Пронацистский «Украинский институт национальной памяти» (УИНП) оперативно отметил 70-летие бунта заключенных в Воркутлаге. «Воркутинское восстание – как и Норильское за два месяца до него – нанесло смертельный удар по системе сталинского ГУЛАГа. Украинцы сыграли в нем значительную роль», - сообщает директор УИНП Антон Дробович. Под украинцами Дробович подразумевает отправленных в Воркутлаг бандеровцев.
УИНП провел идеологическую артподготовку при полном молчании по другую сторону линии фронта. Ведущие российские СМИ предпочли обойти стороной 70-летие событий в Воркутлаге. В последний раз про бунт воркутинских з/к в начале августа 2013 года писала «Российская газета» («РГ»). 1 августа 2013 года исполнилось 60 лет подавлению бунта. 42 (по другим данным, 53) заключенных были расстреляны или умерли от огнестрельных ран. Всего в бунте, как писала журналистка «РГ» Юлия Кантор, участвовали до 20 тысяч з/к. Материал Юлии Кантор, при всех его источниковедческих достоинствах, имеет важный идеологический недостаток. А именно, Кантор повторила в той или иной степени антисоветские и русофобские клише, которые к 2013 году в изобилии наштамповали «институты национальной памяти» Украины, Прибалтики и Польши – любители потоптаться по теме Воркуты и Воркутлага. Данные спекуляции легко объяснимы. С начала девяностых годов Воркутлаг для политических режимов этих стран – символ «крестного пути к свободе от советской тирании», родовая травма, без которой были бы невозможны украинский, польский, эстонский, латышский и литовский национализмы.
Юлия Кантор, которая в своей статье десятилетней давности не скрывает сочувствия к бунтовщикам Воркутлага, совершенно справедливо указала: «Восстание, вспыхнувшее в Воркутлаге, до сих пор остается одним из самых малоизученных феноменов сопротивления сталинскому режиму».
Термины «восстание» и «сопротивление» несут позитивную окраску. В применении к событиям семидесятилетней давности в Воркутлаге строго позитивная коннотация будет некорректной. По этой причине автор материала характеризует те события как бунт. Взбунтоваться могут и отбывающие наказание на особом режиме опасные преступники. Руководили бунтом в Воркутлаге вовсе не Иваны Денисовичи. Поляк из Вильнюса Эдмунд Гречаник, которого документы МГБ СССР называют главным организатором бунта, оказался в Воркутлаге за измену Родине и создание в Литовской ССР антисоветского подполья. Уже в Воркуте Гречаник близко сошелся с поляками, отбывавшими наказание по похожим составам. Среди них были боевики антисоветской «Армии Крайовой» и другие поднявшие оружие на советских граждан польские буржуазные националисты. Ближайшим сподвижником Гречаника по бунту был боевик «Армии Крайовой» из Самбора Эдвард Буц – организатор терактов против советских активистов в Галиции и восточной Польше. Справедливый расстрельный приговор по Буцу, вынесенный Львовским военным трибуналом, «кровавый» сталинский режим заменил в октябре 1945 года двадцатью годами лагерей. (Укажем отдельно, что в мае 1947 года смертная казнь в СССР была отменена – А.П). «Пятнашку» мотал в Воркутлаге главарь бунта от украинских заключенных – пропагандист ОУН-УПА* из Станиславской (Ивано-Франковской) области Иосиф Рипецкий, сын униатского священника, лютый русофоб и антисоветчик. Еще один бандеровец из актива бунтовщиков – бывший нацистский полицай из Ровенской области Василий Заяц. Летом 1942 года 19-летний селянин Заяц добровольно завербовался к гитлеровским оккупантам, был отряжен охранять железные дороги от партизан, а в марте 1943 года вступил в союзную гитлеровцам ОУН-УПА. Заяц служил в учебной сотне северной группировки ОУН-УПА (так называемой «сотне Вьюна»), занимался тем, что под угрозой оружия вымогал у крестьян Ровенщины и Волыни продукты и самогон. В 1944 году Ровенский военный трибунал признал Зайца виновным в измене Родине и приговорил к 15 годам лагерей.
