17 мая отмечается День рождения интернета. Именно в этот день в 1991-м был официально утвержден стандарт для страниц Всемирной паутины WWW (World Wide Web), изобретенный американцами Тимом Бернерс-Ли и Робертом Кайо. Однако интернет вполне мог иметь русское название, а его разработчики носить русские имена. Хороший день для того, чтобы рассказать – почему этого не произошло.
Есть старый либеральный миф о том, как преследовали в СССР кибернетику, к какому техническому отставанию это привело, что послужило, в свою очередь, одной из основных причин краха советской системы. Как и всякий либеральный миф, этот имеет лишь легкое подобие правды, коварно и намеренно искажая самую суть дела.
К «Кибернетике» Норберта Винера в СССР и правда отнеслись с предубеждением, как буржуазной науке управления, ничуть, однако, при этом не умаляя ее технического значения. В том же 1948 году, когда появилась книга Винера, по инициативе Сталина в Москве был создан Институт точной механики и вычислительной техники для разработки электронных вычислительных машин.
Работы по созданию ЭВМ в СССР и США шли практически параллельно вплоть до конца 60-х. Советские машины не уступали американским, а в фундаментальных разработках зачастую опережали их.
В 1952-м пионер советской вычислительной техники, академик Лебедев создал машину БЭСМ-1, на то время самую производительную в Европе. Следующая машина Лебедева производительностью 10 тыс. операций в секунду (1959) стала базовой расчетной машиной советской космической программы. А в 1961 году машина Лебедева М-40 уже блестяще решала задачи расчета траектории противоракеты (на решение этой задачи у американцев уйдет еще десять лет).
Разработчики 64-процессорного «Burrouse-7700», базовой машины американских ПВО в 70-х, признавали, что им так и не удалось достичь уровня советской БЭСМ-6 1967 года. К середине 1960-х мы имели собственные наработки во всех важнейших областях вычислительной техники, часто на шаги опережая американцев, а порой являя и совершенно уникальные образцы, как, например, легендарная машина «Сетунь» на троичном коде.
Первый настольный персональный компьютер (в то время, когда ЭВМ имели вид монструозных шкафов в несколько комнат) также был создан в СССР и продемонстрирован на лондонской выставке 1967 года. И только внутренней диверсией можно объяснить тот факт, что образец машины МИР В. Глушкова, имеющей все признаки современного ПК, был тут же продан IBM.
К 1965 году советские институты разрабатывали, а советская промышленность выпускала уже десятки уникальных ЭВМ. Однако 30 декабря 1967 года произошла катастрофа. ЦК КПСС и Совмином СССР было принято совместное постановление, обязывающее советские институты прекратить собственные разработки и переориентироваться на копирование американской машины IBM System/360 1964 года.
Формальные причины, почему советское руководство пошло на этот самоубийственный шаг, понятны. Советские компьютеры разрабатывали кулибины-энтузиасты, они были далеки от совершенства – и, главное, несовместимы друг с другом. Наступающая же компьютерная эра требовала унификации. И советское начальство пошло по самому простому пути, не тратя усилий на собственные ноу-хау (благо IBM 360 был поддержан уже немалым программным обеспечением). Решение, повторимся, было понятным. С точки зрения пляжного ларька. Но – не великой империи…
Уже после крушения СССР один из столпов кибернетики Эдсгер Дейкстра скажет, что постановление 1967 года стало «величайшей победой Запада в холодной войне». Но настоящие масштабы катастрофы станут понятны, когда мы откроем страницу истории советской кибернетики под названием «Проект академика Виктора Глушкова ОГАС». Общегосударственная автоматизированная система – так называлась эта уникальная советская разработка, обещавшая дать начало эре электронного социализма.
Сказать, что проект Глушкова был амбициозен, значит не сказать ничего. По сути, предлагалась полная модернизация советской плановой экономики, создание своего рода «нейронной сети» (на основе действующих телефонных сетей), которая бы не только связала собой все объекты народного хозяйства, но и способна была сама принимать управленческие решения на основе Госплана.
Технологически ОГАС представляла собой иерархическую трехуровневую пирамиду: главный компьютерный центр в Москве объединял двести подобных центров во всех крупных городах Союза, а те, в свою очередь, связывали еще 20 000 терминалов нижнего уровня, распределенных по ключевым объектам народного хозяйства.
При этом сеть предусматривала возможность множественных параллельных связей, что, с одной стороны, в разы увеличивало мобильность и эффективность советской экономики, а с другой – нивелировало громоздкость ее бюрократической машины. Вообще, в основе ОГАС, как можно видеть, лежали не столько идеи Винера или А.И. Китова, учеником которого считал себя Глушков, сколько идеи А. Богданова, изобретателя науки тектологии и автора одноименной книги (с которой несомненно был знаком и сам Р. Винер).
