В ту богатую событиями эпоху каждая борющаяся сторона выдвинула деятелей, способных до конца отстаивать интересы своего класса. Такие фигуры были и в феодально-католическом галере. И к этой категории принадлежал основатель ордена иезуитов Игнатий Лойола. Его считали совершенно исключительной личностью, спасителем папства от краха. Отсюда и обострённый интерес к Лойоле, и старания найти в мельчайших чертах объяснение тех или иных особенностей хода истории.
О первых шагах иезуитского ордена легче составить ясное понимание, зная о его основателе.
И вот что обращает на себя внимание, во что биографы предпочитают не вдаваться: вопреки столь феерическим подробностям официального и неофициального жития, имя Лойолы при его жизни отнюдь не гремело. О нём знали главным образом те церковники, с которыми он соприкасался непосредственно. Но и они ничего не слыхали о чудесах Лойолы и не считали его божьим избранником. Больше того, его не раз преследовали, подозревали в ереси и даже предавали инквизиции.
Слышать о чудесах Лойолы никто тогда не мог по той простой причине, что выдумки о их иезуиты начали распространять лишь после его смерти. В первых двух изданиях объёмистого жития, написанного иезуитом Рибаденейрой, о чудесах Лойолы не говорится ничего внятного. Эти издания вышли в 1572 и 1587 годах, второе из них — через тридцать один год после смерти Лойолы. Лишь в начале XVII века появился новый вариант жития, где автор попытался объяснить, почему он прежде якобы «пренебрегал» чудесами: оказывается, он думал, что святость Лойолы и так несомненна для всех. В третьем издании он исправил свой промах, и здесь-то встречается впервые набор мнимых чудес основателя ордена иезуитов.
Правила канонизации, то есть зачисления в святые, требуют, чтобы представляемый кандидат имел за душой «засвидетельствованные» чудеса. Именно в начале XVII века иезуиты задумали возвести Лойолу в ранг святого. Это нужно было для прославления «Общества Иисуса», которое уже успело проникнуть во многие страны Европы и выслуживалось перед папами. Церковь и, разумеется, сами иезуиты создавали ему крикливую рекламу. Чудеса Лойолы были «засвидетельствованы» церковными властями, в 1662 году папа провозгласил его святым, а об остальном сумели позаботиться иезуиты.
Что же остаётся от церковного жития Лойолы, если выбросить оттуда вымыслы и прикрасы?
В его биографии вырисовываются как бы два человека, во многом разных: Лойола до «обращения» и Лойола во вторую половину жизни, когда он предстал перед миром как нетерпимый фанатик-изувер, честолюбивый, ловкий политик, знаток человеческого сердца, умеющий действовать дальновидно и беспощадно, хитро, с холодным расчётом, подчас очень хорошо разбираясь в запутанной обстановке, маневрируя, таясь, выжидая. В этом втором Лойоле воплотился самый дух иезуитства, который не гнушается никакими средствами в борьбе.
Нужно, однако, сказать, что в молодости Лойола был чужд и фанатизму, и теократическим устремлениям. Сколько бы ни изощрялись авторы жития, приписывая ему «праведность» с малолетства и желание уже в юности оказать церкви величайшие услуги, ему, бесспорно, очень долго и в голову не могло прийти, что будущее его сложится хоть сколько-нибудь похожим на то, как оно сложилось в конце концов.
Лойола родился в 1491 году. Он был из родовитых, но не богатых испанских дворян. В жизни молодого Лойолы был такой случай.
«В марте 1515 года в Памплоне (это столица испанской автономной области Наварры), — пишет Г. Бемер («Иезуиты», М., 1913 год, стр. 103-104), — епископский судья и представитель коррехидора провинции Гипускоа сильно спорили друг с другом из-за молодого рыцаря, который с последних чисел февраля ожидал суда над собой в тюрьме епископского дворца. Молодой преступник совершил вместе с одним клириком во время весёлых ночей карнавала ряд «огромных преступлений» в провинции Гипускоа (провинция на севере Испании, входит в Страну Басков), ускользнул из суровых рук коррехидора, бежал в Наварру и теперь утверждал, что также клирик и, следовательно, зависит не от королевского суда, а должен отвечать за свои проступки перед более снисходительным трибуналом церкви. К несчастью, коррехидор смог доказать, что обвиняемый вёл совершенно не духовную жизнь. Поэтому коррехидор энергично требовал от духовного суда выдачи бежавшего. Церковному судье оставалось только удовлетворить это требование. Весьма вероятно, что заключённый был передан светскому трибуналу и подвергнут суровой каре».