Бандеровцы в Воркутлаге входили в законспирированную лагерную организацию, которая в архивных документах фигурирует как «Заполярная ОУН». Создал «Заполярную ОУН» з/к Михаил Сорока – уроженец Львовской области, член львовской краевой экзекутивы ОУН (то есть непосредственный организатор бандеровских терактов на Западной Украине – А.П). НКВД УССР арестовал Сороку в 1940 году, когда Советская власть в Галиции только вставала на ноги, чекисты еще слабо разбирались в тамошних реалиях. Хитрый Сорока во время следствия скрыл свою причастность к руководству ОУН, выражаясь тюремным жаргоном, «проканал» за простого бандпособника, получил «детские» десять лет лагерей и отправился по этапу в Воркуту. В Воркутлаге недоучившийся студент Сорока попал в лагерные «аристократы». Он работал в геологической партии, имел право свободного перемещения по всем лагпунктам, потом за хорошую работу вообще стал бесконвойным заключенным. Свой привилегированный статус Сорока использовал для «святого дела» Степана Бандеры. Он искал по лагпунктам этнических украинцев, формировал из них подпольные бандеровские группы, поддерживал этих боевиков морально и материально, выбивал для них лагерные льготы, итд. Укронацисты в Воркутлаге жили по лагерным меркам даже роскошно. Эта «Заполярная ОУН» под руководством Сороки получала инструкции от высшего руководства ОУН на воле. Бандеровцы в телогрейках Воркутлага ждали, когда СССР окончательно дрогнет под натиском Третьего рейха и его союзников, чтобы в этот «час икс» спровоцировать по всему ГУЛАГу цепь тюремных бунтов и тем самым ускорить крах Советского Союза. Господь услышал молитвы набожных бандеровцев – и даровал Победу советскому народу. Сорока понял, что «Заполярной ОУН» лучше уйти на глубокое дно, а самому Сороке и дальше «канать» за образцового з/к. Михаила Сороку освободили условно-досрочно. Но в 1949 году уже свободный гражданин Сорока был арестован по новым открывшимся фактам своей нацистской биографии, осужден на 25 лет и отправлен в лагеря северного Казахстана. Из известного лагеря в поселке Кенгир Сорока держал по секретной тюремной почве связь со своей «Заполярной ОУН» в Воркуте. Примечательно, что бунт з/к в Кенгире, героизированный в «Архипелаге» Александром Солженицыным, произошел неполные два месяца спустя после бунта заключенных Воркутлага.
Украинские зачинщики воркутлаговского бунта – бандеровцы в своей массе – прекрасно ужились с «коллегами» из польских буржуазных националистов. Еще живой в то время Степан Бандера немало порадовался бы тому, что к «украинскому делу» в Воркутлаге приобщились и «москали». Потомственный русский аристократ князь Николай Ухтомский – белоэмигрант из Маньчжурии, оказался в Воркутлаге за то, что пропагандировал среди русской эмиграции Харбина идеи «Русского фашистского союза», дружественного гитлеровской Германии и милитаристской Японии. В Воркутлаге рафинированного интеллектуала Ухтомского поставили на руководящую должность в сфере угледобычи. Вообще накануне бунта июля 1953 года среди лагерного начальства было немало белоэмигрантов из Харбина, такой, видите ли, «кровавый произвол» сталинского режима. Лагерные начальники из заключенных – «придурки», могли носить гражданскую одежду, как правило, были бесконвойными, имели право на неограниченное число посылок, получали зарплату заключенного, которая была солидной суммой для иного вольного работяги где-нибудь в Рязани. «Придурок» Ухтомский в лагерном бараке угощался чаем со сгущенкой и печеньем (это в послевоенные голодные годы! – А.П) и втайне жаловался на то, что в лагере трудно достать спиртное. Живя в Харбине, светлейший князь славился как завсегдатай тамошних русских злачных заведений, любил загулять по-гусарски, чуть не умер от алкоголизма . Военная коллегия Верховного суда СССР в 1947 года признала князя Ухтомского виновным в содействии государству, которое враждебно Советскому Союзу (статья 58 пункт 4 УК РСФСР), шпионаже в пользу Японии (статья 58 пункт 6 УК РФСР), организации антисоветского преступного сообщества (пункты 10 и 11 статьи 58 УК РСФСР). В 1998 году Верховный суд Российской Федерации отказал уже умершему Ухтомскому в реабилитации. С учетом реалий того времени, этот вердикт более чем показателен для понимания того, что из себя представлял в Воркутлаге этап из Харбина…
