«Наша планета — колыбель разума, однако нельзя вечно жить в колыбели».
К.Э. Циолковский
Константин Эдуардович появился на свет 17 сентября 1857 в поселке Ижевском Рязанской губернии. Его отца звали Эдуард Игнатьевич, и происходил он из рода обедневших польских дворян. Работал Циолковский-старший в Спасском лесничестве, Константин Эдуардович вспоминал о нем: «Отец был известен как человек умный, нетерпимый в своей честности... Был страшным спорщиком и критиканом. Вид имел мрачный, характер — сильный, тяжелый для окружающих...». Мать же будущего ученого — Мария Ивановна (урожденная Юмашева) — являлась полной противоположностью мужа, «хохотуньей и насмешницей». В семье было тринадцать детей, однако до зрелых лет дожили лишь четверо. Из-за непростого характера Эдуарду Игнатьевичу часто приходилось искать новое место работы. В 1858 он работал управляющим лесными угодьями у местного помещика, а в 1860 — занял должность делопроизводителя Лесного департамента в городе Рязани. Мария Ивановна же занималась воспитанием детей, познакомив юного Костю с грамотой и арифметикой.
Говоря о себе, Константин Эдуардович подчеркивал, что рос совершенно обыкновенным ребенком — с увлечением лазал по крышам, отлично катался на коньках и плавал, а в ледоход смело скакал по льдинам. Уже в раннем возрасте Циолковский, по его собственному признанию, мечтал «о среде без тяжести, в которой движения в разные стороны безграничны и свободны». В 1867 подросток подхватил скарлатину. Его молодой организм справился с опасным заболеванием, однако оно дало осложнения. В итоге мальчик практически полностью утратил слух. Константин Эдуардович с горечью вспоминал: «Глухота заставляла меня страдать каждую минуту, проведенную с людьми. Я чувствовал себя навсегда изолированным, обделенным, изгоем».
В 1868 семья Циолковских в очередной раз сменила место жительства, перебравшись в Вятку, где Эдуард Игнатьевич был назначен на место столоначальника Лесного отделения Управления госимуществами. Константин же пошел в Вятскую гимназию. Еще не свыкшийся с потерей слуха подросток успехами в науках не блистал. Он отмечал: «В школе я не мог учиться, поскольку не слышал преподавателей, только одни неясные звуки». Кроме того учеником Циолковский был довольно непоседливым и за проказы свои нередко отправлялся в карцер. Всего в гимназии он проучился четыре года, два из которых провел в одном классе. А вскоре Константина постигло новое горе — в 1870 скончалась матушка Мария Ивановна, любившая и поддерживавшая ребенка в его несчастии. Домашняя обстановка стала совсем тягостной. Отец сделался совсем холоден и сдержан, «он никого не обижал и не трогал, не позволял себе ни ругаться, ни язвить, однако все его боялись…».
Некоторое просветление в жизни Циолковского появилось, когда ему исполнилось четырнадцать лет. То, что он не мог получить от преподавателей из-за физического недостатка, юноше возместили книги. Константин стал брать из отцовской библиотеки серьезные научные труды и самостоятельно разбираться в них. Он писал: «Лет четырнадцати от роду я вздумал почитать арифметику, и все там мне показалось понятным и ясным. С этого момента я уяснил, что книги — вещь не мудреная, а вполне доступная». За арифметикой последовал популярный «Полный курс физики» Адольфа Гано, выдержавший десятки изданий в зарубежных странах, и переведенный на русский язык Флорентием Павленковым. Именно этот тесно связанный с практикой учебник, по словам Циолковского, по-настоящему сблизил его с наукой. Интересно, что точно такую же роль эта книга сыграла в судьбе изобретателя радио Александра Попова.
