30 августа 1918 года в бывшей столице Российской империи был убит председатель Петроградской ЧК Моисей Урицкий. Его убийца – эсер (в прошлом – «народный социалист») и студент, поэт и приятель Сергея Есенина Леонид Канегиссер после покушения пытался неискусно скрыться, был схвачен и расстрелян в октябре того же года.
Гибель Урицкого и ранение В. Ленина в Москве послужили отправной точкой развертывания большого «Красного террора». Из самых разных сословий брались заложники и их быстро лишали жизни. Счет пошел на сотни погубленных душ. По заявлениям самих большевиков так развернулась борьба с контрреволюцией.
Однако, Леонид Канегиссер и Фанни Каплан, стрелявшая в «вождя мирового пролетариата», не были монархистами или даже либералами. Они так же принадлежали к революционному лагерю, только лишь к другому политическому закутку его.
Тот же Канегиссер встретил свержение законной власти в России в феврале 1917 г. с восторгом. И даже писал вполне революционные стихи:
«Тогда у блаженного входа,
В предсмертном и радостном сне
Я вспомню – Россия. Свобода.
Керенский на белом коне.»
Но никто не знает сейчас, вспоминал ли осенью 1918 года Леонид Канегиссер перед казнью Александра Федоровича Керенского на белом коне…
Памяти председателя Петроградской ЧК нарком просвещения А. В. Луначарский посвятил следующие строки: «Разразилось февральское наступление немцев. Вынужденный уехать, Совет народных комиссаров возложил на остающихся ответственность за находившийся в почти отчаянном положении Петроград. «Вам будет очень трудно, – говорил Ленин остающимся, – но остается Урицкий», – и это успокаивало.
С тех пор началась искусная и героическая борьба Моисея Соломоновича с контрреволюцией и спекуляцией в Петрограде.
Сколько проклятий, сколько обвинений сыпалось на его голову за это время! Да, он был грозен, он приводил в отчаяние не только своей неумолимостью, но и своей зоркостью. Соединив в своих руках и чрезвычайную комиссию, и Комиссариат внутренних дел, и во многом руководящую роль в иностранных делах, он был самым страшным в Петрограде врагом воров и разбойников империализма всех мастей и всех разновидностей.
Они знали, какого могучего врага имели в нем. Ненавидели его и обыватели, для которых он был воплощением большевистского террора.
Но мы-то, стоявшие рядом с ним вплотную, мы знаем, сколько в нем было великодушия и как умел он необходимую жестокость и силу сочетать с подлинной добротой. Конечно, в нем не было ни капли сентиментальности, но доброты в нем было много. Мы знаем, что труд его был не только тяжек и неблагодарен, но и мучителен.»
По Луначарскому Урицкий представляется революционным руководителем, склонным к гуманизму. Что весьма необычно для руководителя карательного органа.
В отличие от своего убийцы Моисей Соломонович Урицкий не кажется столь колоритной фигурой. Да и биография его должна быть признана рядовой для революционного деятеля.
Родился он в 1873 г. в г. Черкассы Киевской губернии. Иудейская купеческая семья была вполне обеспеченной и, хотя отца мальчик потерял в три года, это особенно не сказалось на материальном положении. В детские годы Урицкий получал религиозное образование, изучал Талмуд и вероятно готовился к карьере раввина. Нечто подобное мы можем наблюдать в биографиях и других революционеров и террористов: Иосиф Сталин учился в православных учебных заведениях, а Феликс Дзержинский мечтал стать ксендзом (католическим священником). Однако, раввинат из Моисея Урицкого не вышло. Он ушел на чисто светскую стезю, сперва закончив гимназию, а потом и Киевский университет в 1897 г. Теперь уже Урицкому казалась привлекательной юридическая нива. Но, именно, в университете студент Урицкий связывается с революционными террористами и социалистами, а в 1898 г. вступает в ряды российских социал-демократов.
В 1899 г. за свою деятельность арестовывается и ссылается в Якутию, где и знакомится с Феликсом Дзержинским.
Интересно, что, находясь в тюрьмах, ссылках или на этапе, Урицкий пользуется поддержкой уголовников. Из воспоминаний удается узнать, что этого, мол «политический» заключенный достигал из-за высокого морального духа и знания законов Империи. Но истина оказывается более банальной – у Урицкого всегда водились деньги. И он имел возможность с помощью их воздействовать и на уголовников, и на тюремную администрацию.
Из истории известно, что будущих революционеров тянет неудержимо, именно, к юридическому образованию. И, если посмотреть и проверить списки мятежных верхов во время революции 1789 года во Франции и Февраля-Октября в России 1917 года, то обнаружится, что лица отлично знавшие национальные законы составляли не менее 70 процентов застрельщиков революций. Так что М. С. Урицкий и здесь особо не выделялся на общем фоне.
В 1905 году он принимал участие в революционных выступлениях. В Санкт-Петербурге возглавлял группу боевиков, занимавшуюся грабежами.
Однако, более значимой была революционная «работа» Урицкого в Красноярске, где он побывал проездом в сентябре-октябре, возвращаясь в Центральную Россию из якутской ссылки. Здесь он организовывал стачки, митинги и вооруженные выступления революционеров. Причем основу бунтовщиков составили студенты, чиновники и рабочие-железнодорожники, а также солдаты 2-го железнодорожного батальона. А против людей, отказывавшихся принять требования революционеров применялись методы морального и физического террора. Восставшие старались блокировать передвижение поездов через Красноярск и прилегающие станции.
В ноябре-декабре, когда в Красноярске произошли основные революционные события и столкновения Урицкого, впрочем, уже не было и к созданию «Красноярской республики» он отношения уже не имел, уехав из-за опасения «черносотенных погромов».
