Рожденные делать сказку былью преуспели в обратном - быль превращали в сказку. Одна из множества под воздействием прочитанного и увиденного на киноэкранах передавалась из уст в уста, обрастая все новыми, порой противоречивыми, подробностями. Короткое ее содержание.
Летом 1942 года киевское "Динамо" в оккупированном фашистами городе вынудили сыграть с командой "Люфтваффе", укрепленной профессионалами. Перед игрой (или в перерыве) немецкое командование в ультимативной форме потребовало матч проиграть. В случае неповиновения - расстрел. Ни бесчинства судьи и соперников, ни угроза смерти не сломили боевого духа динамовцев, разгромивших врага на футбольном поле. В тот же день их арестовали и уничтожили. Всех до единого. Позже число мучеников сократилось до трех - четырех. С легкой руки Льва Кассиля этот поединок получил известность как "матч смерти".
О создании мифа (если угодно - легенды) и его создателях наш сказ. Первыми о гибели киевских футболистов сообщили
"ИЗВЕСТИЯ"
Уже на десятый день после освобождения украинской столицы, 16 ноября 1943 года, военный корреспондент газеты Евгений Кригер в статье "Так было в Киеве..." описал жизнь киевлян при немцах со слов очевидца Дмитрия Орлова. Расстрелу футболистов уделено несколько строк: "Дмитрий Орлов привел нас к другой улице, Короленко, к дому №31 или 33, где помещалось гестапо и рядом гараж. Гараж под немецким конвоем строили юноши, в которых влюблена была вся молодежь Украины. Этих юношей знали в Москве, во всех городах, где устраивались спортивные состязания, во Франции, где юношей встречали овациями, В них видели молодость и силу Советской страны. Это были игроки футбольной команды киевского "Динамо". Долгое время они скрывались от немцев. Надо было жить, спасаться от голода. Они устроились работать на 1-й киевский хлебозавод. Их обнаружили немцы, загнали в подвалы гестапо. Орлов видел, как они строили под стражей гараж, потом их заставляли асфальтировать улицу перед домом гестапо. Когда работа была закончена, всех юношей расстреляли. В Киеве рассказывают, что известный всей стране вратарь Украины Трусевич перед смертью поднялся навстречу немецким пулям и крикнул: "Красный спорт победит! Да здравствует Сталин!"
Сомнений не оставалось: фашисты уничтожили популярную, самобытную, любимую народом команду. О футбольном матче с немцами автор не упоминал, о причинах трагедии не распространялся. Не знал или... Об этом позже.
На повисшие в воздухе вопросы ответила на следующий день, 17 ноября
"КИIВСЬКА ПРАВДА"
Бежавшие из Сырецкого лагеря узники рассказали журналисту печальную историю, умышленно или по незнанию скрытую военкором "Известий". По словам очевидцев, арестовали и уничтожили команду после выигранного матча у немцев. "Футболисты явились на матч, как на боевое испытание, - писала газета. - Они решили: раз не удается пока разбить немцев на поле боя, мы побьем их на футбольном поле.
С этой мыслью вышли на матч наши спортсмены... Это был больше, чем матч, это была схватка между самовлюбленными, напыщенными насильниками и плененными, но не покоренными советскими людьми. Динамовцы вдребезги разбили отборную немецкую команду. Десятки тысяч людей были свидетелями позора немцев и торжества наших спортсменов...
Этот матч стал последним в жизни динамовцев. Их сразу арестовали, а 24 февраля 1943 года на глазах всего лагеря во время очередного массового расстрела 42 человек убили и прославленных футболистов".
Вопросы остались. За что расстреляли? Если за победу, знала команда о последствиях? И еще один, имеющий значение разве что для всеядных любителей, - с каким счетом закончилась игра? Ответила через девять дней, 26 ноября,
"СОВЕТСКАЯ УКРАИНА"
Петр Северов в статье "Последний тайм" передает читателям "установку" на игру сделанную начальником концлагеря Паулем Радомским, киевской команде: "Вы будете биты, конечно... Жестоко биты... Чем энергичнее вы будете сражаться, тем лучше. Матч должен быть интересным. Наши победят. Помните чувство меры Я повторяю: немцы должны победить".
В словах коменданта - прозрачная, не оставляющая сомнений угроза. Киевляне, игнорируя ее, разгромили врага - 5:0. Описан первый гол: "Сильным косым ударом Кузьменко бьет по воротам. Хваленый вратарь в отчаянии опускает руки". Сразу после игры динамовцев отвезли в концлагерь и выстроили в шеренгу. Последние минуты их жизни, изложенные Северовым, передаю с небольшими купюрами: "Из легковой машины выходит Пауль Радомский, беспощадный, постылый палач. Он останавливается перед вратарем Трусевичем, долго смотрит на него неподвижными туманными глазами:
- Как вы посмели... Я спрашиваю... как вы посмели... победить?.. Значит, вырешили опозорить в лице наших спортсменов немецкую расу?..
Радомский вытащил пистолет
- Приказываю всем лечь лицом вниз.
...Грянул первый выстрел, второй, третий..."
Сколько было выстрелов? Автор умалчивает. Заключительный направлен в Николая Трусевича. Последние слова вратаря, по версии Северова, не имеют ничего общего с опубликованными десятью днями ранее в "Известиях": "И все-таки победа будет за нами. Вы не убьете ее, собаки, мы победим!" Имя вождя упомянуть он не успел.
Завершалась статья пророческими словами: "Когда отгрохочет война, мы еще увидим их на киевском стадионе. В бронзе и мраморе они будут стоять живыми среди живых".
ЧТО ДЕЛАТЬ?
Страшная весть о гибели киевской команды затерялась в потоке фронтовых событий. Необъяснимое равнодушие проявили центральные газеты, не выразил сочувствия даже "Красный спорт". Не позволили? Власть, не успев разобраться в произошедшем, взяла тайм-аут? Похоже на то.