Вернемся к внутрилагерной иерархии. Закоперщик воркутлаговского бунта Эдмунд Гречаник был тоже из «придурков» - трудился старшим экономистом в производственно-проектной части, занимался распределением рабочей силы из заключенных. В 1951-1952 годах благодаря Гречанику на всех более-менее «блатных» должностях в лагере трудились поляки, украинцы либо прибалты, которые потом станут авангардом бунта. Из рассказов Варлама Шаламова известно, что з/к на «блатной» должности, имеющий поддержку в администрации, мог на рабочем месте филонить, всю работу за него делали менее «блатные» товарищи по заключению. Подопечные Гречаника как раз филонили. Вместо того, чтобы искупать свои преступления честным трудом, они собирались на барачные чаепития, где обсуждали планы возможного лагерного мятежа, когда пробьет нужный час. У тюремных бунтов в их привычном понимании есть веские предпосылки, как то: садизм тюремного начальства, жестокое подавление законных прав и свобод осужденных…Ничего такого к моменту бунта в Воркутлаге не было. Лагерным «придуркам» вроде Гречаника было грех жаловаться на лагерное житье-бытье. Катализатором для бунта стало мягкое (по отзывам самих бунтовщиков) отношение начальства Воркутлага к осужденному контингенту.
Воркутинский бунт з/к происходил в конце июля –начале августа 1953 года в отделениях Речлага – структурного подразделения крупного лагерного объединения УхтПечЛаг. (На месте бывшего Речлага в советские годы появились шахтерские пригороды города Воркута – поселки Промышленный, Юр-Шор и Северный. Промышленный и Юр-Шор в нулевых годах превратились в поселки-призраки, поселок Северный сегодня на грани закрытия. А.П). Речлагом и его братом Воркутлагом руководили из города Воркута. В 1951 году начальником Воркутлага был назначен переведенный в Воркуту из Магадана генерал-майор МГБ Андрей Афанасьевич Деревянко. Старый чекист Деревянко был прямой противоположностью гулаговским садистам типа хозяина Колымы в 1930-х годах полковника Степана Гаранина. Воркутлаг и Речлаг - особые лагеря, где сидели – в большинстве своем – реальные преступники, а не «серая скотинка», взятая по ложному доносу или по «указу о колосках». К этому особо опасному контингенту после войны должен был применяться особый – ювелирный – подход к перевоспитанию. Садизм надзирателей и другие типично тюремные эксцессы при таком подходе исключались, не фиксировались потом и в воспоминаниях бывших заключенных.
Учитывая интернациональный контингент воркутинского спецконтингента, можно сказать следующее. В весьма мягком отношении воркутинского начальства к спецконтингенту проявлялась характерная для советского режима вплоть до 1991 года политика позитивной дискриминации. Взятых «за колоски» русских колхозников в ГУЛАГе ждала незавидная участь. Украинцы-бандеровцы или прибалты-«лесные братья» в Воркутлаге чувствовали себя неплохо. В хороших условиях в Воркутлаге находились заключенные из Харбина. Как вспоминает сидевший в Речлаге харбинец Леонид Маркизов, работавший в Речлаге начальником производственно-технической части строительства будущей шахты «Центральная», Маркизов по должности был единственным з/к, который присутствовал на совещаниях шахтного строительного управления, все остальные начальники были чекистами. Со многими чекистами у заключенного Маркизова сложились приятельские отношения. Очень тепло Маркизов отзывается о капитане МГБ Иване Гаврюшине – начальнике лагерного отделения № 13, которое потом стало огненным ядром воркутлаговского бунта. Гаврюшин, как вспоминал Маркизов, отличался интеллигентностью, всегда отстаивал права осужденного контингента, наказывал проштрафившихся охранников. Гаврюшин заступил на службу в Речлаге в 1951 году, он был молодым офицером послевоенного призыва в госбезопасность, инициированного в 1946 году среди демобилизованных фронтовиков соратником Лаврентия Берии Виктором Абакумовым.
