В конце февраля-начале марта 1950 г. над Америкой сгустилось гроза. В эти странные дни под тревожный гул либеральных СМИ и одобрительный хор малоэтажной Америки, сенатор Джо Маккарти и его маленькая армия отправились в свой последний поход за традиционные консервативные ценности Америки. Кем же был этот странный человек и чем было это удивительное время? Вопрос, имеющий для нас отнюдь не только археологический интерес. Ведь маккартизм самым причудливым образом переплетен и с нашей историей. В самом деле, с одной стороны, Маккарти был непримиримым врагом коммунизма, а его неистовые речи об агентах Кремля, засевших в Госдепе и даже Пентагоне – будоражили умы простых американцев, ввергая в состояние паники огромную страну… С другой стороны, его Крестовый поход против «лиц двойной лояльности» в государственном аппарате, странным образом, имел буквально зеркальное отражение с событиями, происходившими в то же самое время и в СССР: так, начавшись практически одновременно с первыми расследованиями антиамериканской деятельности, предпринятыми ФБР, борьба с «космополитизмом» в Советском Союзе отгремела со смертью отца народов в 1953-м. Звезда Джозефа Маккарти закатилась лишь годом позже…
Коммунизм наступает
Джо Маккарти был пятым из девяти детей небогатых американских фермеров (мать – ирландка, отец вырос в ирландско-немецкой семье). С 15 лет пытался вести собственные дела, в 1935-м получил диплом юриста, в 1939-м стал самым молодым судьей Висконсина, в 1942-м ушел добровольцем на фронт. Служил офицером разведки в эскадрилье пикирующих бомбардировщиков, и в отставку в апреле 1945 года вышел в звании капитана. Вернувшись с войны, успешно баллотировался в сенат США от республиканцев и стал самым молодым (38 лет) сенатором. Так выходец из многодетной католической ирландской семьи, стал настоящим воплощением американской мечты. Звездный час Маккарти настал в феврале 1950 г., когда он во всеуслышание объявил, что в его руках находится список из десятков членов компартии, работающих в Госдепе. И сенатору поверили. Поверили, вероятно, потому, что, если бы об этом молчал он, заговорили бы камни. Время и правда было непростым, точнее – исключительным, из ряда вон выходящим. Всего пять лет как закончилась мировая война.
Поверженная Европа, разделенная между двумя сверх-империями, лежала в руинах. Только-только начало устанавливаться новое, очень шаткое геополитическое равновесие в ситуации Холодной войны: Фултонская речь Черчилля 1946-го, раздел Германии, уже беременные коммунизмом Китай и Корея… Наконец, атомная бомба как последний аргумент силы...
В 1949-1950 гг. ФБР разоблачил разветвленную сеть советских шпионов, в частности Клауса Фукса и супругов Розенбергов, обвиненных в передаче Москве секрета атомной бомбы. В это же время большой резонанс получает дело высокопоставленного чиновника, советника президента Рузвельта в Ялте, Элджера Хисса, обвиненного в шпионаже. В сотрудничестве с советскими резидентами оказываются замешаны также первый американский директор Международного Валютного Фонда Гарри Декстер Уайт, советник бывшего президента Рузвельта Лочлин Курри и другие важные люди. Тем временем, красный рассвет встает над Востоком: в Китае побеждает маоистский режим, а в Корее дело полным ходом идёт к полномасштабной войне. Одним словом, Маккарти далеко не на пустом месте строил свои обвинения. В его руках оказались многие документы, свидетельствующие о широком проникновении коммунистов и левых всех оттенков в правительственные инстанции США.
«Двадцать лет измены»
Да и могло ли быть иначе? Двенадцать лет правления президента Рузвельта стали по сути годами диктатуры могущественных банковских картелей, власть которых прикрывала фигура прикованного к инвалидному креслу президента. А между финансовым капиталом и большевизмом всегда существовали тесные связи. Традиционные государства, церкви и национальные культуры, против которых воевали большевики, мешали не только объединению «пролетариев всех стран», но и свободному хождению капитала. Следовательно, цели большевиков и банкиров совпадали. А что может быть лучше для осуществления этих целей, чем организация мятежей, революций и мировых войн? На связь банкиров Уолл Стрита с Коминтерном не уставали указывать американские нон-интервенционисты и близкие им консерваторы: сенатор Хью Лонг, предприниматель Генри Форд или герой-авиатор Чарльз Линдберг, пытаясь удержать Америку от вступления во ВМВ. Так же точно, несколько позднее, оценивал годы правления демократов и сенатор Джо Маккарти, называя их «двадцатью годами государственной измены». Тем более, что новый передел мира, который начался в 1945-м, сразу выявил связи банковских картелей с коммунистами.