Отношение ее к пленным, жителям оккупированных территорий известно. Вместе с частями Красной армии в Киев хлынули сотрудники органов, им предстояло проверить отношение граждан к новому режиму. Встречи на футбольном поле с немцами вполне могли расцениваться как сотрудничество с врагом. Сразу же начались дознания футболистов, их родственников, знакомых, свидетелей. Не так давно протоколы допросов вызволил из заточения на свет божий сотрудник службы безопасности Украины генерал-лейтенант Владимир Ильич Пристайко, проживающий ныне в Киеве. Огромная ему благодарность от имени всех трепетно относящихся к нашей истории и от себя лично.
Тщательная, кропотливая работа продолжалась и в послевоенные годы. Собранный гебистами материал не давал оснований объявлять киевских футболистов героями и канонизировать погибших. Но джинн уже был выпущен из бутылки.
Слухи во все времена, при любой социальной системе, политическом режиме свободны и независимы, легко и быстро преодолевают большие расстояния, государственные границы и даже жесткие цензурные препоны. Их не изолируешь, не посадишь, не задушишь, не убьешь. В 44-м возобновился кубковый турнир, в год Победы - союзное первенство. Как-то надо было объяснить отсутствие в киевском "Динамо" ведущих игроков. Вариантов два: объявить их если не предателями, то людьми неблагонадежными, раз уж не побрезговали играть в футбол с вражескими солдатами. Вариант второй: использовать "матч смерти" в политических, пропагандистских целях, вырядить в идеологические одежки, добавить героического пафоса: люди сознательно пошли на смерть за родину, светлые идеи, как это сделали герои-панфиловцы, бросаясь с гранатами на немецкие танки, или Александр Матросов, закрыв своим телом амбразуру вражеского дота. Остановились на втором.
ИНАКОМЫСЛИЕ
Не все поддержали официальную, государственную версию. Нашлись "инакомыслящие". Не поверите - в святая святых, ведомстве КГБ. Перед вами удивительный документ (один из множества), обнаруженный Владимиром Пристайко.
В 1971 году старший оперуполномоченный КГБ майор N (фамилию не называю, важнее содержание) подал рапорт на имя председателя Комитета госбезопасности Украины генерал-полковника В.В.Федорчука.
Прежде чем процитировать отрывки из рапорта, считаю необходимым заявить: мнения киевского чекиста не разделяю.
"Обращаясь к Вам с настоящим рапортом, я имею в виду ненужную, на мой взгляд, спекуляцию мифическим "подвигом" футболистов киевского "Динамо" в годы Отечественной войны.
Начало шумихи вокруг этого коллектива футболистов, физически здоровых людей, мастеров спорта, уклонившихся (будем называть вещи своими именами) от службы в рядах РККА и оставшихся проживать в оккупированном фашистами Киеве, положили Петр Северов и Наум Халемский...
Совершенно очевидно, что футболисты остались проживать на оккупированной территории, не предприняв попыток отойти с отступавшими частями Красной Армии, в рядах которой их присутствие было столь необходимо в тяжкий для Родины час.
Затем они охотно поддержали инициативу изменников Родины из представителей городской управы, которые при покровительстве оккупационных властей создали из оставшихся в Киеве спортсменов клуб мастеров спорта, а из футболистов - сборную команду города, в которую вошли игроки команд-мастеров "Динамо" и "Локомотива".
Прерву на секунду автора, чтобы не касаться разоблачающих легенду фактов. Об этом мы обстоятельно поговорим в следующий раз.
"При наличии таких данных, - продолжает майор, - все то, что до сего времени было сделано в плане прославления бывших футболистов киевского "Динамо" в печати и кино, мне представляется серьезной ошибкой... На территории стадиона "Динамо" готовится гранитный памятник "героям-футболистам, отдавшим свою жизнь за честь и независимость нашей Родины".
Даже если отбросить все, что было сказано выше, а принять во внимание один факт сооружения памятника людям, которые вместо того, чтобы воевать, играли в футбол с оккупантами, намерение поставить такой памятник кажется нелепостью, оскорблением ратных подвигов тех, кто в тяжкие годы сражались на фронте, а также надругательством над святой памятью тех, кто в этой борьбе погиб за светлое будущее человечества.
Обращаясь к Вам, как к члену ЦК КП Украины, со своим мнением по этому вопросу прошу, если Вы сочтете мои сомнения обоснованными, информировать инстанции о нецелесообразности сооружения памятника футболистам на территории киевского стадиона "Динамо".
Так думал не только сотрудник госбезопасности. Известный в стране в послевоенные годы десятиборец Петр Денисенко выразил свое мнение по этому поводу: "Пока я и тысячи моих товарищей, голодные и холодные, мокли в грязных окопах под фашистскими пулями, где-то глубоко в гитлеровском тылу мои соотечественники, молодые и здоровые парни гоняли мяч с теми, кто захватил нашу землю, пытается меня уничтожить и против кого я воюю в нечеловеческих условиях. Позвольте, как я должен относиться к подобному? Уж во всяком случае не рукоплескать!" (из работы Георгия Кузьмина "Горячее лето сорок второго").
Суждение резкое, в целом несправедливое. Не стоило обвинять людей, не зная всех обстоятельств. Червь сомнения не покидал некоторых граждан долгие годы. Как вам такие вот строки: "Действительно, очутились в окружении, оказались на оккупированной территории. Здесь, может, и нет их особой вины. Как, впрочем, и нет доблести". Напечатаны в очень популярной газете в апреле 1985 года в статье... прославлявшей подвиг киевских футболистов!
ГРУЗИЯ СКОРБИТ
Увлекся. На всякий случай напомню, мы еще там, в 40-х.
С искренним сочувствием отнеслись к трагедии в Грузии (в этой древней стране люди спокон веку поддерживали друг друга в трудную минуту словом и делом). Весть о гибели киевских футболистов скрывать не стали. Пусть с небольшим опозданием, статью Северова перепечатала 15 февраля 1944 года русскоязычная газета "Заря Востока". Через восемь дней пересказал ее содержание "Комунисти", грузинский вариант партийного республиканского органа.