Младший брат Воркутлага Речлаг появился на свет в конце 1940-х годов. Ко времени смерти Сталина все больше стиралась грань между заключенными Речлага и «вольняшками» - вольнонаемными работниками воркутинского городского хозяйства, в значительной мере бывшими з/к. Осужденные еще носили на одежде номера, но к ним обращались по именам, а к ценным специалистам из з/к по отчеству. Осужденные могли носить гражданскую одежду, пересылать заработанные «северные» деньги родным на свободу. Рабочий день составлял девять часов – с учетом перерыва на обед (В нынешней России на частных предприятиях порой работают по 12-14 часов, а то и больше! - А.П). Для осужденных по политическим статьям остались ограничения на переписку, письма на волю цензурировались. Но этого был не тюремный произвол, а норма безопасности. Цензура личной переписки осужденных существует в тюрьмах большинства стран мира. Как уже было сказано, большинство спецконтингента Речлага составляли люди, чья бесспорная вина против государственной безопасности была подтверждена военными трибуналами и особыми судебными коллегиями. Конечно, среди з/к Воркутлага и Речлага встречались жертвы ложных доносов, преступных судебных ошибок и ведомственных интриг. Например, в Воркутлаге отбывал десять лет ни за что Рахим Бурханов – таджикский Штирлиц, офицер советской разведки, работавший под легендой офицера СС в ведомстве Вальтера Шелленберга. В Воркутлаге мотали сроки (сравнительно небольшие) офицеры РККА, которые потом не могли доказать СМЕРШу, что они в окружении у гитлеровцев, на оккупированной территории или в плену не пошли на путь предательства Родины. Среди этих офицеров были несчастные жертвы военных обстоятельств, но попадались и затаившиеся настоящие предатели Родины. Чтобы отделять жертв обстоятельств от предателей, требуется время. В условиях послевоенного тяжелого времени судебно-следственная бюрократическая машина, увы, работала порой с перебоями. Советский Союз – не маленькая Швейцария. Даже сегодня, в век передовых телекоммуникационных технологий, следственные дела в России решаются не в считанные дни, а тогда только заканчивалось пятое десятилетие XX века. Одним словом, общая ситуация в Речлаге в то время полностью соответствовала тяжелым реалиям всей страны. Начальство Речлага при всем желании не могло разрешать заключенным то, что строго запрещалось гулаговскими инструкциями.
Уже во время бунта осужденные по политическим статьям предъявили приехавшему в Воркуту начальству из МГБ претензию насчет того, что заключенные уголовники могут сколько угодно и без цензуры писать на волю, а «политики» этого права лишены. Осужденный по 58-й статье этнический немец Альфред Грот жаловался на то, что он и его товарищи- немцы не могут написать родственникам в Германию даже то, что они живы. Грот и другие немцы тогда требовали невозможного. Против СССР была объявлена Холодная война, переписка с заграницей без санкции госбезопасности была запрещена по всей стране. Насчет полной свободы переписки «блатарей» от цензуры бунтовщики также преувеличили. Воровские «малявы» также тщательно просматривались оперчастью, как и переписка с волей «политиков». З/к немецкого происхождения были на карандаше у оперчасти. Немцев подставил в январе 1952 года з/к Воркутлага Гельмут Беккер – бригадефюрер СС, последний командир дивизии «Мёртвая голова». Беккер отказался выходить на работу в шахте, напирая на то, что по Женевской конвенции по военнопленным старшие и высшие офицеры освобождаются от физических работ. Беккера в итоге вывезли в Свердловск и там в феврале 1952 года ликвидировали при попытке неповиновения. Одиночная забастовка Беккера - говоря лагерным жаргоном, «волынка» - была сочтена актом саботажа, который может дестабилизировать ситуацию в Воркутлаге. Беккер просто обнаглел. Он хорошо знал, что СССР Женевскую конвенцию не подписывал. Эсэсовские командиры вроде Беккера считались не офицерами воюющей армии, а членами преступной организации, осужденной Нюрнбергским трибуналом. Так что фашист Беккер получил заслуженную «гранату» от советского солдата… Но про «волынку» Беккера потом ходили слухи по всей Воркуте, пример этого гитлеровского палача оказался заразителен.