План Маршалла, Бреттен-Вудские соглашения, учреждение МВФ и Банка Развития, означающее фактически приватизацию экономики Европы международными банками… Создание ООН и ЕОУС (Европейского объединения угля и стали), наконец, так наз. «план Баруха», предусматривающий создание единого органа контроля за атомными программами всех стран – за всеми этими шагами по объединению мира угадывалось дыхание могущественной силы, не слишком стремящейся к открытости, но со своими сугубыми интересами.
И в то же время между капиталистическим и социалистическим мирами, уже изготовившимися к новой схватке, всё ещё оставалось немало общего: нравы и там и там были целомудренны, семейные ценности нерушимы, кино и книги воспитывали подрастающие поколения в патриотическом духе.
В СССР конца 1930-х – нач. 50-х гг. происходил настоящий ренессанс исторической памяти. Писалась патриотическая музыка, живопись, литература. На экраны один за другим выходили исторические фильмы: «Александр Невский» (1938), «Минин и Пожарский» (1939), «Первопечатник Иван Федоров» (1941), «Богдан Хмельницкий» (1941), Лермонтов (1943), «Адмирал Нахимов» (1946), «Академик Иван Павлов» (1949), «Александр Попов» (1949), «Жуковский» (1950), «Мусоргский» (1950), Белинский (1951), Римский-Корсаков (1953) итд. На собственных же «либералов», отличающихся, как говорила тогдашняя пропаганда, «пренебрежением к национальной истории и культуре», и в том и в другом мире смотрели косо.
Причём, в то время, как советские «космополиты» были широко представлены в культуре, партийных и силовых органах, «космополиты» американские, помимо того, что они наполняли Госдеп, ЦРУ и Пентагон, владели большой частью банков, влиятельными медиа-гигантами, киноиндустрией и шоу-бизнесом.
Одним словом, лица «двойной лояльности» и двоящейся идентичности были весьма влиятельны в обоих враждующих лагерях. Только в СССР они именовались «низкопоклонниками перед Западом», а в США — «коммунистическим шпионами». И даже если в кампаниях, развернувшихся против «космополитов» в обоих странах, присутствовала немалая толика демагогии, что-то было преувеличено, часто дискуссия уходила в сферу риторических заострений и общий градус эмоций порой зашкаливал, в целом, в сухом остатке — опасность была налицо.
И именно в конце 1940 — нач. 1950-х лицо это обрело то яркое выражение, которое ещё позволяло её выявить и чётко идентифицировать. Особенно заметным оно было в сфере шоу-бизнеса. Вообще, именно голливудский миф о Маккарти (при том, что к делам Голливуда сенатор как раз не имел прямого отношения) до сего дня остается наиболее популярным.
Как писала американская публицистка Энн Коултер: «Миф о “маккартизме” – величайшее орвеллианское мошенничество наших дней. Образ сенатора, как сумасшедшего демагога, губящего невинных, является совершенно ложью. Либералы не дрожали от страха во времена Маккарти. Они продолжали подрывать национальную безопасность страны, спокойно ведя свою кампанию по дискредитации сенатора. В конечном счете, всё, что вам, как вы считаете, известно о Маккарти – ложь…».
Чтобы проверить это, давайте углубимся немного в историю «фабрики грёз».