Заключительные слова Северова были восприняты в Грузии как руководство к действию. 17 февраля, на второй день после публикации, "Заря Востока" поместила небольшую заметку: "На постройку памятника героическим футболистам Киева". В завком одного из заводов обратилась работница цеха, киевлянка П.Гутова: "Я прошу принять от меня мой полумесячный заработок на постройку памятника героическим футболистам на стадионе свободного советского Киева", - заявила она на стихийно возникшем митинге и предложила спортсменам республики последовать ее примеру.
В тот же день, 17 февраля, в Тбилисском институте физкультуры организован митинг. Его участники внесли встречное предложение - начать сбор средств в фонд постройки эскадрильи самолетов имени киевских футболистов. Инфизкультовцы внесли в фонд 12 тысяч рублей.
На следующий день состоялся митинг футболистов тбилисского "Динамо". "Я вношу в фонд постройки эскадрильи самолетов имени киевских футболистов и на строительство им памятника 650 рублей", - заявил выступивший на митинге Михаил Бердзенишвили.
Вклад динамовцев составил восемь тысяч рублей.
Вскоре к физкультурникам присоединились колхозники, рабочие, преподаватели и учащиеся школ, техникумов, вузов... В течение двух месяцев республиканские газеты аккуратно, как сводки с фронтов, сообщали о сборе денежных средств. Зестафонский район внес 75 тысяч рублей, Цхакаевский - 82 тысячи, Кутаисский - 140 тысяч... Сбербанк Грузии открыл счет № 160276, куда перечислялись коллективные и индивидуальные взносы.
Увы, огромные денежные суммы не были использованы по прямому назначению: эскадрилью с именами футболистов не построили (во всяком случае, в газетах об этом не сообщалось), памятник создали только в 1971 году. Собранных в Грузии денег после двух разорительных реформ, сталинской и хрущевской, хватить могло разве что на мелкие фрагменты. Куда хлынул бурный денежный поток? Об этом можно только гадать.
"МАТЧ СМЕРТИ"
До окончания войны этой темы не касались. Разве что капитан киевского "Динамо" Николай Махиня, отвечая на вопрос корреспондента "Труда" об изменениях в команде, буднично, одной фразой, словно перешли в другую команду, сообщил о смерти своих товарищей: "Гитлеровцы расстреляли вратаря Трусевича, защитников Кузьменко и Клименко" ("Труд", 6 апреля 1944 года). Николая Коротких капитан не назвал. Продолжение последовало в середине 40-х. В течение нескольких десятилетий разными авторами создавались произведения в жанре "ненаучной фантастики" и художественный фильм "Третий тайм".
В 1946 году в украинской молодежной газете "Сталинское племя" публиковалась киноповесть Александра Борщаговского "Матч смерти". Краткое ее содержание.
Летом 1942 года в Киев прибыла немецкая профессиональная команда "Кондор", представленная автором как лучшая в Европе. Для встречи с ней из лагерей и тюрем собрали одиннадцать киевских футболистов. Измученные, истощенные, нетренированные, они дали бой профессионалам и выиграли первый тайм - 2:1. Сидевшие на трибуне высокие чины в шоке. Генерал делает в перерыве соответствующее внушение судье, после чего обращается к подчиненным:
- Предупредите русских, если они выиграют матч, мы расстреляем их всех до единого.
- Поражение или смерть! - передают волю генерала футболистам.
Зная о последствиях, они не собираются сдаваться. Ни бесстыдное судейство, ни жестокость немцев, изувечивших нескольких игроков, не останавливают идущих на смерть киевлян. Счет увеличивается - 4:2.
- Прекратите это безобразие! - кричит взбешенный генерал. Судья тут же прерывает игру Радостные ребятишки выбегают на поле. Немцы открывают по ним огонь.
Всю команду автоматчики препроводили в концлагерь и в ту же ночь при ярком свете луны расстреляли на краю обрыва.
В художественном произведении, в основе которого реальное событие, автор имеет право на вымысел. Но не до такой же степени. Ничего общего в киносценарии Борщаговского с действительностью не было, за одним исключением: летом 42-го киевская команда играла в футбол с немецкой. Сущая правда.
Позже Борщаговский написал книгу "Тревожные облака".
В 1957 году в издательстве "Физкультура и спорт" вышла повесть Петра Северова в соавторстве с Наумом Халемским
"ПОСЛЕДНИЙ ПОЕДИНОК"
С предисловием братьев Балакиных - Николая, судьи всесоюзной категории, и Владимира - участника матча с немцами. Оба в прошлом игроки киевского "Динамо". Несколько из него строк: "Фашистские оккупанты не могли простить нашим футболистам победы над командой "Люфтваффе". Этому "матчу смерти", как справедливо назвали советские люди встречу киевских спортсменов с "Люфтваффе", и посвящена повесть "Последний поединок"...
Мы, старые футболисты, а один из нас является участником этого трагического матча, снова пережили события того сурового времени, когда наши спортсмены продемонстрировали высокий советский патриотизм и несокрушимую волю к победе".
Балакины, зная истину, не могли ее огласить. К этому времени власть наконец определилась в политической оценке так называемого "матча смерти" и официально возвела распространенный миф в ранг истины. Нет смысла распространяться о степени недостоверности событий, изложенных в повести, высосанных из пальца эпизодах. И все же сквозь них пробился росточек правды: уничтожили не всю команду. В числе расстрелянных - Русевич, Кузенко и Климко. Фамилии легко угадывались - Трусевич, Кузьменко, Клименко. И вновь не упомянут Коротких.
