4 октября исполняется годовщина одному из самых знаковых, но малоизвестных приказов Сталина. В Красной армии во время Великой Отечественной происходили массовые случаи «незаконных расстрелов и рукоприкладства». Сталин решил лично положить конец этим репрессиям. За что и почему советские командиры лично расстреливали подчиненных?
Во время Великой Отечественной на фронте процветало рукоприкладство и самосуд со стороны отдельных начальников в отношении их подчиненных. Как Верховный главнокомандующий Сталин видел в этих явлениях грубое нарушение дисциплины, разлагавшее Красную армию и, что еще хуже, заставлявшее красноармейцев переходить на сторону врага. О том, как советское командование боролось с такими позорными явлениями, рассказывают документы, опубликованные Минобороны РФ.
Вразрез с уставом
Дисциплинарный устав Красной армии подчеркивал ответственность командира за состояние дисциплины в войсках. Ему вменялось воспитывать своих подчиненных в духе «выполнения всех требований воинской дисциплины и поддерживать у них сознание высокого значения звания воина Красной армии». При этом подчиненные были обязаны беспрекословно повиноваться командирам и начальникам. В случае же неповиновения, открытого сопротивления или злостного нарушения дисциплины командир имел право на все меры принуждения, вплоть «до применения силы и оружия».
Однако с началом войны некоторые командиры стали грубо нарушать положения устава. Возможно, это было связанно с требованием верховного командования повысить устойчивость войск в бою. Так, 20 июля 1941-го Сталин и Мехлис издали директиву №90, в которой потребовали от всех комиссаров и политработников «железной рукой насаждать революционный порядок, дисциплину и беспощадно карать паникеров, трусов, пораженцев, дезертиров и всех самовольно оставлявших позиции без приказа».
Увы, не весь комсостав Красной армии понял это требование правильно. «Железная рука» не означала рукоприкладство, брань и незаконные расстрелы. В результате в действующей армии прокатилась волна репрессий.
К примеру, на Ленинградском фронте произошел инцидент, во время которого командир батальона 1012-го стрелкового полка (сп) старший лейтенант Федоров в ночь на 27 сентября 1941-го расстрелял своих сослуживцев. Расследование установило, что Федоров со своим комроты Зубихиным были окликнуты часовым при проверке боевого охранения. Комбат выстрелил в воздух и приказал Зубихину крикнуть на ломаном русском «Русс сдавайся». Часовой узнал голос командира и оружие не применил. Подойдя к бойцам, Федоров приказал им поднять руки вверх, что они и сделали. Мотивируя их поступок как «предательство и измена Родине», комбат на месте застрелил командира отделения старшину Арсеньева. Продолжая проверку тем же методом, Федоров той ночью расстрелял еще командира пулемета Медведева и комвзвода Зорина.
Нет репрессиям
Получая сигналы о таких фактах, верховное командование отреагировало приказом НКО №0391 от 4 октября 1941-го «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями». Подписавшие приказ Сталин и Шапошников отметили в нем «частые случаи незаконных репрессий и грубейшего превышения власти со стороны отдельных командиров и комиссаров». Такие начальники могли застрелить красноармейца за несущественный проступок или вообще без всяких оснований. То же самое касалось мордобоя. К примеру, военком 28-й танковой дивизии Банквицер избил сержанта за то, что тот ночью закурил, в другой раз уже майора – «за невыдержанный с ним разговор».
Сталин считал для Красной армии такое безобразие нетерпимым, назвав его извращением дисциплинарной практики. Он объяснял его существование несколькими причинами.
Во-первых, повседневная воспитательная работа в частях в ряде случаев подменялась «руганью, репрессиями и рукоприкладством». Командиры и политработники вместо разъяснения красноармейцам непонятных вопросов изъяснялись с ними «окриком, бранью и руганью». При этом они сами в бою терялись, впадали в панику и свою растерянность прикрывали применением оружия без всяких на то оснований.
Во-вторых, такие командиры и политработники забыли положения дисциплинарного устава, где говорилось, что применение силы и оружия является крайней мерой, допустимой лишь в случаях прямого неповиновения и открытого сопротивления в условиях боевой обстановки, ведшими к срыву приказов командования. По мнению Сталина, насаждение воинской дисциплины и укрепление боевого духа войск было возможно лишь в случае сочетания методов убеждения и принуждения. То есть суровая кара по отношению к злостным нарушителям дисциплины должна была сочетаться с внимательным разбором всех случаев ее нарушения, требующих подробного выяснении всех обстоятельств дела.
Главковерх считал, что практика необоснованных репрессий со стороны командиров и комиссаров лила воду на мельницу вражеской пропаганды, так как случаи с незаконными расстрелами и рукоприкладством являлись «проявлением безволия и близорукости» и способствовали падению воинской дисциплины в войсках, их боевого духа и толкали бойцов к переходу на сторону врага. Сталин приказал разъяснить всему начсоставу Красной армии, что действия, ведущие к унижению красноармейцев, ведут к подрыву дисциплины и авторитета командиров. А непонятливых ждало наказание вплоть до трибунала.