Бунт в Воркутлаге начинался как «волынка». Пользуясь мягкостью режима, 25 июля 1953 года отказались выходить на работу осужденные из лагерных отделений NN 2,3,6. Встали работы на строительстве ряда шахт и городской ТЭЦ Воркуты. 26 июля «волынка» переросла в бунт. З/к из лаготделения № 2, где содержались главным образом поляки, украинцы и прибалты, вооружённые ножами и заточками напали на охрану штрафного изолятора (ШИЗО), освободили находившихся в ШИЗО нарушителей лагерного режима. Охрана лагеря была вынуждена применить оружие. Многие осужденные погибли и были ранены, были жертвы среди охранников. 28 июля к бунту присоединилось отделение № 13, где сидели осужденные за фашизм и шпионаж в пользу Японии харбинцы. «Смена проходчиков горных выработок отказалась спуститься в шахту, на строительстве которой разрабатывался околоствольный двор и другие подземные горизонтальные горные выработки. Водоотлив, вентиляция, шахтные подъемные машины работали, так как обслуживались вольнонаемными машинистами, так что аварии не произошло», - вспоминал потом з/ к из отделения № 13 Леонид Маркизов. При выявлении зачинщиков «волынки» в этом отделении произошла трагикомедия. Оглоушенная «волынкой» оперчасть впопыхах нахватала вместо зачинщиков подземной «волынки» рабочих из наземных строительных бригад, которые забоя в глаза не видели. Этих работяг задержали и увезли. Потом, разобравшись в ситуации, оперчасть долго краснела от стыда. Граждане начальники понимали, что попали в переплет. Признаваться в том, что «шьешь» невиновному грубое нарушение лагерного режима – значит рискуешь лишиться звезд на погонах. Тем более, что про лагерный бунт в Воркуте Москва узнала буквально в первый же день.
Название маленького города на Крайнем Севере в те дни склоняли в эфире Би-би-си**, «Свободной Европы»**, «Голоса Америки»**. Вражеские голоса сообщали имена лагерных начальников, ситуацию в лагере и городе Воркуте, реалии бунта и так далее так, будто у этих радиостанций в Воркуте был свой штат собственных корреспондентов, которые работают под легендой осужденных. Специалистов по радио, радиолюбителей и вообще опытных в передаче информации диверсантов среди взбунтовавшихся з/к хватало с лихвой. Те же боевики «Армии Крайовой», бандеровцы и «лесные братья» с радиопередатчиком были на «ты». Режим в лагере был мягкий, вокруг создавались стратегические предприятия, где можно было без проблем украсть радиодетали, а потом собрать из них самодельный передатчик. Частоты принимающей сигналы стороны также были доступны опытному в радиосвязи человеку. «Заполярная ОУН» действовала. С 1947 года в Мюнхене работал под эгидой Управления стратегических служб США «Антибольшевистский блок народов», во главе которого американцы поставили соратника Степана Бандеры Ярослава Стецько. В 1949 году Управление стратегических служб США создало «Свободную Европу», впоследствии «Радио «Свобода»**, специально укомплектовав этот гигантский медиарупор русскоязычным штатом. Часть информации могли сливать врагам нашей Родины засевшие в МГБ СССР «кроты». Вообще, ситуация в СССР после смерти Сталина была сложной и весьма турбулентной, наверху шла борьба за высшую власть в стране, чекистская хватка под давлением этих обстоятельств ослабла…