Особняком стоит документальный роман Анатолия Кузнецова
"БАБИЙ ЯР"
Опубликован в 1966 году в журнале "Юность". Небольшая глава ("футболисты "Динамо". Легенда и быль") посвящена матчам с немцами. Уже в самом заголовке содержится крамола. Изложив вкратце легенду, писатель привел достоверные факты, опровергающие ее. Сделал то, что не осмелились, будучи в курсе, мифологи (подробности в следующей главе). Автор помимо всего прочего осмелился не единожды цитировать (а цензура закрыла на это глаза) легализованную фашистским режимом газету "Новое украинское слово"!
Понимал Кузнецов, что творение его подрывает фундамент созданной годами легенды? Возможно. Рисковал? Безусловно. Истине, однако, не изменил. Куда больше рисковали цензоры, проявившие необъяснимую беспечность. Может, мужество? Роман "Бабий яр" слегка поколебал основы. Воздвигнутый монумент устоял. Пока. В 69-м Кузнецов, купив билет в один конец, отправился в творческую командировку в Англию и стал невозвращенцем. На писателя вылили потоки помоев, имя его предали анафеме, произведения запретили.
ЗАПОЗДАЛОЕ ПРИЗНАНИЕ
Миф продолжал жить и (стараниями властей предержащих, журналистов, участников матча) размножаться.
Только через 23 года после "матча смерти" государство официально признало заслуги киевских футболистов. В 1965 году, в годовщину 20-летия Победы, Указом Президиума Верховного Совета СССР медалью "За отвагу" посмертно наградили Трусевича, Клименко, Кузьменко и Коротких. Шестерых (Балакина, Гончаренко, Мельника, Путистина, Свиридовского, Сухарева) отметили медалью "За боевые заслуги". Не всех удостоили наград, а кое-кого и к ответственности привлекли.
На следующий год начались работы по созданию памятника погибшим. Пятилетний труд группы скульпторов и каменщиков завершился в 1971 году. В мае у входа на стадион "Динамо" состоялось торжественное открытие.
- Они умерли героями, и память о них будет вечно жить в наших сердцах! - воскликнул выступивший на митинге один из старейших игроков киевского "Динамо" Василий Правоверов.
На гранитной плите выбито четверостишие украинского поэта Степана Олейника. В последней строке четверо погибших названы "бесстрашными спортсменами-героями".
Слова "герои", "героизм", "подвиг" не сходили с уст митингующих и описавших это событие журналистов. У советской власти на сей счет имелось иное мнение. Скромные солдатские медали не соответствовали масштабам созданного мифологами героического подвига.
Через десять лет, весной 81-го, при входе на стадион "Старт", где состоялась встреча с немцами, был установлен памятный знак. На цилиндрическом пьедестале - отлитый в бронзу футболист, у его ног - поверженный орел со свастикой.
Множество газетных публикаций в первой половине 80-х продолжали укреплять фундамент заложенного в 40-е годы мифа. Инерция была столь сильна, что не остановила их провозглашенная в стране в перестроечную пору гласность. "Цена победы - жизнь", "Футбольное поле - поле боя" - такими заголовками пестрели статьи в советских газетах в апреле 1985 года. Звучала в них все та же старая песня о главном: играли с командой "Люфтваффе", усиленной профессионалами. Ни наглое, безобразное судейство, ни зверства на поле немецких игроков не смогли сломить киевлян. На следующий день после победного матча - арест, концлагерь, расстрел.
Меня больше всего удивило интервью в "Неделе" (№ 19 за 1984 год) с Макаром Гончаренко. Он-то знал, как все было, играл против немцев, забил пару мячей в последней встрече. Знать - знал, а от генеральной линии не отклонился ни на шаг: судья "убивал" и противник пытался. Дальше по накатанной: "На следующее утро во дворе завода стояла гестаповская машина Нас, участников поединка с "Люфтваффе", срочно доставили к управляющему... Нас отвели в гестапо, втолкнули в разные камеры. В течение трех недель ежедневно допрашивали, избивали, подсаживали провокаторов... Потом все мы встретились в камере смертников".
Позже, во время разгула перестройки и последовавшего за ней развала СССР Макар Михайлович сменил пластинку. Мы с вами непременно ее послушаем.
Давно уже настало время подвести под всем здесь сказанным жирную черту и заняться процессом противоположным - сказку сделать былью. Работа сложная, трудоемкая, но делать ее надо. Раз уж взялся за гуж... Приступим сегодня, недельки через две завершим.
С чего начнем? Пожалуй, с самого начала. Прошу прощения, для этого придется "отмотать пленку" назад.
22 ИЮНЯ 1941 ГОДА
В Киеве намечалось открытие роскошного, вместительного Республиканского стадиона имени Хрущева с большим спортивным праздником и календарным футбольным матчем динамовцев с ЦДКА. Не успели - грянула война. Один из тех, кто должен был выйти на идеально ровное зеленое поле нового стадиона, описал события того трагического дня в книге "В игре и вне игры".
Тревожная весть о начале войны влетела ранним утром сквозь широко распахнутое окно в квартиру Константина Щегоцкого. Ему слово: "Быстро одевшись, я помчался в гостиницу "Континенталь", где остановился мой старый знакомый Вадим Синявский, который приехал на матч киевского "Динамо" с ЦДКА. Он наверняка что-то знает...
Вадим лежал на подоконнике и кричал в телефонную трубку:
- Бьют зенитки! Мимо... Вот, кажется, попали... Опять мимо!
Такой репортаж вел футбольный радиокомментатор утром 22 июня 1941 года... Он положил трубку, поздоровался и на мой вопрос моментально ответил:
- Да, началась война. Фашистская нечисть на нас напала!.."
Настали военные будни. Капитан команды Щегоцкий вместе с тренером Михаилом Бутусовым занимались эвакуацией семей призванных в армию футболистов. Через несколько дней Константин проводил и семью тренера.
До вторжения немцев покинули Киев Антон Идзковский, Виктор Шиловский... Западноукраинская диаспора, не так давно принявшая советское гражданство (Матиас, Скоцень, Гурский, Горинштейн, Газда, Габер, Едынак), томилась в ожидании дальнейшей своей судьбы в общежитии стадиона. Власть с недоверием относилась к бывшим подданным Польши и распорядилась отправить их от греха подальше в тыл. "Подозреваемых" вместе в семьями поместили на баржу и доставили в Днепропетровск.