Гулаг в Голливуде
Первые киностудии в этом северо-западном районе Лос-Анжелеса начали основываться в 1910-е годы. К началу 1920-х Голливуд был уже разветвленной империей, владевшей не только крупнейшими студиями, но и всей киносетью страны: более 15 тысяч кинотеатров (четверть мировой сети), принадлежали шести крупнейшим голливудским концернам: «Юниверсал», «Парамаунт», «Коламбия», «ХХ век-Фокс», «Метро-Голдвин-Майер» и «Уорнер-бразерс». Тогда же экраны Америки начинают заполонять все более скандальные фильмы, а сам Голливуд—потрясать ещё более грандиозные скандалы. Огромный резонанс вызывают дело кинозвезды Роско Арбакля (который продвинул в киномир Чарли Чаплина), обвинённого в изнасиловании и смерти актрисы Вирджинии Раппе (1921), и убийство режиссера и актера Уильяма Десмонда Тейлора (1922). Нравы Голливуда, процветание порока в этом «городе грехов» вызывают всеобщее возмущение, которое усугубляется тем, что в обоих случаях дела удаётся замять.
В это время организации американских евангелистов и католиков начинают движение против голливудских нравов, особенно упирая на то, что Голливуд – детище, главным образом, людей не христианской морали и не американской идентичности, требуя «вызволить кино из лап дьявола и пятисот неправоверных евреев».
Последнее было с одной стороны справедливым, а с другой — особенно тревожным для Голливуда. Действительно, все основатели крупнейших студий: Карл Леммле («Юниверсл пикчерз»), Адольф Цукор («Парамаунт пикчерз», Уильям Фокс («Фокс филм корпорейшн»), Луис Б. Майер («Метро-Голдвин-Майер»), Гарри, Сэм, Алберт и Джек Уорнеры («Уорнер бразерс»), братья Иосиф и Николай Шенкеры (Шенки), учредители кинопремии Оскар, - все они были выходцами из восточноевропейских местечек.
Евреи были не только директорами студий, продюсерами, сценаристами, композиторами, не только владели крупнейшей в мире сетью американских кинотеатров (накануне Первой мировой войны их было более 15 тысяч на территории Америки, четверть мировой киносети, и все они принадлежали шестерке крупнейших еврейских студий), они владели буквально всем в Голливуде (который в соседнем Лос-Анжелесе Голливуд называли «кошерной долиной»), включая аптеки и бензоколонки. И это засилье раздражало, конечно, многих.
Даже Фрэнсис Скотт Фицджеральд, один из деятелей «потерянного поколения», которого трудно заподозрить в антисемитизме, глотнув голливудского воздуха, в величайшем раздражении говорил: «С ними невозможно спорить. Любую вашу фразу они извратят до такой степени, чтобы вы выглядели как низшая форма жизни… Голливуд это праздник для евреев и трагедия для всех остальных…».
Эта фраза Фицджеральда стала крылатой, её повторяла вся Америка. Как заметил позднее сценарист Уильям Гольдман: «Я всегда говорил, что два величайших изобретения евреев в XX веке – это Государство Израиль и Голливуд. Оба этих эксперимента являются попыткой бегства от реального положения вещей. Евреи создали Израиль для того, чтобы отделиться от остального мира, а Голливуд – чтобы помочь миру закрыть глаза на реальность». (См. Нил Гэблер. «Собственная империя. Как евреи изобрели Голливуд».)
Однако, в начале 20-х закрыть глаза на реальность не очень-то получалось. Американская пресса полнилась слухами об этом месте разврата, женские журналы предупреждали девушек, стремящихся стать актрисами, о «сексуальном рабстве», которое их неизбежно ждет в голливудской клоаке. И действительно, христианские девушки, тысячами слетавшиеся в Голливуд, оказывались именно в таком месте.
Дэвид Томпсон в книге «Sleeping with strangers» пишет о том, как Мэри Пикфорд даже придумала учредить специальный клуб (Hollywood Studio Club) с целью защитить прибывающих в «город грехов» старлеток от грязных домогательств продюссеров. Но это, конечно, не помогало. В общежитие девиц мужчин действительно не пускали. Зато весь квартал вокруг был запружен припаркованными бьюиками и понтиаками, в которых шишки с «Фокс» и «Колумбии» – вроде Бадди Адлера и Харри Кона – проводили «пробы» будущих звезд. Всё это было слишком широко известно. И то, что мощнейший механизм влияния на умы, накрывающий собой всю Америку, оказался сконцентрирован в руках нескольких магнатов, далёких от христианских ценностей, могло выйти Голливуду боком. Поняв куда дует ветер, и опасаясь дальнейшего разрастания скандала, студии сочли за благо пойти на соглашение с обществом.
