Одним из первых декретов советской власти был Декрет о земле. Хотя при его написании Ленин взял за основу наказы Советов и земельных комитетов, сформулированные еще в августе, Декрет законодательно подкреплял один из главных лозунгов большевиков: «Земля – крестьянам». Он и привлек основную массу населения на их сторону, обеспечив им победу в революции и Гражданской войне.
Декрет о земле стал очередным этапом земельной реформы, начатой Манифестом Александра II от 1861 года «Об отмене крепостного права». Правда, попытки привести земельные отношения в соответствие с требованием времени предпринимались и прежде. К примеру, Манифест о трехдневной барщине (1797 г.), Указ о вольных хлебопашцах (1803 г.). Предпринимаются и поныне. Взять так называемый дальневосточный гектар. Казалось бы, цель его благодатная – освоение пустующих площадей и заселение огромного региона, которому предначертано ускоренное развитие, но который ускоренно развиваться не может по причине нехватки людей. Разработанные для Дальнего Востока крупные государственные программы выполнять попросту некому. Заселить обезлюдевшие земли, а значит, наполнить эти программы необходимым для них людским ресурсом, и призван этот гектар. По сути же он является еще и этапом земельной реформы. Как ленинский Декрет о земле подготовил индустриализацию, так и дальневосточный гектар должен обеспечить развитие огромного региона, а стало быть и страны.
Все эти манифесты, указы, декреты, постановления различались главнsм – отношением к земле, как собственности.
Манифест об отмене крепостного права характерен тем, что он – да, наделял крестьян землей, но надел-то этот в итоге оказался меньше, чем был до реформы. И землю мужик получал не в собственность, а в пользование, за что должен был расплачиваться барщиной или оброком, которые мало чем отличались от прежних его крепостных повинностей. Прибыльность надела и размер оброка никак не были связаны, что вынуждало крестьян поскорее выкупать землю, а помещикам давало возможность «втюривать» под шумок самые неплодородные участки. Но даже если семье доставался участок и не самый плохой, цена его выкупа значительно превышала действительную стоимость. Получалось, крестьяне платили не только за землю, но и за свое личное освобождение.
Денег таких у них, понятное дело, не было, и землю выкупало правительство. В кредит, который должен был погашаться крестьянином в рассрочку в течение 49 лет с выплатой ежегодно 6 процентов на ссуду. Таким образом, крестьяне суммарно платили 294 процента выкупной ссуды и в результате к 1906 году в казну поступил 1 миллиард 571 миллион рублей за земли, стоившие всего 544 миллиона рублей.
Словом, на реформе, которая призвана была дать мужику землю, наживались все – землевладельцы, правительство, банки. Но и после того, как крестьянин выплатил за надел полную сумму, он не имел права распоряжаться им по своему усмотрению. Земля до самой революции 1917 года оставалась общинной собственностью. Это было более чем существенное отличие от западных моделей аграрных преобразований. Слабость же понятия о собственности в сознании нации, слабость позиций собственников открывали путь к усилению бюрократии.
Иные цели преследовал П.А. Столыпин – посадить на земле уже частного собственника, разрушив таким образом монополию общин.
Для этого крестьянам передавались целинные государственные земли в Сибири, на Дальнем Востоке, в Средней Азии и на Северном Кавказе. Чем не нынешний дальневосточный гектар?
Переселенцам выдавались выгодные банковские кредиты. Но – заметьте!!! – правительство выделяло средства на прокладку дорог, на благоустройство переселенцев, на медицинское обслуживание и общественные нужды. И к 1915 году население Сибири выросло на 153 процента. Посевные площади увеличились почти вдвое. По темпам развития животноводства Сибирь обгоняла европейскую часть России. Масло и сыр, изготовленные в Томской и Тобольской губерниях, стали широко известны даже в Европе.
Но, несмотря на, казалось бы, бурный рост кредитных, производственных, сбытовых и потребительских кооперативов, внедрение новых эффективных форм хозяйствования, сельское хозяйство по-прежнему развивалось экстенсивно, производительность труда росла медленнее, чем на Западе. Денег не хватало. Как и дорог. Проект форсировался, как часто у нас бывает, чисто административными мерами. Плюс сложные климатические условия, неурядицы во взаимоотношениях с местным населением. В результате многие переселенцы были вынуждены вернуться назад, а имя Столыпина на долгие годы стало нарицательным.
Большевики своим Декретом частную собственность на землю ликвидировали вчистую. Землю нельзя было продать, передать по наследству, она оставалась общенародной собственностью.
Позже это и обеспечило массовую коллективизацию, а позднее и индустриализацию сельского хозяйства. Крестьяне, вступая в колхозы, обобществляли лишь скот и инвентарь. Это было несомненным шагом вперед. Именно индустриальное коллективное сельское хозяйство помогло выиграть Великую Отечественную войну. Но отсутствие частной, кооперативной собственности, отсутствие конкуренции, а главным образом безмерное администрирование, экстенсивный путь развития привели к тому, что во второй половине ХХ века страна не только не могла конкурировать на мировом рынке, но и не обеспечивала питанием саму себя.