Помимо прочего у юноши обнаружился талант к ручной работе. Одними из его первых поделок стали детские игрушки. Став старше, Константин сумел самостоятельно смастерить токарный станок. Начал он работы и над самодвижущейся коляской для прогулок, однако, несмотря на наличие функционирующих моделей, бросил затею, посчитав, что «вещь эта непрактичная и не стоит затраченных усилий». К слову, отсутствие полноценного образования очень мешало ученому. Сам он признавался: «У меня не было учителей, кроме книг сомнительного качества и ограниченного количества». В связи с этим Циолковский нередко «изобретал велосипед» — самостоятельно приходил к идеям, изложенным задолго до него. С одной стороны это отнимало время и силы, с другой — позволило Константину Эдуардовичу с юных лет воспитать в себе критичность и самостоятельность мышления, а также непредвзятый взгляд на большинство научных проблем. Много лет спустя в разговоре с советскими студентами Циолковский шутил: «То, что в школах и вузах вам, счастливчикам, за несколько часов объясняли, у меня отнимало годы раздумий... Дали бы мне возможность так учиться, знаете, что бы произошло? Каждое воскресенье совершали бы поездку на Марс...».
Эдуард Игнатьевич, разумеется, не мог не обнаружить выдающихся способностей сына. И в 1873 он отправил его в Москву с целью поступления в Высшее техническое училище (ныне — МГТУ им. Баумана). К сожалению, поступить в училище Циолковскому не удалось, однако он решил остаться в древней столице и заняться самообразованием — по сравнению с родной Вяткой в московских библиотеках имелась вся необходимая ему литература. С утра до вечера Константин Эдуардович пропадал в Румянцевских книжных залах. Он штудировал интегральное и дифференциальное исчисление, сферическую и аналитическую тригонометрию, механику, высшую алгебру. Любопытно, что полученные знания привлекали юношу не сами по себе, а применительно к решению практических вопросов. Однажды юному изобретателю показалось, что он придумал устройство, поднимающееся в воздух с помощью центробежной силы. Циолковский так описывал свое тогдашнее состояние: «Я был настолько взволнован, даже потрясен, что не мог уснуть всю ночь — прохаживался по Москве и думал о грандиозных последствиях открытия. Однако к утру я осознал ложность моего изобретения. Очарование сменилось таким же сильным разочарованием».
Отец не мог выделять Циолковскому большие средства, отправляя всего десять-пятнадцать рублей в месяц. Каждый третий день юноша покупал себе хлеба на 9 копеек, который и составлял всю его еду. Остальные деньги за вычетом платежа за скромное жилье уходили на материалы для опытов. Стесняя себя во всем, юный исследователь умудрился снять отдельное помещение для маленькой лаборатории. Об этом времени Константин Эдуардович вспоминал: «Несмотря на все сложности, я был увлечен разными идеями. Вся жизнь моя состояла из вычислений, размышлений, опытов и практических работ. Мне и в голову не приходило, что я истощал себя и голодал».
Тем временем Эдуард Игнатьевич все настойчивее просил своего сына вернуться назад в Вятку. Ему уже было трудно поддерживать его, и к тому же он беспокоился, что аскетический образ жизни, который вел Константин, мог отразиться на здоровье. Послушавшись отца, Циолковский в 1876 выехал домой, чтобы самому начать зарабатывать на хлеб. Необходимо отметить, что у молодого изобретателя имелся несомненный педагогический талант, и первые годы, проведенные в Вятке, он жил на деньги, полученные от частных уроков. И если найти первых учеников Константину помогли связи отца, то в дальнейшем в этом не было необходимости: «Гимназисты стали распускать слухи, будто я очень понятно объясняю алгебру, и меня засыпали уроками… Беря уроки, я никогда не считал часов и не торговался. Принимал, что давали».
В 1878 семейство Циолковских вновь переехало — на этот раз назад в Рязань. Возвращение не обрадовало Константина Эдуардовича: «Я посетил места, где жил прежде. Все виделось очень маленьким, загрязненным, жалким. Знакомые сильно постарели, а дома, дворы и сады уже не выглядели такими интересными, как раньше…». В то же время Циолковский не забывал заниматься наукой. Освоив «Математические начала» Ньютона, он серьезно увлекся астрономией и небесной механикой. Пометка на одном из чертежей выдающегося мыслителя точно зафиксировала дату начала работ в данном направлении: «8 июля 1878. Рязань. С этого времени начинаю составлять астрономические чертежи». Сам он пояснял по этому поводу: «Я увлекся астрономией потому, что считал и считаю не только Землю, но и всю Вселенную достоянием человеческого потомства». В работах Циолковского тех лет помимо прочего можно встретить «веретенообразную башню, парящую над планетой и не падающую из-за центробежной силы», «кольца, окружающие планеты без атмосферы, благодаря которым можно подниматься на небеса и сходить с них».