В 1922 году киноконцерны, в качестве некоего органа самоцензуры, создают ассоциацию MPPDA, приглашая на пост её председателя политика-республиканца и пресвитерианца Уильяма Хейса, хорошо им знакомого. Хейс, как замечает Дэвид Томпсон, до принятия знаменитого «кодекса», был известен в Голливуде как человек, с которым можно иметь дела, и который поможет, в случае чего, замять сексуальный скандал. Считается, что именно Хейс помогал в оправдании Арбакля, в темных делах Уоллеса Рида и ДеМилле, актрисы которого регулярно попадали в больницу с приступом аппендицита (т.е. делали аборты).
Теперь же Хейс, уже во главе формального контрольного органа, формирует свод правил. Эти правила, в частности, запрещали изображать в фильмах соблазнительную наготу, нетрадиционные отношения, наркоманию, высмеивание духовенства и религии, а также не рекомендовали изображать сцены насилия, применение оружия, жестокости, технику совершения убийств и тд. Новый код стандартов получает неофициальное название «Кодекса Хейса», которым на протяжении последующих 30-и лет будут руководствоваться производители фильмов. Это были все те же правила, дополненные общими положениями, которые запрещали производителям фильмов «снижать моральные стандарты зрителя», изображать привлекательными внебрачные отношения, позволять насмешки в отношении закона или «сочувствие к его нарушению». И предписывая продвигать на экраны ценности традиционного христианского общества.
Наибольшее влияние кодекс имел с 1934 по 1954 гг., когда руководителем нового «цензурного комитета» (Управления производственного кодекса, РСА) был католик Джозеф Брин. Всё время действия этого кодекса остряки называли американскую киноиндустрию «еврейским бизнесом, продающим католическое богословие протестантской Америке».
Но голливудские бонзы явно тяготились необходимостью поддерживать «традиционные христианские ценности», оставаясь, по сути, всё это время настоящим боевым станом коммунистов, социалистов и либералов и особо не скрывая своих симпатий.
Именно в 30-е гг. Голливуд становится по-настоящему красным. В это время конгрессы прокоммунистических Лиг американских писателей и художников инициируют создание Национального фронта, расцвести который мог по-настоящему только в Голливуде. Здесь приземляются Томас Манн, Лион Фейхтвангер, Арнольд Шенберг. В это время Красным симпатизирует сама Элеонора Рузвельт, супруга президента. Голливуд же буквально «кишел объединениями коммунистов, социалистов и либералов», вспоминают очевидцы. Самыми мощными были Комитет кинематографистов (1936) Дэшила Хэммета и пятитысячная Антинацистская лига (1936) Дональда Огдена Стюарта и Бибермана. Голивуд деятельно участвует в «испанской компании», собирая деньги для троцкистских отрядов, организуя «Комитет писателей и артистов за медицинскую помощь Испании» и «Американский киноальянс помощи Испанской республики».
«Быть коммунистом — это был шик», - говорил бежавший из Германии Фриц Ланг (интересно, что Лангу, еврею по матери, автору выдающихся «Нибелунгов», Геббельс предлагал пост руководителя германской киноиндустрии). «Я каждый день пожимал руку чёрным товарищам, на равных работал с женщинами», — вспоминал «изумительное чувство братства» тогдашнего Голливуда сценарист фильмов о вампирах Гай Эндор.
Однако, для обычного американца «чувство братства» этого «сборища содомитов, блудниц и красных» (как частили Голливуд консерваторы) означало нечто иное: коммунистический заговор. «Цель коммунистов в Голливуде — не производство политических фильмов, открыто оправдывающих коммунизм. Их цель — разложить наши моральные принципы, заражая неполитическое кино, вводя мелкие, случайные элементы пропаганды в невинные истории, заставляя — косвенно и подсознательно — принять базовый принцип коллективизма… так капли воды точат камень, имя которому — Американизм», - говорила Айн Рэнд.