В начале 90-х Россию кинуло уже в другую крайность. Ельцин своим указом распустил колхозы и совхозы, сделав ставку на фермеров. И деревня, утратив экономическую и социальную базу, ухнула в пропасть. Фермеры не стали ее опорой. В фермеры шли все, кому не лень. В том числе, как теперь на Дальний Восток, городские жители. Многие думали, ферму завести – как новую книгу прочитать. Полагали за несколько лет заработать на земле кучу денег. Но скоро поняли, что денег на земле не заработать даже на более-менее сносную жизнь. И искусственно вскормленные городские фермеры, промотав кредиты (а кредиты тогда давались немалые, иные приезжали с чемоданами, набитыми деньгами), разбежались. Пробовали распахивать эту целину отставные военные, и тоже большей частью лишь потратили время и деньги. Но и те, кто умел работать на земле, стали «сливаться». Отсутствие коммуникаций (электричества, дорог), невозможность сбыть выращенное (государство обещало создать или способствовать созданию производственных, потребительских, закупочных, кредитных кооперативов, но ничего сделано не было) превращало фермерство в фарс.
А главное, власти так запутали земельные отношения, что они до сих пор неопределенны и непонятны многим игрокам на аграрном поле страны.
На первый взгляд землю вновь отдали крестьянам. 12 миллионов сельских жителей получили 115 миллионов гектаров в виде паев. Но получили они не землю, а лишь бумажки на нее. Земля же осталась общедолевой. Чтобы распорядиться долями, надо было сначала определить их площади, границы. В пределах одной территории находились земли государственные, коллективно-долевые, муниципальные, корпоративные. А где они в натуре, в каких массивах находятся, никто не ведал.
Чтобы перевести пай в частную собственность, следовало его отмежевать от остальных земель, зарегистрировать, что стоило многих усилий и денег, а главное, согласований. Вопросы землеустройства, если по совести, должно было финансировать государство, но оно, как всегда, самоустранилось. На просьбы Минсельхоза дать контроль за оборотом хотя бы земель сельхозназначения власти отвечали: «Не портите нам своей спецификой земельный рынок». Хотели сохранить единое земельное пространство для рынка.
В результате плодородные черноземы правдами и неправдами скупили олигархи и иностранные компании.
На развалинах прежних колхозов и совхозов в лучшем случае вырастали агрохолдинги. В худшем – кустарник и чертополох. В нечерноземье, северных регионах землю если и покупали, то не для того, чтобы на ней что-то растить, а чтобы использовать в виде залога для получения кредита в банках.
За 20 лет в личную или корпоративную собственность были переведены лишь 18 миллионов гектаров. Площадь невостребованных земельных долей оценивалась в 25,6 миллиона гектаров (23,9 процента от общей площади земель, находящихся в долевой собственности). Даже те участки, которые обрабатывались, в большинстве своем должным образом были не зарегистрированы и не поставлены на государственный кадастровый учет.
На этом фоне и родился дальневосточный гектар, позвавший тысячи семей сорваться с насиженных мест и лететь сломя голову на край света.
Кто-то собирается на этой земле строить жилье, кто-то – налаживать сельхозпроизводство. Банки уже предлагают им льготные кредиты: до 300 тысяч рублей сроком до 5 лет под 8 процентов годовых.
Но не наступим ли мы в очередной раз на те же грабли, доставшиеся нам в наследство от 90-х годов. Ведь они никуда не делись, по-прежнему валяются на этих гектарах зубьями вверх. Перспективы сбыта продукции, и это признают некоторые эксперты, на Дальнем Востоке крайне низкие. На выделяемых территориях, как правило, отсутствуют какие либо коммуникации, начиная от линий электропередач и заканчивая дорогами. «Если забота об инфраструктуре ляжет на плечи самих обладателей этого гектара, то он превратится в «золотой гектар», - считает заведующий кафедрой государственного и муниципального управления РЭУ им. Г. В. Плеханова» Руслан Абрамов. Есть и другая специфическая особенность региона. Так, фермеры Амурской области не смогли конкурировать с китайскими соседями. Получая солидные субсидии от своих властей, те демпинговыми ценами вытеснили их с рынка, и теперь, чтобы как-то удержать в собственности землю, сибиряки вынуждены отдавать ее в аренду китайцам. Такая вот экспансия. Учли ли эту особенность разработчики дальневосточного гектара? Сомневаюсь.
В свое время Достоевский писал: «Если есть в чем у нас в России более беспорядка, так это во владении землей. В отношении владельцев с землею и между собою, в самом характере обработки земли. И покамест все это не устроится, не ждите твердого устройства и во всем остальном».
Порядка во владении землей за полторы сотни лет в России так и не навели. Этим и объясняется то, что ряд социальных проектов, затеянных властями, с треском провалились.
Так, например, провалилось намерение наделить участками под жилищное строительство многодетные семьи. На деле оказалось, что хотя неиспользуемой земли вокруг много, но она не бесхозна и кому-то принадлежит на правах частной собственности. Благое намерение обернулось рядом шумных скандалов, когда многодетные семьи получали участки на неудобьях, и все опять затихло. Пробовали неиспользуемую по назначению сельскохозяйственную землю отобрать у нерадивых собственников и вернуть в севооборот, но и тут ничего не вышло. Возникали скандалы даже уже вокруг только что затеянного дальневосточного гектара, когда людям необоснованно отказывали в оформлении земли, а наиболее привлекательные участки задним числом оформлялись местными чиновниками на своих да наших.
Остается только вслед за Достоевским воскликнуть, что «покамест все это не устроится, не ждите твердого устройства и во всем остальном».