Циолковский понимал, что для выхода в космос необходимо большое ускорение, а, следовательно, живой организм при этом будет испытывать страшные перегрузки. Дабы «определить максимальную относительную тяжесть, которую живые организмы могут вынести без вреда для здоровья», Константин Эдуардович выстроил центрифугу и начал проводить опыты с цыплятами и тараканами. Результаты, к слову, его обнадежили: «Вес цыпленка я увеличивал в 10 раз, а вес рыжего таракана в 300 и не заметил, чтобы опыты принесли им какой-нибудь вред». Сегодня эти эксперименты кому-то могут показаться наивными, однако они были первыми, а проверка на центрифуге и ныне является важнейшей стадией дополетной подготовки космонавтов.
Спустя некоторое время Циолковский пришел к убеждению, что частные уроки — заработок нестабильный. Решение нашлось быстро — экстерном сдать экзамены на звание учителя. С естественнонаучными предметами у него не возникло никаких проблем, однако Закон Божий вызвал у изобретателя определенные трудности: «Мне было необходимо вызубрить богослужение, катехизис и прочие премудрости, ранее которыми я не интересовался. Трудно мне было...». На экзамене по этому предмету молодой ученый настолько растерялся, что не мог произнести ни слова. Экзаменаторы, к счастью, оказались понимающими людьми и дали ему возможность прийти в себя. Циолковский выдержал испытание и получил право преподавать геометрию и арифметику в уездных училищах. В 1880 он получил назначение в город Боровск.
По приезду на место Константин Эдуардович поселился в доме священника Евграфа Соколова, а несколько месяцев спустя женился на его дочери Варе. Страстных чувств супруги, по всей вероятности, не испытывали друг к другу, а брак строился на взаимном уважении и симпатии — обычная для того времени история. Варвара Евграфовна вспоминала «Пира у нас не было, и приданого за мной Константин Эдуардович не взял. Он сказал, что поскольку жить мы будем скромно, то достаточно и его жалованья». Даже в день свадьбы ученый не забыл о своих занятиях, отправившись после венчания покупать необходимые инструменты. В дальнейшем из своего скромного учительского жалованья Циолковский отдавал супруге ровно половину, другая же тратилась на книги, модели, опыты. Константин Эдуардович признавался: «Благо семьи я ставил на последний план и не тратил на себя ни одной лишней копейки. Всегда был плохо одет и почти впроголодь. Со мной терпела и семья. Все ради высокого». Тем не менее, дети ученого никогда не голодали и в заплатах не ходили — Варвара Евграфовна оказалась женщиной хозяйственной, стойко перенося все тяготы.
А в мастерской Циолковского в то время кипела работа. Он писал: «Гремели громы, сверкали электрические молнии, плясали бумажные куколки, звонили колокольчики... Резиновый мешок надувался водородом и, уравновешиваемый бумажной лодочкой с песком, как живой, бродил, следуя воздушным течениям, по комнате…». Летом Константин Эдуардович строил лодки собственной конструкции, а зимой катался на санях, используя огромный зонт в качестве паруса. Вспоминая подобные забавы, Циолковский с улыбкой говорил: «Лошади крестьян пугались мчащегося паруса, а проезжие бранились матерным гласом. Однако я по глухоте долго не догадывался об этом».
К слову, основная масса жителей Боровска считала Константина Эдуардовича эдаким безобидным чудаком. Однако высказывались и гораздо худшие мнения, исходившие в большинстве своем от коллег-преподавателей. Отношения с ними у Циолковского не складывались, он писал: «Они продавали учительские дипломы, брали взятки… Я долгое время ничего не знал об этих нечестных поступках. А после препятствовал по мере возможности. Потому товарищи и мечтали избавиться от меня». На Константина Эдуардовича писали множество доносов, подозревая чуть ли не в контактах с революционерами. После одного такого письма его спасло поручительство смотрителя училища и тестя. А после другого, рожденного неосторожным словами о религии, ему пришлось отправляться в Калугу для объяснений. Поездка стоила практически всего месячного жалованья. Зато дети обожали учителя «со странностями», никогда не ставившего двоек, не бравшего с отстающих «дани» и проводившего на редкость увлекательные занятия с демонстрацией многочисленных опытов.
