», вскоре обзавёлся скромной «сборно-щелевой» дачей, где он выступал послушным помощником своей супруги – Александры Дмитриевны.
О встречах с дважды Героем мне рассказывал Пётр Степанович Дейнекин – Герой России, Главком ВВС в 1992-1998 годах. Он с большим уважением относился к ветеранам войны. Сам хорошо помнил тяготы военного времени: и скромный паёк, который, как могла, дополняла мать, и старенькую убогую одежонку, и худеньких, но отважных мальчишек, своих товарищей военного времени, большинство из которых, как и он сам, потеряло в военную годину отца.
Одним из самых авторитетных людей для Петра Степановича, когда он уже стал лётчиком-дальником, был Александр Игнатьевич Молодчий.
«С лейтенантских лет я был по-юношески влюблён в этого человека, но подружились мы с ним только в конце восьмидесятых, когда я заработал на это хоть какое-то моральное право», – вспоминал Дейнекин.
Летом 1990 года, когда жив был ещё Советский Союз, но уже неостановимо закрутились центробежные тенденции, генерал-полковники авиации- бывший командующий Дальней авиацией Герой Советского Союза Василий Васильевич Решетников и командующий Дальней авиацией Пётр Степанович Дейнекин, а также генерал-лейтенант авиации, Герой Советского Союза Алексей Александрович Плохов с несколькими офицерами утром прилетели в Чернигов, где в Актовом зале Черниговского ВВАУЛ им. Ленинского Комсомола, в числе первых, среди других выступающих, поздравили Александра Игнатьевича с семидесятилетием. Конечно, тот был растроган – сразу три генерала, известных и заслуженных лётчика, не забыли о его юбилее, прибыли к нему из Москвы, чтобы поздравить. Привезли и вручили подарки, торжественно наполнили юбилейные чарки, выпили за здоровье Александра Игнатьевича, за счастье и здоровье его супруги Александры Дмитриевны, вовремя углядевшей такого парня, за благополучие его дочери, за крепнувшую память Молодчего в Дальней авиации.
После училища поехали к юбиляру на дачу, где стараниями супруги и дочери прямо в саду, среди деревьев, человек на двадцать был накрыт торжественный стол.
Дачка Александра Игнатьевича была летней, обшитой тесовыми досками, на шести сотках.
Без двух минут три Пётр Степанович поднялся за столом с фужером в руке и обратился к Александру Игнатьевичу.
– Гляньте-ка ещё на один подарок, – предложил он.
– Ну, что вы, куда уж столько подарков, – замахал руками Молодчий.
– Ничего, этот ненадолго, но надеюсь, подарок будет памятный, – мягко возразил ему Пётр Степанович, поднял фужер вверх и глаза к небу.
Тут все присутствовавшие услышали усиливающийся рёв моторов двух стратегических бомбардировщиков Ту-95.
– Вышли точно, молодцы, – негромко обратился П.С. Дейнекин к В.В. Решетникову.
Пара Ту-95-тых стала в круг и постепенно снижалась. Начало уже легонько вибрировать и остекление дач, и рюмки на столе. Сами дачники дружно повыскакивали из своих домов и с удивлением смотрели на рокочущие на малой высоте невиданные гигантские самолёты.
Снизились они, как запомнил В.В. Решетников, где-то до 400 метров. Конечно, большинство соседей знало славную ратную судьбу великого ветерана, они приветливо махали руками…
За столом присутствовал генерал-майор авиации – начальник Черниговского училища В.Р. Кузюбердин, известный лётчик-пилотажник. После того как «стратеги» ушли, он встал из-за стола, извинился и вышел.
Полчаса спустя над головами гостей и юбиляра появился новый самолёт – учебно-боевой Л-39, который пилотировал недавний гость, раскатившийся по небу феерическим набором фигур высшего пилотажа, заставивший присутствующих вновь напряжённо вглядываться в неширокий просвет между кронами уже вошедших в силу дачных груш и яблонь.
– В авиации все как в жизни – с одной стороны сила и мощь, с другой – лёгкость и изящество. И всё это быстро проходяще и временно… – задумчиво заметил кто-то, когда самолёт улетел.
Николай Бодрихин