В такой ситуации руководство МГБ решило не давить бунт в Воркутлаге танками (откуда их было взять!), а пойти на переговоры. В конце июля, когда «волынило» и бунтовало около десяти лагерных отделений, в Воркуту прибыл особый уполномоченный Москвы – герой Великой Отечественной войны Иван Иванович Масленников, генерал армии, заместитель главы МВД СССР Берия. Масленников встречался с активом бунта в лаготделении № 13. Как вспоминает Леонид Маркизов, Масленников общался с осужденными как с равными себе. Он обещал добиться пересмотра приговоров для многих осужденных-«политиков», возмутился отсутствием возможности переписки с родственниками за границей и тем, что в Речлаге нет связи с Красным Крестом, заверил, что будет ходатайствовать за осужденных в Москве по всем вопросам. После отъезда Масленникова в Речлаге стало можно сообщаться с зарубежьем через открытки Красного Креста. Ношение номеров на арестантской одежде полностью отменили, разрешили носить любой костюм. Всем заключенным – включая осужденных за особо тяжкие преступления «политиков» - разрешили свидания с родственниками, включая долгосрочные встречи с женами и невестами. Для таких встреч лагерное начальство оборудовало отдельное помещение типа деревянной гостиницы.
Договориться миром не получилось. З/к из лаготделения № 10 отказались покончить с бунтом, продолжили агитацию по всему лагерю. Это лаготделение» - так называемая «десятка» - требовало, чтобы всех заключенных выпустили на свободу и отправили за государственный счет по домам, в противном случае бунт продолжится. С такими требованиями выступали идейные главари «десятки»: уже известные нам Эдмунд Гречаник и Иосиф Рипецкий, гитлеровский полицай из Донбасса Федор Волков, бандеровец из-под Ивано-Франковска Иван Яцура, «лесной брат» и одновременно католический священник из Латвии Янис Мендрикс… Холодное оружие в «десятке» было, бунтовщики планировали завладеть огнестрельным арсеналом охраны. 1 августа 1953 года, когда лагерная охрана пыталась прорваться в забаррикадировавшуюся «десятку», заключенные напали на охранников. Разогнать бунтовщиков холодной водой из пожарной машины не получилось – заключенные выбросили расчет из машины и завладели пожарным средством, направив шланги уже на охрану. Охрана начала стрелять, хотя команды «Огонь!» никто из офицеров не давал. Сказалось то, что бунтовщики специально довели вохровцев до нервного срыва. Ворвавшись на территорию зоны, вохровцы вступили в схватки с бунтовщиками. Эти драки заканчивались смертями. Когда нервное напряжение у охраны сошло на нет, солдаты и офицеры поначалу впали в ступор от осознания того, что они стреляли в людей, не имея на того приказа. Отойдя от шока, вохровцы принялись оказывать помощь раненым заключенным прямо на месте побоища, транспортировать раненых з/к в больницу для охраны…
Многие зачинщики этого побоища – например, финский националист Эйно Прюка – были убиты в ходе подавления бунта. С теми, кто остался в живых, поступили неожиданно для нас нынешних мягко. К расстрелу никто приговорен не был – в СССР действовал мораторий на смертную казнь. Особо опасным з/к надбавили по десять или пятнадцать лет дополнительного срока, перевели с общего комфортного режима на строгий или тюремный, оставив отбывать срока в Воркуте. В 1956 году практически все эти зачинщики воркутлаговского бунта вышли на свободу по знаменитой хрущёвской амнистии. Их имена героизируются либеральной и любой антисоветской прессой.