Поэтому когда Директор ФБР Гувер инициировал масштабные проверки «кошерной долины» (как называли тогда Голливуд в Лос-Анжелесе), американское общество восприняло это с большим одобрением.
Энергичные действия ФБР и его комитета HUAC поддержали и редкие голливудские консерваторы: Рональд Рейган, Роберт Тейлор, Гэри Купер, Уолт Дисней… Своё досье неблагонадёжных в мае 1949 составил (для британского МИДа, однако, досье попало в ФБР) и писатель Джордж Оруэлл, в списке которого, оказалось 38 имен, включая Чарли Чаплина, Майкла Редгрейва, Орсона Уэллса, Поля Робсона.
Рейган описывал благотворительный концерт Робсона, на который его затащили спонсоры, как «красный шабаш». Менжу всех, кто слушает Робсона, называл коммунистами. Гари Купер ратовал за запрет КП. Но этим, пожалуй, реакция ограничилась. Едва ли это похоже на тот «Гулаг» и «большой террор», с которыми либеральная пресса любит сравнивать события 1940-50-х. (Вот, пожалуйста, типичный пассаж: «Настоящие победители Голливуда — председатели HUAC… Мартин Дайс (1938–1944) и Эдвард Харт (1945–1946) провели в Голливуде разведку боем. Джон Парнелл Томас (1947–1948) сломил его волю. Джон Стивенс Вуд (1948–1953) сделал террор «большим», а Гарольд Химмель Вельде (1953–1955) и Фрэнсис Уолтер (1955–1963) поддерживали его пламя»).
На самом деле пепел голливудских звезд едва ли носился над крематориями Голливуда, и сам террор оказался более чем скромным. Да в условиях тогдашней Америки и не мог быть иным. Пресловутая «голливудская десятка» сценаристов, главных героев-узников режима Гувера-Трумэна пострадала даже не за членство в компартии (которая к тому времени даже не была запрещена), а за отказ давать показания Комиссии конгресса. Кое-кому даже пришлось отсидеть несколько месяцев в тюрьме. Общим же итогом гонений стал полуофициальный запрет на профессиональную деятельность, который, впрочем, голливудские сценаристы легко обходили. Историк М. Стентон Эванс, публикуя в своей книге «Оклеветанный историей» списки Маккарти с конкретными комментариями по каждому персонажу, эпизоду и пункту, замечает: все разговоры о пострадавших от Маккарти невинных людях безосновательны. Когда я прошу назвать хоть одного невинного, в ответ слышится молчание.
Среди пострадавших от «большого террора», помимо «голливудской десятки», оказались также композиторы Леонард Бернстайн и Аарон Копленд, режиссёры Стэнли Крамер и Фред Циннеман, актёры Филипп Лееб и Сэм Джаффе. Чудовищным гонениям был подвергнут и Чарли Чаплин, любитель несовершеннолетних нимфеток, которого в 1952 г. лишат обратной визы из Лондона. А пламенному коммунисту Бертольду Брехту, когда-то бежавшему в США из национал-социалистической Германии, теперь покажется своевременным бежать из ставшей вдруг неуютной Америки в социалистическую же ГДР. Благополучно смоется из США и Орсон Уэллс, который в 1959 г. в интервью журналу Esquire будет с гордостью рассказывать про то, как «выбрал свободу» (именно так!) Говорят, правда, что сбежал Уэллс не столько из-за гонений, сколько из-за того, что был замешан в очередном громком убийстве голливудской звезды Элизабет Шорт.
«Разумеется, это было ужасно, – язвительно замечает американская публицистка Энн Коултер, – только каменное сердце не дрогнет от историй о сценаристах, которые не могли продать эпизод «Сумеречной зоны» три года. Есть ужасающие свидетельства о тех, чьи имена исчезли из титров сериала «Военно-полевой госпиталь». Некоторые вынуждены были бежать в Париж и торговать своими полупорнографическими эссе оттуда»… Всё, однако, для Голливуда закончилось хорошо. Вскоре гроза маккартизма минует, гонения остануться позади. А с началом либеральной революции 1960-х полетит в топку и «кодекс Хейса»…
Сегодня о «кровавых преступлениях маккартизма» новые поколения хипстеров узнают из бесчисленных мемуаров и фильмов, вроде пропагандистской агитки Джорджа Клуни «Доброй ночи и удачи» (2005), где «великому инквизитору» Маккарти противостоит героический репортёр и радиоведущий Эдварда Р. Мёрроу. Но надо понимать, что сам Мёрроу был почти коммунистом и большим другом товарищей фрейдомарксистов из «Франкфуртской школы». И, конечно, вовсе не несгибаемые журналисты и киношники победили злое чудище маккартизма. Это были иные несколько силы.