Амбициозный проект должен был охватить большую часть евразийского континента, став настоящей нейронной системой, интегрирующей все предприятия плановой экономики. С помощью этой системы тяжеловесная «основа централизованной экономики – квоты, планы и сборники отраслевых стандартов – должна была превратиться в молниеносную нейронную сеть нации, движимую невероятной скоростью электричества», – пишет проф. Бенджамин Питерс, автор книги «Как не опутать сетью страну: Непростая история советского Интернета» (Benjamin Peters, «How Not to Network a Nation. The Uneasy History of the Soviet Internet». 2016).
Система позволяла не только контролировать онлайн любую точку гигантской советской экономики, но и мгновенно принимать решения, моделируя все изменения и прогнозируя все проблемы до того, как они возникнут. «Понятно, что в такой ситуации человеческий фактор сводился к минимуму, а экономика становилась прозрачной и честной», – замечает тот же американский автор.
Одним словом, ОГАС была, по сути, новым планом ГОЭЛРО 2.0 на новом витке развития страны. Система искусственного интеллекта до рождения самой эры ИИ. А еще более далекие мечты Глушкова простирались до создания электронной валюты, последующей отмены денег и построения коммунистического общества изобилия.
Проект советского «Интернета» был разработан Институтом кибернетики АН УССР и полностью готов уже к осени 1963 года.
А в феврале 1964-го Глушков представил проект Хрущеву. Но… Это в 1948-м директор Института математики Лаврентьев мог написать Сталину письмо о перспективах ЭВМ – и через считанные месяцы возник Институт вычислительной техники в Москве. Стареющие партийные боссы времени Глушкова не были готовы к революционным прорывам. Против проекта сразу выступили Центральное статистическое управление (отчетность которого ОГАС делала полностью прозрачной) и Госплан.
Однако в 1966 году американцы запускают свой эскизный проект информационной сети, а в 1969-м ARPANET, как правительственная сеть связи военного назначения (прообраз будущей сети интернет), включается в рабочем режиме. В СССР всполошились и снова вспомнили про ОГАС. Но к этому времени гигантские перспективы системы Глушкова, позволяющей в условиях советской централизованной системы управлять всей экономикой из единого центра, поняли и американцы. И, осознав опасность, предприняли беспрецедентные шаги по дискредитации самого академика и его идей.
«Перфокарта управляет Кремлем» – передовица The Washington Post под этой сенсационной шапкой (принадлежащая перу Виктора Зорзы, одного из «детей оттепели» тов. Эренбурга) легла на столы советским руководителям. И, говорят, угроза подмены Политбюро «электронным правительством» произвела на них большое впечатление. Другую статью английской «Гардиан», разъясняющую, что проект Глушкова позволит установить тотальную слежку за каждым человеком в стране, без устали транслировали «дружеские радиоголоса», пугая советскую интеллигенцию.
Скоро подключилась и советская пресса, к тому времени прочно захваченная детьми «поколения оттепели». Заведующий отделом Института США и Канады тов. Б. Мильнер авторитетно заявлял в «Известиях», что американцы отказываются от вычислительной техники, которая потребовала бы изменений всей системы управления, и что этот опыт надо учесть и нам.
«Начиная с 1964 года против меня стали открыто выступать ученые-экономисты, многие из которых потом уехали в США и Израиль», – писал Глушков в своих воспоминаниях. Сам Глушков прекрасно отдавал себе отчет не только в грандиозности своего замысла, но и в его сложности, превосходящей сложность космической и ядерной программ вместе взятых. Ориентировочную стоимость всего проекта он оценивал в громадные для того времени 20 млрд рублей. Обещая, однако, за три пятилетки реализации программы принести в бюджет не менее 100 млрд. Но «наши горе-экономисты сбили Косыгина с толку. Нас отставили в сторону, стали относиться с настороженностью» – писал он.
О страстях, развернувшихся вокруг проекта ОГАС, можно снять захватывающий триллер, который бы помог раскрыть глаза на подлинные причины краха СССР. Недостаток места не позволяет нам этого сделать. Оставляя возможность лишь сухо констатировать: 1 октября 1970-го, на встрече Глушкова с министрами в Кремле, проект ОГАС (прежде всего усилиями министра финансов Гарбузова) был отклонен.
Перспективным для советской экономики был признан путь реформы Е. Либермана (децентрализация и расширение самостоятельности предприятий), обещавшего, что издержки на его проект не превысят стоимости бумаги, на которой будут написаны указы и мгновенные результаты.
Результаты (правда, не столь мгновенные) стали очевидны к 1991 году. Но академик Глушков не дожил до этого времени. Он скончался 30 января 1982 года в возрасте 60 лет.
Владимир Можегов