Как выполняли приказ Сталина
Приказ №0391 жестко определил рамки поведения командиров по отношению к подчиненным. Но несмотря на суровость приказа, на фронте фиксировались его нарушения. Возникает вопрос – почему? Одной из причин стало пьянство. Так, в декабре 1941-го маршал Тимошенко был вынужден ввести на Юго-Западном фронте жесткий лимит выдачи спиртного начсоставу, потому что командиры нередко превышали свою власть в пьяном виде.
Подобная ситуация наблюдалась и на других фронтах. К примеру, в январе 1943-го командующий 27-й армией Северо-Западного фронта генерал Озеров отмечал в своем приказе, что большинство нарушений приказа №0391 происходит «на почве пьянства, и некоторые командиры, пользуясь правами начальника, употребляют водку своих подчиненных, чем дискредитируют себя, роняют авторитет – воинское достоинство и честь командира Красной армии». Такого же мнения придерживался и известный полководец генерал Ватутин, писавший в 1943-м, что «значительное количество случаев незаконных расстрелов и рукоприкладства происходят на почве пьянства».
Озеров и Ватутин были правы, так как порой выпившие лишнего офицеры совершали тяжелейшие проступки. Примером тому стал инцидент с бойцом 961-го сп Ильей Курловичем, прогремевший в декабре 1944-го на весь 1-й Белорусский фронт.
В ночь на 5 декабря 1944-го Курлович был поставлен на пост своим начальником старшим лейтенантом Лозой. При этом последний игнорировал слова бойца о том, что он болен. Ночью Лоза вместе с заместителем командира батальона майором Губаревым пошли проверять посты. Оба были нетрезвы. Когда офицеры обнаружили Курловича спящим, Губарев крикнул «хенде хох!», а Лоза схватил бойца, обзывая его «предателем и изменником». Угрожая оружием, они приказали ему раздеться и бежать в сторону немцев.
Выполняя волю командиров и спасая себя от расстрела, Курлович бросился в сторону немецких траншей, перебежав «через спираль Бруно, минное поле перед передними траншеями, и скрылся в направлении траншей противника, причем ни одна мина не взорвалась».
Осознав произошедшее, оба офицера пытались его догнать, но не смогли это сделать, будучи сильно пьяными. А вскоре немцы подтвердили переход Курловича, подведя его к громкоговорителю, через который тот прокричал на советскую сторону информацию обо всем командном составе своего полка, вплоть до командира отделения, а также все о дислокации его подразделений.
Любопытно, что до призыва в Красную армию, в период оккупации немцев, Курлович был ими арестован, подвергался пытками и был приговорен к казни. Но смог сбежать. Уже в полку этот боец отличался дисциплинированностью и ненавистью к немцам. Однако поступок его командиров вынудил красноармейца к сотрудничеству с врагом.
Советское командование было шокировано случившимся. Оно охарактеризовало Лозу и Губарева как людей, «потерявших офицерское достоинство, человеческую совесть и способствовавших измене Родине». Оба офицера были немедленно отданы под трибунал, а затем отправлены в штрафбат.
Случай с Курловичем дает понять, как становились перебежчиками. Поэтому нарушение приказа №0391 могло привести к тяжелым последствиям, так как страшась необоснованных репрессий со стороны командиров, бойцы уходили к врагу. Советское командование хорошо понимало опасность таких неуставных отношений между начальниками и подчиненными и старалось жестко реагировать на нарушение устава.
Хорошим примером здесь служит приказ командующего 8-й гвардейской армии генерала Чуйкова в сентябре 1944-го. В нем герой Сталинграда указал, что воин Красной армии – это не раб или крепостной, и назвал своим позором еще процветавшее в его армии рукоприкладство со стороны офицеров. Он потребовал, «невзирая на чины и заслуги, без пощады наказывать, снимать с должностей, предавать суду и направлять в штрафные роты и батальоны каждого, кто позволит рукоприкладство».
О том, что такая проблема существовала, свидетельствуют и другие документы. Примером тому служит директива начальника политотдела 57-й армии полковника Цинева, который в июне 1944-го призвал подчиненных ему политработников систематически напоминать о приказе Сталина, проводя разъяснительную работу с офицерским составом всех категорий. В том же духе действовали и политотделы других армий и фронтов.
Приказ «О фактах подмены воспитательной работы репрессиями» раскрывает не самую приятную страницу войны. Но его существование опровергает укоренившиеся мифы о том, чтобы обеспечить соблюдение дисциплины в Красной армии, ее командиры имели право расстрелять подчиненных за проступок не на поле боя. Сталин четко разъяснил, что такие действия были грубым нарушением дисциплинарной практики, так как шли вразрез с дисциплинарным уставом.
Этот приказ Сталина был важным военно-политическим документом в течение всей войны. Руководствуясь им, советское командование боролось за поддержание дисциплины в войсках, не допуская расцвета самосудов. Оно жестко реагировало на любые известные факты унижения достоинства и чести красноармейцев. Этот факт сыграл свою роль в победе Красной армии, которая на пути к Берлину смогла преодолеть разные трудности, включая дисциплинарные.
Фото: Ольга Ландер/РИА Новости
Текст: Владимир Нагирняк