Крах
Уже в первые же месяцы начала борьбы сенатора Маккарти, явление было окрещено бойким карикатуристом «Вашингтон пост» Гербертом Блоком словом «маккартизм». С готовностью подхватив пугающее имя, сенатор опубликовал в 1952-м книгу «Маккартизм: Борьба за Америку» и громогласно объявил: «Маккартизм – это американизм с закатанными рукавами».
Так оно и было. Начав с нескольких десятков имен, уже скоро Маккарти и его маленькая армия оперировали списком до трёх тысяч чиновников, симпатизирующих красным. По стране прошёл вал люстраций и увольнений, в том числе и в университетах страны — главных гнездовьях леволиберальных сил. Из библиотек начали изыматься книги (около 30 тысяч наименований) прокоммунистической направленности. В июне 1950-го г. журнал Counterattack публикует список, включающий 151 фамилию красных журналистов и киношников.
Наконец, в июне 1952 года, на волне подъема маккартизма принимается билль Маккарэна–Уолтера об ограничении миграции. А 24 августа 1954 года в США официально запрещается деятельность компартии. Это были важные победы консерваторов, что статистика, которая знает всё, убедительно подтверждает: в 1929 г. 90% членов филадельфийской Компартии были мигрантами; в 1933 г. вся Компартия США на 70% состояла из мигрантов, та же тенденция сохранялась и в 50-е гг.
Президентские выборы 1952 г. (в которых Маккарти принял самое деятельное участие) приносят победу республиканцу Эйзенхауэру, и Маккарти становится едва ли не самым популярным человеком в стране. Казалось, это был триумф консервативной Америки. Но чем дальше заходил в своих расследованиях Маккарти, тем большее раздражение в высоких структурах американского «глубинного государства» он вызывал.
Его нападки на генерала Маршалла, любимца леволиберальной публики, ворошили истории с провокациями вокруг Перл-Харбора и установления власти Мао в Китае… Имя Элджера Хисса, выводило к таким важным людям, как рузвельтовские выдвиженцы госсекретарь Ачесон и член Верховного суда Франкфуртер. Наконец, имя директора МВФ Гарри Декстера Уайта прямо наводило свет на воротил Уолл-Стрита. Стало понятно, что от Маккарти пора избавляться.
Поводом для атаки на сенатора послужил скандал вокруг двух его подчиненных – Кона и Переца, один из которых пытался отмазать от службы в армии другого. Армия предъявила обвинения, тень пала на всю комиссию... Почувствовав слабость Маккарти, на него с утроенной силой обрушилась либеральная пресса. Люди же, которые его до сих пор поддерживали --президент Эйзенхауэр, Никсон, демократы Джон и Роберт Кэннеди предпочли отстранится. Лишь простой народ Америки продолжал поддерживать своего любимца. Ещё в январе 1954-г за Маккарти, несмотря на то, что он уже шел на дно, выступало более 50% американцев. А за один только осенний месяц 1954-го, когда в Сенате шли анти-маккартистские слушания, в его поддержку пришло более двух миллионов подписей. Но в декабре 1954 Сенат принял осуждающую резолюцию, Маккарти был отстранен от активной деятельности. Звезда сенатора закатилась.