Лойола — «таково было имя молодого рыцаря, — продолжает Бремер. — Акты несомненно доказывают, что дон Игнатий не был в это время святым и нисколько не стремился им стать».
В мае 1521 года тридцатилетний Лойола во главе гарнизона защищал от французов крепость того самого города — Памплоны, где у него семь лет назад были крупные неприятности с духовными и светскими властями. Боевые действия в пограничном городе Памплоне шли между Испанией и Францией. К тому времени Лойола имел чин капитана и возглавил оборону крепости, которая закончилась поражением испанцев.
В бою его тяжело ранило в обе ноги. Французы пощадили своего противника и оказали ему всю необходимую медицинскую помощь: французские врачи сделали ему первую операцию на ноге. Он был с переломами отправлен на излечение домой и вскоре с ужасом обнаружил, что одна кость срослась криво. Для человека, наделённого неутолимым честолюбием, каким был Лойола, это несчастье оказалось невыносимым, потому что не оставляло надежд на возвращение к военной жизни.
И Лойола пошёл на крайнюю меру: он велел снова сломать кость. Легко вообразить, как мучительна была эта операция при тогдашнем уровне хирургии. Однако Лойола вытерпел всё. Кость сломали, и она срослась опять. Но когда лубки сняли вторично, возле колена обнаружили выдававшийся кусок кости, который мешал ходить. Лойола снова обратился к хирургам и велел отпилить этот кусок. Пришлось пережить ещё одну мучительную операцию — всё напрасно: одна нога стала короче другой. Лойола и тут не хотел сдаваться: был придуман особый ворот, которым изо дня в день вытягивали ногу. Новая пытка стоила предыдущих, но изуродованная нога всё равно осталась короткой на всю жизнь.
Эту любопытную историю приводят все биографы Лойолы, чтобы показать силу его выдержки, воли и попытаться найти тем самым истоки фанатического упорства, с каким он впоследствии преодолевал препятствия.
Отказать Лойоле в признании таких качеств, действительно, нельзя — это была волевая натура.
Легко себе представить, в какое отчаяние впал Лойола. Но положение не было безысходным: впереди открывалось многообещающее духовное поприще.
Тогда можно было встретить в монастырях монахов-фанатиков, проводивших жизнь в самоистязании, посте и молитвах. Но распространён был и тип церковника-дельца, который смотрел на духовную карьеру как на источник обогащения. Недаром дворяне наперебой старались добыть «хлебные» церковные должности для своих младших сыновей, когда не могли дать им в наследство ни большого богатства, ни видного положения в обществе.
Игнатий Лойола был тринадцатым ребёнком в семье! Ещё в детские годы Лойолы родители решили сделать его со временем священником и даже исполнили некоторые процедуры: в частности, ему пробрили на макушке тонзуру — плешину. Молодой Лойола воспользовался этим, чтобы во время неприятностей в Памплоне требовать для себя церковного, а не светского суда. Но, вообще говоря, он тогда вспоминал о родительских планах как о чём-то забавном, пока всё не повернулось так, что пришлось пойти по этой дорожке.
Биографы рассказывают, что однажды он, ещё прикованный к постели, попросил рыцарских романов. Но родственники, может быть, сочли, что ему приличнее думать о спасении души: вместо романов он получил сказания о святых и описание жизни Христа. И вот в сознании Лойолы под влиянием этого чтения совершился перелом — он пришёл к уверенности в своём призвании стать «угодником божьим».
Прошёл год после памплонской осады. Лойла решил привести в исполнение свои новые планы. Он мог сделать это просто, исчезнув из «мира» со всей скромностью. Так или иначе, с чего начать, сомнений у него, видимо, не было: переночевал в Монсерратском монастыре, в часовне богородицы, оставил там своё оружие — меч и кинжал, затем сменил офицерский мундир на лохмотья, стал нищенствовать, вызывая изумление и кривотолки знакомых, и, наконец, чтобы заставить говорить о себе всю округу, сделал традиционный последний шаг — стал «спасаться» в пещере.