Научная деятельность Константина Эдуардовича не ограничивалась только механическими игрушками. Первоначально его внимание привлекла кинетическая теория газов. К сожалению, Циолковский не знал, что теория эта уже приобрела законченный вид в трудах Больцмана, Клаузиуса и Ван дер Вальса. Профессор Фан дер Флитт, рецензировавший рукопись изобретателя, писал: «Хотя статья не представляет ничего нового, она обнаруживает в авторе немалые способности... Ввиду этого хотелось бы оказывать содействие его дальнейшему самообразованию». Вскоре после этого Русское физико-химическое общество избрало боровского «кулибина» своим членом, однако у Циолковского не нашлось денег для оплаты членских взносов, а писать в столицу об этом он постеснялся. Однако занятий научной деятельностью не оставил, и вскоре вышли его новые работы — «Продолжительность лучеиспускания солнца» и «Механика подобно изменяющегося организма». А в 1886 Константин Эдуардович познакомился с посетившим Боровск знаменитым изобретателем в сфере телефонии Павлом Голубицким. Пораженный глубиной знаний провинциального учителя Павел Михайлович предложил ему переехать в Москву, однако Циолковский отказался. Тем не менее, Голубицкий убедил его связаться с профессором Александром Столетовым, который предложил Константину Эдуардовичу выступить в столице с докладом об управляемом металлическом аэростате. Выступление на заседании Общества любителей естествознания прошло успешно, однако просимых средств для проведения экспериментов никто Циолковскому так и не дал. Вернувшись домой, изобретатель попал на пепелище — пожар уничтожил все его модели и рукописи. А вскоре его семейство пережило наводнение. Выдающемуся ученому все пришлось начинать сначала.
В начале 1892 руководство Московского учебного округа приняло решение о переводе «одного из усерднейших и способнейших преподавателей» в город Калугу. Циолковский получил место учителя арифметики и геометрии в местном училище, а спустя некоторое время (в 1899) стал вести уроки физики в епархиальном женском училище. За педагогическую деятельность Константину Эдуардовичу в дальнейшем неоднократно выносили благодарности и представляли к орденам. Один из инспекторов писал: «Г. Циолковский является полным специалистом своих предметов и излагает их с особым умением. Точность, ясность, строгая последовательность, определенность и наглядность — отличительные черты в преподавании».
В Калуге изобретатель встретил людей, оказавших ему помощь и поддержку. Один из них — податный инспектор Василий Ассонов — приложил немало стараний, дабы выпустить вторую часть труда Циолковского «Аэростат управляемый металлический». Кроме того Ассонов познакомил Константина Эдуардовича с Александром Гончаровым — племянником известного писателя, выделившим средства на издание очерков изобретателя «Грезы о небе и земле». К сожалению, последнее привело к его ссоре с автором. Ученый, желая мецената отблагодарить, не согласовав с ним, поставил на обложке слова: «Издание А. Н. Гончарова». Александр Николаевич же от появления имени своего на столь «несерьезной», по его мнению, книге пришел в ярость. В дальнейшем Константину Эдуардовичу помогал Павел Каннинг — аптекарь по профессии, пытавшийся дать некоторым идеям изобретателя, например, «двойным лодкам», являвшимся, судя по всему, прообразом современных катамаранов, коммерческий ход. Несмотря на все это серьезного внимания петербургских и московских ученых работы Циолковского по-прежнему не удостаивались.
Разработке металлического дирижабля Циолковский посвятил многие годы, считая, что в отличие от стандартных контрукций с мягкой оболочкой его вариант отличается лучшей управляемостью пожаробезопасностью и относительной дешевизной. Расчеты и бессчетное количество моделей убедили изобретателя в правильности выбранного пути. Но других убедить оказалось гораздо сложнее — раз за разом воздухоплавательный отдел Императорского технического общества отказывал ученому в помощи. Расчеты Константина Эдуардовича признавались правильными, однако к самой идее отношение оставалось скептическое: «Г-ну Циолковскому выразить нравственную поддержку. Просьбы же о пособиях на проведение опытов отклонить». Однако изобретатель не сдавался, решив издать результаты своих трудов самостоятельно. Но первая часть, вышедшая на последние деньги в 1892, осталась без внимания — из четырехсот экземпляров было распродано всего тринадцать. Любопытно, что в то же самое время деятели того же воздухоплавательного отдела дали зеленый свет экспериментам по разработке управляемого аэростата австрийца Давида Шварца, «съевшие» немало средств и с треском провалившиеся.