Революция
Тотчас после краха маккартизма по всей стране прошли смотры леволиберальных сил. На одном из таких сборищ в Сан-Франциско свои стихи читает молодой поэт-битник Аллен Гинзберг. Вскоре усилиями леволиберальной критики битники обретают немалую популярность в Нью-Йорке и кампусах крупнейших университетов. Тем временем, в Сан-Франциско Гинзберг сотоварищи уже формируют идеологию и движение хиппи. Подготовка революции шестидесятых переходила в завершающую стадию…
Американская политико-юридическая система, где Суд является самостоятельным центром власти (которой во многом подчинён и сам президент), и, прежде всего, прецедентное право, слишком уязвима. Достаточно одного прецедента, чтобы пробить в ней брешь. И достаточно сильное лобби рано или поздно это делает. Так и случилось. Уже в 1954-м году католик Джозеф Брин покидает пост председателя Управления производственного кодекса (РСА), который до сих пор удерживал в строгих моральных рамках продукцию Голливуда. Теперь, один за другим, суды начинают выигрывать процессы над прежде запрещёнными фильмами. Тоже происходит и в литературе, где книги битников (поэма «Вопль» Алена Гинзберга и «Голый завтрак» Уильяма Берроуза) выигрывают суды. То же происходит в пластиночном бизнесе, на радио и танцплощадках, которые атакует музыка, прежде признававшаяся расовой и слишком откровенно-сексуальной. Один за другим, Америку начинают потрясать громы контркультурной революции…
В 1965-м леволиберальное лобби продавливает закон о миграции, снимающий все ограничения на въезд в страну цветных. В 1968-м на пике молодёжной революции голливудский Кодекс Хейса оказывается окончательно отброшен и заменён индексом MPAA (системой индексацией фильмов для разных категорий зрителей). Начинается расцвет эры «порношика», когда ходить на порнофильмы в крупнейшие кинотеатры Америки становится по-настоящему модным. В 1973-м Американская психиатрическая ассоциация (АПА) голосует за исключение гомосексуализма из списка психических расстройств… Так для Америки начинался новая эра — время торжества свободы и либеральных ценностей.
Андрей Маккарти Жданов
Биограф Маккарти Ларри Тай утверждает, что основой крайних взглядов Маккарти был антисемитизм. Что ж, может и так. Учтем при этом, однако, что американская Компартия состояла почти поголовно из евреев, столь же поголовно еврейским и прокоммунистическим был и Голливуд. Но если все коммунисты и продюсеры Голливуда евреи, то откуда, казалось бы, взяться антисемитизму?
Сам Маккарти не слишком скрывал того, что враги его – главным образом евреи. Хотя некоторые консервативные евреи его и поддерживали, например, Льюис Розенштиль из «Шенли Индастриз», раввин Бенджамин Шульц из Американской еврейской лиги против коммунизма, обозреватель Джордж Сокольски (убедивший его нанять Роя Кона и Дж. Дэвида Шайна),
Но кроме того, Маккарти поддерживали и такие политики-антисемиты, как член Ку-клукс-клана Уэсли Свифт. Да и ситуация говорила сама за себя. Революция шестидесятых, последней плотиной пред напором которой стал Джо Маккарти, готовилась и проводилась почти исключительно евреями.
Ну и, наконец, вернёмся к тому, с чего мы начинали, говоря о причудливых переплетениях маккартизма с нашей собственной историей. Нашими «Джо Маккарти» была, очевидно, «ленинградская группа» А. Жданова, «суды чести» которого, разоблачающие «космополитизм» и «низкопоклонников перед Западом» растревожили либеральную общественность по одну сторону железного занавеса ничуть не меньше, чем поиски «агентов советского влияния» по другую.
Странная смерть Жданова в августе 1948-го и последующая ликвидация «ленинградской группы», наконец, скоропостижная смерть вождя народов кардинально (как, скоро, и в США) переменила карты. Вместе с «Оттепелью» И. Эренбурга на сцену хлынули дети комиссаров и номенклатуры в роли популярных поэтов и литераторов.
И у нас, также как в США, их поэзоконцерты собирали стадионы, и даже сам Аллен Гинзберг дважды посетил Москву! Обезглавленной же «русской партии» не удалось встать на ноги ни в 70-х, ни в 80-х, когда на волне горбачёвской перестройки на СССР обрушилась та самая «либеральная революция шестидесятых», которой противостоял Джо Маккарти, и которая после его падения, снесла с лица земли консервативную Америку…
Владимир Можегов
