Особый случай: школьный учебник по истории России отредактирован по требованию родителей. Некоему жителю Благовещенска не понравилась фраза о том, что «Россия захватила китайское Приамурье». Но если речь идет не о захвате, тогда о чем? Как к тем событиям относятся в самом Китае? И какую роль в них сыграло желание Британской империи расчленить Россию?
Учебник, о котором идет речь, был выпущен издательством «Просвещение» и предназначен для восьмиклассников. До корректировки вызвавшая скандал фраза звучала так: «Хаосом в Китае поспешили воспользоваться европейцы. Англия и Франция развязали Вторую «опиумную войну» в 1857–1860 годах и получили доступ к внутренней торговле Китая. Россия захватила Амурскую область, Франция – часть вассального Китаю Вьетнама, Япония – некоторые острова».
Судя по всему, «захватила» теперь заменят на «получила», поскольку, как заявили в издательстве, никаких «действий вооруженного характера» Россией не предпринималось.
По большому счету, так оно и есть. Но Россия действительно воспользовалась хаосом в Китае для территориальных приобретений за его счет.
Акценты в этой истории имеют важное значение. И не только потому, что нам не хочется обижать великого восточного соседа, важнейшего торгового партнера и стратегического союзника в лице КНР. Восток, как известно, дело тонкое, там каждое слово нужно взвешивать, в том числе и в учебниках, однако не в чужих чувствах тут дело. Точнее, не только в них.
Как бы там ни было, исторический экскурс неизбежен.
Первая русско-китайская война
Русское царство установило контроль над Приамурьем методом самозахвата еще в середине XVII века. Тогда российская экономика (как, впрочем, и почти всегда в истории страны) критично зависела от экспорта ресурсов, а в качестве одного из важнейших выступала пушнина. Ее было довольно в Сибири, но для бесперебойного экспорта мехов требовалось закрепиться на плодородных землях с более мягким климатом, поскольку до европейской части страны путь был неблизкий. В этом качестве вполне пригодное для поселений Приамурье использовали несколько десятков лет, пока наконец не было официально образовано Албазинское воеводство.
Примерно тогда же, когда русские впервые появились в тех краях, торгуя с одними коренными народами и враждуя с другими, власть в Китае перешла к династии Цин. Династия эта из Маньчжурии, что как раз по соседству с Приамурьем. Новые монархи предсказуемо нервно воспринимали активность чужеземцев (то есть русских) неподалеку от своей малой родины. Вопрос был поставлен ребром, когда в возраст активной деятельности вошел коронованный в шестилетнем возрасте император Сюанье, известный также как Канси. Он – четвертый в династии, правил страной дольше всех за всю историю Китая и символизирует т.н. «золотую эпоху» – расцвет могущества империи Цин.
Создание воеводства стало для него «последней каплей», и уже через три года периодические стычки китайцев и русских сменились перспективой большой войны: маньчжуры осадили Албазин, но потом дали его жителям уйти и уничтожили город. Потом русские вернулись, отстроились заново – и история с осадой повторилась вновь, только уходить куда-либо маньчжуры уже не собирались, а собирались продолжить победное шествие по русским поселениям.
Так начались переговоры, козырей для которых у Русского царства почти не было. Посланники Сюанье обладали информацией о том, что войско русское обильно, но находится очень далеко – в отличие от китайского. При этом маньчжуры убедительно потрясали оружием под стенами Албазина, а претензии на тему того, что китайская сторона первой начала войну на землях, жители которых давно уже платят русскому царю налоги пушниной (т.н. «ясак»), отметались, мол, это всё наше еще со времен Чингисхана. В конечном итоге был заключен Нерчинский договор, по которому русские должны были сравнять Албазин с землей и убираться из Приамурья за реку Аргунь. Со своей стороны маньчжуры соглашались торговать с Русским царством и не создавать на приамурских землях собственных поселений, что сыграло свою роль в будущем.
Речь сейчас идет о соглашении, впервые зафиксировавшем отношения между Москвой и империей Цин. Также впервые оно прочертило границу между Россией и Китаем. По мнению ряда историков, наша страна от этого договора выиграла. Но с этим мнением согласны не все.
В современной КНР Нерчинский договор считают блестящей победой над покусившейся на китайские земли Россией и ключевым историческим документом.
Запомнив этот момент, перейдем к другому – к возвращению Приамурья в состав России.
Англичанка не только гадит
Во второй раз горячий интерес к Приамурью в России пробудила Британия. Надвигалась Крымская война. Лондон строил планы о разделе русской империи (Финляндию – Швеции, Молдавию – Австрии, Прибалтику – Пруссии, Грузию, Крым и Черкесию – Турции, а Польше – независимость и роль буфера). При этом заявлялось, что единственный интерес англичан – борьба с «русским варварством», то есть при желании можно провести немало параллелей с сегодняшним временем. Реальной же целью британской короны было навязывание России собственного режима торговли, но этот момент должным образом артикулирован не был (слишком все-таки нагло), что в том числе сделало новую войну крайне непопулярной в английском обществе.
В Петербурге понимали, что конфликт затронет не только европейский театр, но и Дальний Восток, так что Камчатка находится в зоне риска. Один из вариантов возможной переброски войск – по Амуру, но есть две проблемы. Во-первых, неизвестно, можно ли из этой реки выйти в Тихий океан. Во-вторых, действовать нужно осторожно – Британия вовсю хозяйничает в Китае, нельзя провоцировать ее раньше времени.