Последним поездом накануне сдачи Киева отъехал в Москву Афанасьев. Не было в занятом немцами городе Лившица, Махини, Лайко, Виньковатова, Онищенко... Кое-кому уйти не удалось. Почему? Чтобы стало понятно, выдам небольшую историческую справку.
ПРЕСТУПНОЕ УПРЯМСТВО
Немцы развили стремительное наступление на Юго-западном фронте. 29 июля Сталин созвал совещание, на котором присутствовал начальник Генштаба Георгий Жуков. На вопрос Верховного: "А как же Киев?", - Жуков предложил для спасения сосредоточенных там армий оставить город.
- Как вы могли додуматься сдать врагу Киев? - закричал Сталин. - Я не хочу даже обсуждать эту чепуху!
- Если вы считаете, что начальник Генерального штаба способен только чепуху молоть, тогда ему здесь делать нечего, - вспылил Георгий Константинович, попросил освободить его от занимаемой должности и отправить на фронт.
В течение часа его просьба была удовлетворена.
Над Киевом нависла угроза окружения. Сигнал SOS отправили в Ставку командующие фронтом Буденный и Хрущев. Они повторили просьбу Жукова. На что последовал категорический отказ и... снятие Буденного.
Упрямство вождя стоило жизни десяткам тысяч людей. 19 сентября немецкие войска вошли в Киев, где оставались 200 тысяч жителей и полумиллионная армия. По немецким источникам - семисоттысячная. Часть погибла в боях, большая оказалась в плену. Мало кому удалось вырваться из окружения.
Из динамовцев - только Щегоцкому. После двухмесячных мытарств он пробился к нашим в районе Ростова. Остальные вернулись в город. Трусевич и Кузьменко, по словам очевидцев, получили ранения. В чем их вина? Огульные обвинения в адрес футболистов, прозвучавшие в рапорте майора госбезопасности, человека, надо полагать, осведомленного, по меньшей мере необъективны. Правда, не все в этой истории ясно и однозначно. В следующей публикации мы попытаемся прояснить ситуацию, опираясь на факты, расскажем о судьбе оставшихся в Киеве футболистов и международных матчах (я не оговорился, не одном - нескольких) с командами немецких и венгерских воинских частей.
ЧЕЛОБИТНАЯ
Кое-что об оставшихся в городе игроках рассказала жена футболиста Бориса Афанасьева. При немцах жила в своей квартире, с вступлением в Киев советских войск переселили ее в казенную и 5 декабря 1943 года привели на допрос из камеры заключения.
На вопрос: "Кто из футболистов посещал вашу квартиру в период немецкой оккупации?" - отвечала подробно. Назвала семерых. Призванных в Красную армию Клименко, Кузьменко, Трусевича, Комарова пленили. Были ли среди них красноармейцы Путистин и Тютчев, не знала. Гончаренко, уверена, в армии не служил.
Афанасьева наивно полагала, что немцы выпустили их на волю из-за киевской прописки. Разве могла она знать о существовании заступников. Нашлись, однако: заведующий секцией физкультуры Дубянский и обиженный советской властью профессор Киевского университета Штепа (при немцах заведовал отделом культуры и просвещения в городской управе, редактировал профашистскую газету "Нове украiнське слово"). Они-то и направили челобитную голове киевской управы Александру Оглоблину:
"Секция физкультуры при отделе просвещения просит Вашего содействия в деле освобождения, лучших мастеров спорта Украины - футболистов сборной команды г.Киева, которые в настоящее время находятся в Боярском лагере военнопленных".
В списке восемь человек (Кузьменко, Трусевич, Клименко, Коротких, Балакин, Щегоцкий, Шацкий, Сухарев) с анкетными данными - год рождения, национальность, партийность.
Анкеты на вкус оккупационных властей вполне благополучные. С пятым пунктом полный порядок: всех, включая Балакина и Сухарева, представили украинцами. Видимо, немцы в этом регионе отдавали предпочтение "лицам украинской национальности". В рядах компартии не состояли. Щегоцкий - самый благонадежный, в ежовых рукавицах маялся. Его-то в первую очередь, как жертву сталинского режима, отпускать следовало. Но он сам проблемы решил, был уже далеко, к своим пробивался. Об этом заступники не знали.
Просьбу уважили. Плененных футболистов освободили под расписку (обещание проявить лояльность новому режиму) и отнесли к четвертой категории.
Страсть фашистов к классификации рода человеческого на группы и виды в зависимости от национальной принадлежности и цвета кожи известна. На захваченных территориях сортировали людей по комбинированному, национально-политическому принципу:
1. Рейхсдойче. Чистых кровей арийцы.
2. Фольксдойче. Счастливы уже тем, что в жилах струилась и немецкая кровь.
3. Аборигены, благосклонно или по крайней мере нейтрально относящиеся к новым хозяевам.
4. Подозрительные. Освобожденные под расписку вести себя тихо, мирно, не высовываться, подчиняться установленному в городе порядку. За ними глаз да глаз.
Члены ВКП(б), комиссары, офицеры, евреи - вне категорий, подлежали ликвидации.
Рассортировав, разложив, как товар в супермаркете, по полочкам и секциям, захватчики пообещали коренному населению создать нормальную мирную жизнь. Открыли киевскую оперу, кинотеатры, ботанический сад, стадионы, для желающих помыться - бани. Газеты запестрели объявлениями о репертуарах оперного и кинотеатров, спортивных соревнованиях.
Об открытии 7 июня 1942 года футбольного сезона сообщило "Нове украiнське слово": "С разрешения Штадткомиссариата и при помощи управы возобновляется спортивная жизнь. Уже организовано первое общество - "Рух", появляются спортивные коллективы на отдельных предприятиях. Так, хлебозавод уже составил футбольную команду из лучших игроков города. 7 июня, в воскресенье, в 17.30 на стадионе Дворца спорта состоится матч "Рух" - Хлебозавод... Вход свободный". Под заметкой подпись - Г.Швецов.