В октябре 1917 года М. С. Урицкий являлся членом Военно-революционного партийного центра и Петроградского ВРК. После переворота его назначили в коллегию народного комиссариата иностранных дел, а чуть позже комиссаром Всероссийской комиссии по делам созыва Учредительного собрания. Так что разгон Учредительного собрания и кровавая расправа над манифестацией сторонников его, результатом чего стала гибель около 100 человек (хотя точно никто и не считал, вероятно жертв было больше) на счету и товарища Урицкого, Он ведь входил на ряду с В. Лениным, Я. Свердловым, Н. Подвойским и В. Бонч-Бруевичем в специально созданный орган по подавлению народных выступлений.
На совести Моисея Урицкого и высылка в Пермь великого князя Михаила Александровича в марте 1918 года.
После бегства большевистского правительства из Петрограда в Москву Урицкий постепенно сосредоточил в своих руках огромную власть, возглавив не только ЧК, но и став комиссаром внутренних дел Совета народных комиссаров Петроградской трудовой коммуны, а затем еще и комиссаром внутренних дел Совета комиссаров Союза коммун Северной области.
На этих постах Урицкий «прославился» как организатор террора населения, борец с антисемитизмом и «классовыми врагами».
В XXI веке появился ряд исторических работ, где М. С. Урицкого пытаются реабилитировать. Например, в них говорится, что он был категорическим противником расстрелов без суда и следствия. То бишь отличался неким революционным гуманизмом.
В мемуарной литературе приводится следующий эпизод – Урицкого обвиняют в «мягкотелости», на что последний отвечает: «Ничуть я не мягкотелый. Если не будет другого выхода, я собственной рукой перестреляю всех контрреволюционеров и буду совершенно спокоен. Я против расстрелов потому, что считаю их нецелесообразными. Это вызовет лишь озлобление и не даст положительных результатов.» Хорош гуманист – ничего не скажешь! Но как бы там ни было, Моисей Урицкий спокойно подписывал и распоряжения об арестах среди мирного населения и расстрельные списки.
Но вернемся к покушению на самого Урицкого. Существуют две основных гипотезы: Леонид Канегиссер состоял в эсеровской боевой организации и исполнял приказ на ликвидацию советского руководителя карательных органов или же Канегиссер мстил лично Урицкому за расстрел своего друга Владимира Перельцвейгера.
Первая, вообще, не выдерживает никакой критики, настолько было глупо и непрофессионально организовано убийство. Вторая же, кажется вполне вероятной. Но возникает шквал вопросов. М. С. Урицкий являлся очень осторожным человеком, а Канегиссер без проблем проникает в охраняемое здание. Перед покушением Леонид звонит и разговаривает с Урицким (свидетельство М. Алданова).
И еще. Следствие официально установило следующее: «Установить точно, когда было решено убить товарища Урицкого, Чрезвычайной комиссии не удалось, но о том, что на него готовится покушение, знал сам товарищ Урицкий. Его неоднократно предупреждали и определенно указывали на Каннегиссера, но товарищ Урицкий слишком скептически относился к этому. О Каннегиссере он знал хорошо, по той разведке, которая находилась в его распоряжении».
Почему указывали на Канегиссера? И почему проявился скептицизм у Урицкого? Ответ может быть только один – Урицкий хорошо знал своего потенциального убийцу и не верил в способность Леонида навредить ему.
Писатель-эмигрант Григорий Петрович Климов (1918–2007) выдвинул предположение, что Моисей Урицкий и Леонид Канегиссер являлись половыми партнерами. И второй убил первого из ревности.
О личной жизни Урицкого из открытых источников, практически, ничего не известно. Все сведения скудны и невразумительны. А вот о Канегиссере сохранились следующие сведения: «Лева любил эпатировать добропорядочных буржуа, ошарашивать презрением к их морали, не скрывал, например, что он – гомосексуалист…
Лева мог преспокойно произнести пошловатую фразу: «Такой-то слишком нормален и здоров, чтобы быть интересным». Поза, рисовка, кокетство? Допускаю. Но по тому, кого человек из себя изображает, кем он хочет казаться, тоже можно судить о его сути. Монологи Левы о сути плоти, о свободной морали, о праве на «святую греховность» иногда мне напоминали такую дешевку, как «Ключи счастья» Вербицкой.» (Из воспоминаний Н. Г. Блюменфельд).
Впрочем, имеется и четвертая гипотеза. М. С. Урицкий был положен на алтарь внутрипартийной схватки среди самих большевиков.
Нельзя не заметить слов того же Луначарского: «Моисей Соломонович Урицкий относился к Троцкому с великим уважением. Говорил… что как ни умен Ленин, а начинает тускнеть рядом с гением Троцкого.» Вряд Ульянов-Ленин не знал взглядов Урицкого. Так что и начальником ПЧК Моисея Соломоновича оставили в Питере не случайно, ведь думалось, что немцы войдут в северную столицу и убийство организовали по принципу «кого не жалко», лишь бы возник повод для развязывания террора во всероссийском масштабе. Партийная борьба шла баш на баш: одни подталкивают Канегиссера к нападению на Урицкого, другие – Каплан к покушению на Ильича.
Подлинная история революции 1917 года еще не написана и далеко не все архивы раскрыты. Так что смерть Урицкого продолжает оставаться загадкой. Только дела его лежат одним из черных пятен на российской истории. И на улицах наших городов до сих пор висят таблички с фамилией М. С. Урицкого. Гуманного палача оказывается и ныне ценят больше, чем людей, реально служивших Отечеству и погибших за него. Попробуйте подсчитать, сколько в вашем городе или поселке имеется улиц или площадей, названных в память героев II Отечественной войны (1914–1918) и в честь революционеров-террористов. Сами цифры скажут за себя…
Александр Гончаров