Помимо дирижаблей Циолковский занимался и самолетами, выдвинув революционную для тех лет мысль об использовании гироскопов в авиации и дав описание простейшего автопилота. Изначально, изучая аэродинамические качества летательных аппаратов, Константин Эдуардович забирался на крышу и подставлял свои модели ветрам. Однако вскоре ученый смастерил собственную аэродинамическую трубу (вторую в стране) или, как ее сам изобретатель называл, «воздуходувку». Результаты проведенных опытов Константин Эдуардович отправил в Академию наук. Письмо попало к академику Михаилу Рыкачеву, давшему положительный отзыв и предложившему выделить ученому материальные средства. Вместо запрошенных тысячи рублей Академия отправила 470, однако Циолковский был несказанно рад и этому. Дальнейшие исследования позволили Константину Эдуардовичу вывести формулу, связывающую мощность двигателя с коэффициентами аэродинамического сопротивления и подъемной силы. Рассмотрел он и вопросы турбулентности. Доклад на восемьдесят писчих листов с шестью десятками таблиц-чертежей был отправлен в Академию, однако на этот раз Рыкачева не устроила его форма, отличавшаяся от принятой в научных кругах. Циолковский же, решивший, что ему не доверяют, отказался исправлять работу, и его труды опубликованы не были. Этой обиды изобретатель не забыл, — когда спустя много лет к аналогичным результатам пришел французский ученый Александр Эйфель, Константин Эдуардович язвительно написал: «Ныне Академия может радоваться, что во мне не обманулась и денег на ветер не бросила. Благодаря экспериментам Эйфеля самые удивительные мои выводы подтвердились».
В 1896 Циолковский, изучив труды русского изобретателя Александра Федорова о новых способах воздухоплавания, принялся развивать их. Спустя год ему удалось вывести известную формулу, определяющую зависимость между массой и скоростью ракеты, массой взрывных веществ и скоростью истечения продуктов сгорания. Привыкший к точности Константин Эдуардович машинально записал дату — 10 мая 1897, закрепив в этих исследованиях свой приоритет. А весной 1903 в журнале «Научное обозрение» вышла первая часть его трудов, посвященных изучению космических пространств ракетными аппаратами. В частности, в ней доказывалась невозможность выхода в космос с использованием артиллерийского орудия или на аэростате, а в качестве альтернативного варианта предлагалась ракета, действующая на смеси жидкого водорода и кислорода. Гениальный исследователь писал: «Лишь с момента использования реактивных приборов в астрономии начнется новая эра». Также ученый предположил, что управление ракетой будет выполняться автоматическими приборами. Любопытно, что цензура долго не желала публиковать статью, опасаясь, что подобные исследования покушаются на вопросы религии. Михаил Филиппов — редактор «Научного обозрения», по подсказке Менделеева, свел аргументы в пользу трудов Циолковского к пиротехнике. Это подействовало, хотя статья и не вызвала тех откликов, о которых мечтал ученый.
Стоит отметить, что не одному Константину Эдуардовичу пришла в голову мысль о применении для полетов реактивного движения. Среди самых известных его коллег и конкурентов можно назвать француза Робера Эсно-Пельтри, американца Роберта Годдарда и немца Германа Оберта. Подобно русскому ученому все они были неистовыми энтузиастами и мечтателями. Тем не менее, Циолковский никогда не утаивал результаты своих исследований, охотно делясь ими со всеми интересующимися. Эсно-Пельтри и Оберт были не так открыты, ревниво относясь к своему приоритету в этой области. Что же касается Годдарда, то он патентовал каждую мелочь и отвергал все предложения сотрудничества. По точному выражению современника, американец считал «ракетную область своей вотчиной, а других ученых работающих в ней — браконьерами».