Исследовательская экспедиция вернулась ни с чем, и в Петербурге сочли реку Амур не представляющей интереса. Однако ситуацию в корне изменили два человека – генерал-губернатор Восточной Сибири Николай Муравьев (впоследствии – граф Муравьев-Амурский) и капитан-лейтенант Геннадий Невельской (впоследствии – адмирал). Первый – будущий основатель Хабаровска и Владивостока – активно лоббировал идею возвращения Приамурья и во всем содействовал второму – блестящему мореплавателю и чуть-чуть авантюристу. Невельской, детально изучив вопрос по книгам и картам, истово верил, что по Амуру можно выйти в море и что Сахалин – это остров.
Его Амурская экспедиция стоит того, чтобы почитать о ней отдельно. Будучи направлен в регион почти случайно, Невельской осуществлял свои изыскания под прикрытием Муравьева, но без прямого разрешения государя, ранее приказавшего оставить пустую затею. В итоге капитан не только доказал все, что хотел, но и основал в дельте реки пост (будущий город Николаевск-на-Амуре), поднял над ним российский флаг и объявил о присоединении Амурского края к России. Действовал он, что называется, по обстановке, поскольку выяснил, что за 180 лет китайцы и впрямь не освоили регион и не собирают налоги с местных жителей, а дельту Амура в Нерчинском договоре не оговаривали, «берем себе».
Петербург в лице Особого совещания был в ярости от такого самовольства, сулившего стране политические проблемы, но император Николай I, выслушав Муравьева, поставил на возражениях визу, ставшую крылатой: «Где раз поднят русский флаг, там он спускаться не должен». Так Муравьев и Невельской получили карт-бланш, а товары из Сибири – выход в Мировой океан.
Адмирал Геннадий Невельской (фото: общественное достояние)
Открытые Невельским пути и бухты действительно сыграли важную роль в Крымской войне, конкретно – в успешной и героической обороне Петропавловска (сейчас Петропавловск-Камчатский) от англо-французской эскадры и в дальнейшей эвакуации его гарнизона. Но главное даже не это: совокупность новых географических открытий, основанных поселений, собранных данных и дружественные отношения с местными народами, выстраиваемые Муравьевым и Невельским, позволяли навязать Китаю новую границу. Что и было сделано через три года после смерти Николая I подписанием Айгунского договора, причем России паче чаяния помогла Британия, ослабив империю Цин опиумными войнами и сделав ее сговорчивой под угрозой нового конфликта.
Спустя два года за Айгунским договором последовал Пекинский, расширивший Россию еще и за счет Приморья. Этим успехом страна в немалой степени обязана Николаю Игнатьеву – русскому посланнику в Пекине (впоследствии графу, генерал-адъютанту и министру внутренних дел). Он совершил настоящее чудо, продемонстрировав высокое мастерство по части политической хитрости.
Главная проблема заключалась в том, что к империи Цин вернулось обостренное чувство собственного достоинства. Одержав несколько локальных побед над англичанами и французами во Второй опиумной войне, она отказывалась ратифицировать даже Айгунский договор, не говоря уже о разграничении в Приморье на русских условиях. Победа западных союзников Россию в этом смысле тоже не устраивала, и блестящий дипломат Игнатьев, притворяясь нейтральной стороной, не давал воюющим договориться раньше времени, дезинформируя всех в выгодном для себя ключе. В итоге, когда военная удача вновь отвернулась от Китая, а британские войска подошли к Пекину, имея намерением разграбить столицу, русский посол навязал свое посредничество и фактически спас город, преувеличив на переговорах возможности китайцев и уговорив британцев отказаться от своей затеи в обмен на ряд уступок.
Фактически присоединение Приморья и подтверждение статуса Приамурья – это отступные империи Цин, ее благодарность за спасение города, по имени которого и назван договор. При этом новая граница проходила по китайскому берегу, то есть в распоряжении русских оказался весь Амур и вся Уссури.
Пекин в поисках «справедливости»
В честь Муравьева-Амурского вскоре должен быть переименован аэропорт Хабаровска, в честь Невельского – аэропорт приграничного Благовещенска. В честь Игнатьева не названо ничего, памятники ему в РФ тоже отсутствуют (зато их поставили в Болгарии, которой Игнатьев активно помогал в период ее освобождения от османов). Хуже того, успех игнатьевской дипломатии впоследствии был урезан за счет провала дипломатии советской.
Установить официальную границу между СССР и КНР, частью торгов вокруг которой стал конфликт на острове Даманском, предполагалось на базе Пекинского договора. Однако советская сторона зачем-то согласилась подходить к нему на основании принципов, оформленных уже с окончанием Первой мировой войны: если страны разделяет река, то граница проходит по фарватеру. Москва могла этого не делать, но сделала, и Пекин начал нарезать Амур в свою пользу. Договориться с ним, как известно, не удалось, не удалось и в горбачевский период, когда Москва вновь подтвердила свое согласие на раздел по фарватеру.
Все это стоило России некоторых территориальных уступок и в советское время, и при окончательной демаркации границы в 2012 году. Точнее – считается, что окончательной.
В отличие от Нерчинского договора, официальная историография Китая считает Айгунский и Пекинский «неравноправными» – навязанными хитростью, шантажом, угрозой открыть против страны второй фронт. В связи с этим ряд китайских политиков и историков полагают нынешнюю границу в идеале «временной», а по «справедливой» китайскими землями должно считаться и отторгнутое Приамурье, и выторгованное Приморье, включая Владивосток.
Тайвань, называющий себя Китайской Республикой, новые границы КНР с РФ вообще не признает. А в 1920-х годах Китайская Республика (тогда еще единая) официально требовала от СССР вернуться к границам Нерчинского договора.
Таким образом, акцент на том, что Россия не «захватила» Приамурье, воспользовавшись слабостью Китая, а получила его на основании юридически безупречных договоров, – это пусть и символический, но важный политический момент. Не менее важный, чем акцент на «неравноправном договоре» и «отторжении исторических китайских земель» со стороны Пекина.
Дмитрий Бавырин