Надо полагать, это была довольно комфортабельная пещера: новоявленный отшельник именно там написал книгу «Духовные упражнения», которую иезуиты сделали одним из главнейших своих руководств.
В Иерусалим он прибыл в сентябре 1523 года. Там находилось представительство ордена францисканцев. Они постарались объяснить Лойоле, что затея его бессмысленна, что его и не смогут выслушать и не станут слушать, что изложенное содержание будущих проповедей сомнительно, и если бы даже нашлись слушатели и поняли его испанские речи, дело бы кончилось неприятностями с властями и населением, вовсе не расположенным переходить в другую веру.
Он понял, что с его скудными познаниями не достигнуть цели, и, вернувшись в Барселону, засел за латынь.
Так прошло два года. Лойола вместе с четырьмя молодыми людьми отправился сначала в Алькалу, чтобы поступить в университет и одолеть там, наконец, богословскую науку, потом он уезжает в Саламанку и, наконец, во Францию, в Париж, где находилась знаменитая Сорбонна — богословский факультет, один из авторитетнейших у католиков центров теологии.
Ни в одном университете Лойола не задержался. Его привлекало не учение, а проповедничество.
В Алькале Лойола был арестован святейшей инквизицией: на него донесли как на еретика, настолько странное впечатление производили его сумбурные речи даже в Испании, видавшей всякие образцы проповеднического рвения. Но всё-таки обошлось благополучно: у него не оказалось за душой ничего, кроме фанатизма, преданности папе. Его отпустили.
Постепенно Лойола пришёл к мысли, что настало время для подвижничества совсем особого, что нужен орден ещё небывалый, который стал бы надёжной опорой пап и не знал иных целей, кроме укрепления папской власти. Ему понадобилось несколько лет, пока он хорошенько обдумал этот замысел, привлёк группу единомышленников и с их помощью собрал довольно крупную сумму денег, нужную для начала.
15 августа 1534 года Лойола и его шестеро приверженцев собрались в одной из парижский церквей и дали три обычных монашеских обета, прибавив к ним новый — обет беспрекословного подчинения папе. Этот день и следовало бы считать первым в истории ордена иезуитов.
Хотя тогдашний папа Паве III не был склонен увеличивать число духовных орденов. Он ещё долго колебался и орден иезуитов был утверждён лишь 27 сентября 1540 года. В планах Лойолы папа увидел возможность исполнить своё давнишнее желание — создать нечто вроде папских янычар, которые безоговорочно, не щадя жизни, служили бы своему повелителю в борьбе с протестантизмом и ересями. Он считал особенно важным то, что Лойола с товарищами отдавали себя в его полнейшее распоряжение и не указал на этой в своей учредительной булле, где подчеркнул, что они «посвятили свою жизнь на вечное служение Христу, нам и приемникам нашим — римским первосвященникам» (цитата из книги: П.Н. Ардашев. «Хрестоматия по всеобщей истории», ч. 1, 1914 год, стр. 165).
Игнатий Лойола стал первым генералом нового общества.
Вряд ли он мог себе представить, что после своей смерти его учение продолжится и найдёт себе последователей во многих странах мира, в том числе и на Украине, где в последнее время стали образовываться так называемые иезуитские колледжи, основная задача которых сегодня состоит в том, чтобы подготовить фанатично преданных бойцов.
Так, в СМИ стали появляться сообщения об уничтожении под Горловкой в 2014 году специального украинского подразделения боевиков «Сотня Иисуса Христа», которые проходили обучение в иезуитском колледже. «Подразделение, входящее в специальный батальон МВД «Шахтарськ», было сформировано из членов Братства Дмитрия Корчинского. Во главе сотни стоял глава Одесского Братства Дмитрий Линько, боевики которого вместе с приезжими радикалами «Правого сектора» убивали и сжигали людей в одесском Доме профсоюзов 2 мая», — говорится в сообщении.
Полина Ефимова