Начало нового века стало для Констатина Эдуардовича временем тяжких испытаний. Несчастья обрушивались на него одно за другим. В 1902 его сын Игнатий — талантливейший математик и физик, студент Московского университета — по неизвестным причинам покончил с собой. Константин Эдуардович писал: «Наступило тяжелое, страшно грустное время. С самого утра, как проснусь, чувствую ужас и пустоту». К слову, у Циолковских было семеро детей, и пятерых из них изобретателю пришлось пережить. А в 1903 в Санкт-Петербурге при загадочных обстоятельствах погиб редактор «Научного обозрения» профессор Филиппов, печатавший труды Константина Эдуардовича. Находившаяся у Михаила Михайловича вторая часть рукописи об исследовании космических пространств бесследно пропала. Вскоре исчезла и другая рукопись Циолковского, посвященная опытам по сопротивлению воздуха, отправленная Жуковскому. После этого изобретель все работы стал писать под копирку, сохраняя у себя копии. В 1905 семья Циолковских, наконец, смогла купить собственный дом. Однако он стал косвенной причиной очередной беды. Бурное половодье в 1908 затопило его, уничтожив существенную часть моделей, книг и рукописей.
Проходили годы, наука и техника развивались, и мысли Циолковского постепенно стали находить отклик у энтузиастов и ученых. И в первую очередь этому способствовала переписанная вторая часть работы об исследовании космических пространств, опубликованная в 1911. На этот раз статья вызвала активные споры, а у Константина Эдуардовича появились первые единомышленники и последователи. Редактор «Вестника воздухоплавания» Воробьев писал: «Резонанс вышел огромный. На статью откликнулись популярные научно-технические журналы, изобретатели, общая пресса, а многочисленные авторы предлагали собственные конструкций реактивных самолетов». В то время знаменитый популяризатор науки Владимир Рюмин сказал: «Циолковский — гений, открывающий будущим поколениям дорогу к звездам. О нем необходимо кричать! Его идеи нужно сделать достоянием как можно более широких масс». Сам же Константин Эдуардович на достигнутом не останавливался, предлагая все более совершенные конструкции космических ракет. Необходимо отметить, что ракетная техника являлась для него лишь способом выхода в космическое пространство: «Большинство считает, что я беспокоюсь о судьбе ракеты из-за самой ракеты. Это грубейшая ошибка. Ракеты для меня — лишь средство, лишь метод проникновения в глубины Космоса, однако отнюдь не самоцель...».
Революцию Констатин Эдуардович встретил с радостью. Его взгляды являлись вполне коммунистическими, а одна из дочерей имела связи с РСДРП. В 1917 ученый изложил требования к народной власти: «Бесплатное лечение, всеобщее образование, уничтожение эксплуатации человека человеком, всеобщее тайное голосование, равное распределение всех фабрик и благ земли между людьми, забота о стариках, малолетних и людях искусства». Однако первые послереволюционные годы для Циолковского оказались очень трудными. В 1918 он отмечал: «Пенсия составляет 35 рублей, и я не умираю с голода лишь потому, что дочь работает в местном продовольственном отделе». В это же время Константин Эдуардович пережил смерть еще трех своих детей — Ивана, Александра и Анны.
Жить стало немного легче после того, как в августе 1918 Социалистическая академия избрала Циолковского в качестве члена-соревнователя (неполноправного члена). Также гениальному изобретателю помогали такие организации как Союз самоучек и Российское общество любителей мироведения. В 1919 Циолковский вернулся к преподавательской деятельности, заняв место учителя шестой калужской трудовой школы. Несмотря на болезни и возраст, Циолковский был полон желания помогать новой власти и предлагал наладить строительство дирижаблей для фронтовых нужд. Однако его знания и опыт не потребовались и в этот раз. А в конце 1919 за Константином Эдуардовичем неожиданно пришли сотрудники ВЧК и отвезли его в Москву. Две недели изобретатель провел на Лубянке. Эта история довольно запутанная, сам пострадавший писал: «Я долго общался с одним летчиком из Киева, выказавшим большое внимание к моему аэронату. Безо всякого основания он написал третьему лицу о том, что я знаю людей, знакомых с положением на Восточном фронте. Письмо это попало в ЧК. Конечно, невозможно отыскать то, чего у меня нет, однако я все-таки был арестован...». Любопытно, что, когда Циолковского выпустили из ЧК, он, не успев на калужский поезд, вернулся назад и попросился переночевать в камере.