Приведенная цитата обязывает хотя бы в двух словах рассказать о ее авторе и чуть подробнее об участниках матча - "Рухе" и свежеиспеченной на хлебозаводе команде.
Георгий ШВЕЦОВ
Известный в Киеве в 20-е годы футболист. Терпеливо дожидался прихода немцев. Как только пришли, засвидетельствовал им свое почтение. Заручившись поддержкой новой власти, развил бурную деятельность. Поговаривали, что именно он стал крестным отцом спортобщества "Рух" с футбольной, гимнастической, легкоатлетической и прочими секциями. По другим источникам, основали "Рух" то ли Жемникович, в прошлом киевский футболист, то ли Гордиенко, референт горуправы по спорту.
Кто из троих был истинным инициатором создания "Руха", значения не имеет. Важнее роль Швецова в этой организации. Заподозренный в сотрудничестве с немцами, то есть в измене Родине, он явно преуменьшал ее - давал в "конторе" разные на сей счет показания. 3 декабря 43-го рассказывал следователю: "Поступил на работу тренером футбольной команды, организованной при городской управе". Добавлю: играющим тренером. Через два года вынужден был признать - занимал высокую должность зампредседателя спортобщества. Услуги Швецова хозяева оценили в 200 р. в месяц.
Принявшие новую власть спортсмены потянулись к Швецову. Больно уж привлекательной показалась приманка - трудоустройство (гарантировало от угона в Германию), сытая жизнь (талоны на питание в открытой при спортобществе столовой), для поддержания физической формы - систематические тренировки. Швецов с удовольствием заключил бы в свои объятия лучших киевских футболистов-мастеров и прилагал к тому усилия, но не нашел понимания. Тем более была альтернатива.
"СТАРТ" Иосифа КОРДИКА
Проявил к ним интерес большой любитель футбола Иосиф (Йозеф) Кордик, моравский чех "киевского разлива" с примесью арийской крови, в связи с чем удостоился чести именоваться фольксдойче. С приходом немцев поспешил выразить верноподданнические настроения. Поверив в искренность проявленных им чувств, скромного советского служащего назначили директором хлебозавода.
Футбольные матчи в довоенные годы Кордик посещал часто, киевских футболистов знал в лицо и пригласил их на работу в надежде создать сильную футбольную команду.
Ребята предложение приняли. Сначала Трусевич с Гончаренко, вслед за ними - Тютчев, Кузьменко, Комаров, Путистин, Клименко, Свиридовский... Условия сносные: хозяин пробил бронь, снабдил документами, обеспечил двухразовые в неделю тренировки на стадионе "Зенит". И прокормиться худо или бедно можно.
Порядки на заводе были суровые. Если что не так или, упаси бог, хлеб украдут - ставили к стенке без суда и следствия. Потому в цех не совались, сторонились дьявола-искусителя. Выполняли черновую работу - двор подметали, хлеб грузили. Неужели ни грамма не унесли? Через полвека Гончаренко в беседе с Георгием Кузьминым развеял сомнения: "... в цехах преимущественно девчонки работали. Они нас втихаря при первой возможности подкармливали: куски хлеба прямо из окон бросали. А сами мы ПОЧТИ (выделено мною. - А.В.) не воровали. Так, по-мелкому".
По подбору игроков работники хлебозавода значительно превосходили команду Швецова. Победа ее 7 июня сомнений не вызывала. Удивил результат, весьма скромный, - 2:0. Не успели еще киевские мастера после длительной годичной паузы показать себя.
ФУТБОЛ В ОККУПИРОВАННОМ КИЕВЕ
Футбольные матчи в Киеве проводились регулярно, преимущественно по выходным дням. Через две недели "Старт" (так стала называться команда хлебозавода) после нескольких тренировок разнес в пух и прах венгерских воинов. Всего в течение лета 1942 года "Старт" провел семь международных матчей: три с венграми, четыре с немцами. Оглашаю весь список:
1. 21.06. "Старт" - сборная венгерского гарнизона - 7:1.
2. 28.06. "Старт" - сборная артиллерийской части (Германия) - 7:1.
3. 17.07. "Старт" - RSG (Германия) - 6:0.
4. 19.07. "Старт" - MSC WAL (Венгрия) - 5:1.
5. 26.07. "Старт" - GK Szero (Венгрия) - 3:2.
6. 06.08. "Старт" - Flakelf (Германия) - 5:1.
7. 09.08. "Старт" - Flakelf (Германия) - 5:3.
Кроме того, в промежутке одержали две убедительные победы над еще одной украинской командой - "Спорт" (05.07 - 8:2) и "Рухом" (16.08 - 8:0).
Сохранились афиши всех матчей. Исполняли они одновременно функции программок: публиковали предполагаемые составы команд в расширенном варианте - по 13-14 человек. Если верить афишам, в составе "Старта" в международных матчах участвовали в общей сложности 17 футболистов: Трусевич, Клименко, Сухарев, Балакин, Путистин, Гончаренко, Чернега, Комаров, Коротких, Свиридовский, Тимофеев, Ткаченко, Кузьменко, Тютчев, Сотник, Мельник, Гундарев.
На две июньские встречи организаторы завлекали не только любителей футбола: "Играет духовой оркестр" - значилось в афишах. После двух сокрушительных поражений сочли излишним хоронить своих с соблюдением ритуальных обрядов. Духовой оркестр с афиш исчез.
В первых двух матчах билеты шли по 3 рубля, в остальных - по 5. Отчего не взять больше, если народ валит. Все игры "Старт" проводил на стадионе "Зенит", что на улице Керосинной, 24.