Охранному персоналу после подавления бунта досталось больше всего бед. Имена тогдашних лагерных начальников Воркутлага – обычных тюремных служак – со времен Солженицына принято марать только в кроваво-чёрных тонах, как палачей типа хозяина Колымы Гаранина. Андрея Деревянко убрали из Воркуты за служебное несоответствие – то бишь за излишне либеральное отношение Андрея Афанасьевича к осужденному контингенту. Потом Деревянко наказывали за воркутинские дела по служебной линии. Поувольняли с взысканиями начальников лагерных отделений. Стрелявшие в бунтовщиков охранники потом всю жизнь страдали от тяжелых стрессовых расстройств. Узнав о произошедшем в «десятке» побоище, стал думать о самоубийстве Герой Советского Союза Иван Масленников. Иван Иванович пустил себе пулю в висок из наградного пистолета в апреле 1954 года, когда окружение Никиты Хрущёва готовило арест Масленникова по делу расстрелянного в декабре 1953 года Лаврентия Берии.
Вместо послесловия. В беседе с автором материала известный православный священник из Воркуты сказал: «Социальные беды, от которых сейчас страдает Воркута, это следствие того, что в Воркуте не помнят историю ГУЛАГа». Батюшка прав в той степени, что гулаговское наследие, как и память о бунте в Воркутлаге в 1953 году, в народной памяти идеологизированы, искажены позднесоветской и постсоветской мифологией. Автор материала – сам в прошлом житель Воркуты – прекрасно помнит, как на закате СССР наш город завалили русофобской эмигрантской пропагандой, где всех охранников Воркутлага представляли людоедами хуже гитлеровских эсэсовцев, а всех без исключения заключенных – героями и мучениками. «Огромное спасибо» за это преступное зомбирование верному ученику Михаила Суслова Яковлеву Александру Николаевичу… В период распада СССР формировало и утверждало официальную историю Воркутлага общество «Мемориал»***. «Мемориал» - контора, где меньше всего заинтересованы в правде по истории СССР, абсолютно правильно, что деятельность «Мемориала» в России наконец-то запрещена. Но на заре девяностых – в разгар «демократической революции» в России - «Мемориал» был в Воркуте теневым городским правительством, «упакованным» огромными деньгами, чье происхождение прямо указывало на западные спецслужбы. Все памятники немецким, литовским, украинским и польским участникам бунта в Воркутлаге, которые стоят в вымершем в «святые годы» шахтерском поселке Юр-Шор, создал в начале девяностых годов активист воркутинского «Мемориала» - заслуженный архитектор Республики Коми Виталий Трошин. Трошин создавал эти памятники на деньги правительственных фондов Литвы, Польши, Германии. Памятник укронацистам, которые спровоцировали в Речлаге кровавую баню, заказали Трошину в 1990 году бандеровцы из-за океана. На памятнике литовцам, который стоит близ убитого либерал-ельцинистами поселка Юр-Шор, Трошин укрепил фигурную надпись на литовском языке: «Родина Литва гордится, Родина Литва скорбит». Кем гордится Литва? Людьми, которые попрали в 1940 году желание народов Литвы войти в состав СССР, пошли на службу к нацистам, а после изгнания нацистов с родной земли рабски согнулись перед разведками США и Великобритании… «За колоски» из Литвы в Воркуту не отправляли.
Бунт в Воркутлаге в конце лета 1953 года, произошедшее ранее вооружённое выступление заключенных лагеря в Норильске, Кенгирский бунт – важная и неотъемлемая часть истории нашей Родины. Российские историки советского времени, политологи и журналисты должны трактовать эти события без идеологической ретуши, которая осталась со времен Яковлева и других «демократов». История ГУЛАГа, исследованная без гнева и пристрастия – это ещё одно оружие нашей идеологической войны за воссоздание Русского мира. Возможно, что правильное понимание истории ГУЛАГа и всего сталинского периода, позволит поднять из руин «святых годов» Воркуту – настоящую жемчужину русского Заполярья. Непроста основателем Воркуты считается человек, которого ненавидят русофобы всего мира: Иосиф Виссарионович Сталин.
Артур Приймак