В двадцатые годы прошлого века на волне всеобщего подъема полеты в космос уже не выглядели чем-то невероятным. А в 1921 спецкомиссия при СНК РСФСР приняла решение назначить Константину Эдуардовичу «ввиду особых заслуг» пожизненную пенсию размером пятьсот тысяч рублей в месяц. Отныне изобретатель получил возможность без помех заниматься своими научно-техническими разработками. Ученый писал: «Я оставил училище — непосильный по моему возрасту труд — и отдался самой любимой работе — реактивным приборам». В последующие годы Циолковский, разменявший шестой десяток, работал как никогда много. В статьях «Стратоплан полуреактивный», «Ракетоплан» и «Реактивный аэроплан» он изложил теорию движения летательных аппаратов с жидкостным реактивным двигателем. В 1926 предложил грандиозную программу освоения космоса, начинающуюся с развития реактивных самолетов и оканчивавшуюся расселением людей по всему Млечному Пути. К слову, первым этапом этой программы Константин Эдуардович считал строительство орбитальных станций. В стране в то время создавались группы и НИИ для изучения вопросов реактивного движения. Их работники постоянно советовались с Константином Эдуардовичем, а он с удовольствием отвечал на все вопросы. Тем не менее, от многочисленных предложений стать во главе одного из подобных подразделений он, привыкший работать в одиночку, наотрез отказывался. В то же время отдельные представители официальной науки, как и ранее, не жаловали ученого-самоучку, а многие идеи Циолковского продолжали считаться порождением его бурной фантазии, например, космический лифт, сооруженный между космической станцией на геостационарной орбите и земной поверхностью. Над ученым подшучивали и за его мысли о необходимости полного биологического цикла растений в ходе длительных полетов.
Самому же ученому было тесно работать в рамках одной тематики. Константин Эдуардович обосновал идею создания поездов на воздушной подушке, размышлял о способах исследования морских глубин и преобразованиях пустынь, предложил колеса, «выдвигающиеся внизу корпусов самолетов». Словно догадываясь об открытии лазера, он рассматривал вопросы организации космической связи с помощью «параллельных пучков электромагнитных лучей, электрических или даже световых...». Еще не существовало ни одной счетно-решающей машины, а Константин Эдуардович предсказывал, что «математика войдет во все области знаний». Любопытно, что Циолковский являлся противником гипотезы о грядущей тепловой гибели Вселенной, а также теории относительности Эйнштейна.
На досуге изобретатель любил читать научно-фантастические романы. Любопытно, что он и сам писал произведения в этом жанре, говоря, что они «несут новые мысли в массы». В работе «Свободное пространство» Циолковский поведал об эффектах невесомости. Впоследствии Гагарин поражался, как правильно ученый предвидел все то, с чем ему довелось встретиться и испытать. А приведенное в повести «На Луне» описание лунного мира выполнено настолько достоверно, словно автор сам там побывал. Кроме того Константин Эдуардович принял участие в создании советской фантастической киноленты «Космический рейс», дав необходимые консультации и выполнив чертежи ракетоплана. В результате научная составляющая фильма выглядит почти безупречно даже по нынешним меркам.
В последние годы жизни Циолковский стал все больше интересоваться философскими вопросами, раздумывая о сущности Вселенной. Знаменитый мыслитель полагал, что человек не «венец творения» и эволюция не остановится на нем. В будущем он предсказывал переход рода людского в «лучистое состояние» и практически бессмертную жизнь в космосе. Сам Константин Эдуардович всегда вел здоровый образ жизни — не курил, не пил, до глубокой старости ездил на велосипеде. 75-летие ученого широко отмечалось в Советском Союзе — Циолковский был награжден орденом Трудового Красного Знамени, ему подарили новый большой дом на названной его именем улице, прославляли на разных мероприятиях, чего изобретатель, по всегдашней скромности, крайне стеснялся. Об итогах своей деятельности сам он говорил: «Всю жизнь я желал только одного — немного продвинуть человечество вперед».
Весной 1935 врачи поставили ему страшный диагноз — рак. Константин Эдуардович, будто не замечая недуга, продолжал трудиться. В сентябре он дал согласие на операцию и перебрался в больницу. Центральная пресса публиковала сводки о здоровье ученого. Однако операция не помогла, и спустя несколько дней — 19 сентября 1935 — Циолковский скончался. Он был похоронен в Загородном саду, где так любил размышлять и гулять.