"Руху" покровители оказали честь принять участие в торжествах по случаю открытия Республиканского стадиона - того самого, что большевики ни открыть, ни достроить не успели. Оккупанты извлекли из назначенного на 12 июля праздника политические дивиденды. Без излишней скромности рассказали читателям подвластной им украинской газеты о выделении "на приведение в порядок недостроенного большевиками стадиона" 50 тысяч рублей. Сумма для (будем деликатны) не в меру расчетливых немцев заоблачная. "Благодетели" не забыли переименовать стадион, носивший имя лидера украинских коммунистов Хрущева, во Всеукраинский.
Программу праздника бесстыдно списали с советского: анонсировались выступления легкоатлетов, гимнастов, боксеров, штангистов... И, конечно, футбольный матч: обласканный, ручной, на короткой привязи "Рух" - немецкая воинская часть ДV. Украинцы "перемогли". Команда Швецова тоже неоднократно и с переменным успехом встречалась с иноземцами. Говорят, чаще проигрывала. Так что было у немцев после полученных от "Старта" синяков и шишек на ком зло вымещать.
МИНУЯ ЦЕНЗУРНЫЕ БАСТИОНЫ
Перечень семи матчей появился в наших СМИ только в 90-е годы, хотя знали о них, в этом трудно усомниться, и раньше, включая мифотворцев. В Киеве оставались очевидцы, у кого-то наверняка сохранились разрешенные немцами газеты с отчетами, может, и афиши. Однако пишущие о "матче смерти" проявили благоразумие. Нарушать границы дозволенного не посмели.
Исключение - Анатолий Кузнецов. В документальном повествовании "Бабий Яр" (опубликован в 1966 году в журнале "Юность") футболу посвящена небольшая глава. Кузнецов первый прилюдно заявил: киевляне провели с оккупантами не один, а несколько матчей, причем с Flakelf (но не с "Люфтваффе") встречались дважды. Соперников назвал своими именами, счет указал правильный. Ссылался при этом на профашистскую газету "Нове украiнське слово" и обильно ее цитировал. Невероятно! Как удалось ему преодолеть мощные цензурные бастионы, остается загадкой.
Автор зародил в миллионах читателей серьезные сомнения: значит, не было "матча смерти", того единственного с фатальным исходом? Тогда отчего, проигрывая часто и крупно, немцы раньше не истребили команду?
Через три года, после бегства Кузнецова в Англию, его предали анафеме, произведения из обращения изъяли. А легенда, изрядно Кузнецовым потрепанная, полуобнаженная, неглиже, многие годы бесстыдно разгуливала по страницам новых произведений и газетных публикаций. Словно перекочевала из нынешнего не в меру раскрепощенного времени в советское со строгими нравственными устоями.
Окончательно разрушили миф в постсоветскую эпоху. Рухнула десятилетиями сооружаемая пирамида, распалась на мелкие кусочки.
ЦВЕТ МАЕК
Играли в красных футболках, факт неоспоримый. Все дело в его интерпретации. По убеждению пропагандистов, киевляне облачились в алые майки намеренно, пренебрегая опасностью. Красный цвет - цвет революции, советского государственного флага, пролитой для блага народа крови. Это была форма сопротивления непокоренных людей, вызов врагу.
Истинную причину Макар Гончаренко объяснил в 92-м Георгию Кузьмину: "Форма у нас была, как у сборной СССР, - красные майки и гетры, белые трусы. Разговоры о том, что мы ее специально подготовили к поединку с летчиками и зенитчиками, - брехня. Просто у нас другой не было. Какую Трусевич раздобыл в самом начале, в такой все время и выступали, безо всякого подвоха".
С Гончаренко ясно - когда стало можно, он говорил, как есть. А что же Северов с Халемским? В повести "Последний поединок" грубую промашку совершили. На вопрос товарища: "В какой форме будем играть?" - Кузенко (читай - Кузьменко) простодушно ответил: "В какой форме?.. В красных майках. Других-то у нас нет".
Редчайшее фатальное совпадение: писатели опростоволосились, а бдительные охранники границ дозволенного проморгали.
СУДЕЙСТВО
Все матчи обслуживали немецкие арбитры. Как оценивали создатели легенды их работу, вы знаете из прошлой публикации. Не судья - убийца, покруче наших. Неправедных пенальти, офсайдов, голов, перечисленных в "классических" произведениях, хватило бы на добрую половину российского чемпионата. Один только пример из множества - гол, забитый немцами в "матче смерти", в описании Борщаговского. Наш вратарь намертво берет мяч, пробитый форвардом Шмидтом. Немец наносит ему удар бутсой в голову, после чего заталкивает лежащего без сознания голкипера вместе с мячом в ворота. Судья гол засчитывает. Любителям острых ощущений советую просмаковать леденящие душу детали в киевской газете "Сталинское племя" за август - сентябрь 1946 года.
Между тем многие свидетели отмечали объективность судей. Были, однако, исключения. Некий Р.Д., автор отчета об игре "Старта" с RSG, обвинил арбитра в подсуживании... киевлянам: "Два мяча, забитых в ворота немецкой команды, следует отнести на счет судьи, ибо были забиты из чистого "офсайда". Вообще работа судьи не отличалась точностью и четкостью" ("Нове украiнське слово" от 19 июля 1942 года).
ГРУБОСТЬ
О безобразном, жестоком поведении немцев на поле писали вплоть до начала 90-х. А свидетели вместе с участниками нарисовали картину светлую, безоблачную, близкую к идиллической, как в отечественных договорках. Р.Д. в упомянутом только что отчете писал: "Игра проходила в духе товарищества. Следует отметить исключительно корректную игру обеих команд".
Из показаний Владимира Ногачевского: "Все матчи обычно судил немецкий военнослужащий по имени Эрвин, который, как мне кажется, имел соответствующее образование и квалификацию.
Матчи проходили в товарищеской обстановке. Конфликтов между игроками не возникало. За все игры я припомню только один случай, когда немецкий игрок в игровой ситуации грубо толкнул нашего футболиста, за что был сразу же судьей удален с поля". Об игре 9 августа: "Как и все матчи, этот матч прошел в товарищеской обстановке".
Сохранились фотографии. На них - вперемежку киевские и немецкие футболисты смотрят на нас, тесно прижавшись друг к другу, довольные, улыбающиеся.
Правда, относительно характера последнего матча высказывались разные мнения. Доперестроечный Гончаренко так живописал зверства немецких летчиков: "Гитлеровские футболисты повели "охоту" на нашего вратаря Трусевича. Один из форвардов "Люфтваффе" открыто ударил Николая ногой в лицо. Трусевич потерял сознание... Несколько минут... мы отливали его водой. Видно было, каких усилий стоил Николаю каждый шаг" ("Неделя" № 19, 1984). В эпоху гласности в беседе с корреспондентом той же газеты Гончаренко эпизод с вратарем опустил, а в 92-м признал корректность всех встреч, кроме последнего. Некоторые обозреватели тоже отмечали жестковатый характер игры: одни со стороны немцев, другие - обеих команд.
Тем неожиданнее прозвучали откровения играющего тренера "Старта" Михаила Свиридовского. Судя по объявленным в афишах составам, он не пропустил ни одного матча. 34-летний защитник, отошедший от активного футбола, играл здорово, постоянно удостаивался хвалебных отзывов от журналистов. "Матч с летчиками протекал следующим образом, - рассказывал Свиридовский. - На матч приехал генерал, привез букет цветов, апельсины, лимоны, шоколад...
Сыграли первый тайм 2:1 в их пользу. У них появилось чувство превосходства. Мы, видя такое положение, решили выбить несколько их игроков из игры. Одному колено перебили, он ушел с поля... Генерал выкрикивал, что это бандиты, играют грубо, некультурно..."
Заявление шокирующее, в это трудно поверить. Но не вижу причин не доверять участнику матча, чьи слова записал член комиссии по созданию хроники Великой Отечественной войны Еловцев во время беседы 3 марта 1944 года.
"МАТЧ СМЕРТИ"
По ходу повествования мы уяснили: под ним подразумевался один-единственный, тот, что имел для наших ребят трагические последствия, "Динамо" Киев - "Люфтваффе". В действительности - "Старт" - "Флакельф". В "Старте" - киевские футболисты, динамовцев из основного состава 1941 года всего трое: Трусевич, Клименко и Комаров. В дублерах - Гундарев и Мельник. Шесть человек - бывшие динамовцы. Гончаренко перед войной играл за одесский "Спартак", кое-кто - за клубную команду "Динамо", "Рот Фронт", Путистин занимался тренерской работой. Остальные - игроки киевского "Локомотива" и менее заметных команд.
По Северову, киевляне выиграли 5:0, с Халемским в "Последнем поединке" прибавили по мячу - 6:1. Борщаговский в киносценарии прервал игру при счете 4:2. Реальный указан в нашем перечне - 5:3.
Распространенное в советское время убеждение, будто гитлеровцы вынудили киевлян под угрозой смерти игру сдать, подтверждения не получило. Постсоветский Гончаренко рассказывал Кузьмину: "Никто из официальной администрации перед матчем не заставлял нас играть в поддавки. Правда, отдельные люди, то ли провокаторы из "Руха", то ли сочувствующие нам простые смертные уговаривали проиграть, чтобы не дразнить гусей".
АРЕСТ
Предстоит ответить на два вопроса. Первый - когда произошел арест? Не сразу после окончания игры 9 августа, как внушали писатели читателям, не наутро, как утверждал Гончаренко в 84-м. Через восемь лет он показания свои изменил: "Никто нас потом не арестовывал. Мы спокойно покинули стадион".
О том, что произошло сразу после игры, поведал сын Михаила Путистина Владлен (он за воротами Трусевича стоял, мячи подавал) в интервью корреспонденту киевской газеты "Бульвар" в августе 2002 года: "После игры 9 августа наши футболисты победу отметили: выпили в закусочной и закусили. Самогон кто-то из болельщиков принес... Долго сидели, разговаривали. Возвращались через рынок "Евбаз"... Денег ни у кого ни копейки. Паша Комаров зубы торговкам заговаривал и меня дармовыми пирожками угощал. У одной возьмет, у другой: "В долг", - успокаивал их.
Помню, около кинотеатра "Ударник" Алексей Клименко сцепился с полицейским. Немец его за сорочку схватил, хотел отвести в гестапо, но не удержался, упал. Стрелять из автомата не решился - людно было на улице. Так Клименко и утек. Отец на следующий день зашел к нему узнать, как и что. Тогда пронесло..." Погуляли ребята на славу, по-нашенски.
Матч 9 августа стал последним в серии международных: "Штадткомиссар г. Киева Бернадт вообще запретил встречи немецких команд с украинскими" (из протокола допроса Швецова). Пришлось в следующее воскресенье, 16 августа, играть с "Рухом". Размазали его по всему полю - 8:0. В киевском дерби кости трещали, искры из глаз разлетались. Только 18-го, через девять дней после "матча смерти", начались аресты. К хлебозаводу подкатила гестаповская машина, куда погрузили Трусевича, Кузьменко, Клименко, Свиридовского, Комарова, Путистина и Балакина. Об аресте Гончаренко и Тютчева рассказал на допросе 13 января 1944 года Тимофеев. На работу в тот день они не вышли. Немцы вызвали их по повестке. На пятый день оба явились, тогда и взяли.
Николая Коротких арестовали позже, 6 октября. Гончаренко, ссылаясь на жену Коротких Гану, рассказывал, что выдала его родная сестра, опасаясь, как бы немцы сами не узнали о его прошлом. Николай вроде бы в 1932 - 1934 годы работал в НКВД города Иванова.
Вопрос второй - за что арестован? Варианта два.
1. За проигрыши немцев. Эту точку зрения выразили несколько футболистов "Старта" и Швецов на допросе 13 декабря 1945 года.
Арийцы, безусловно, болезненно реагировали на проигрыши своих футболистов. Но они-то видели разницу в классе, понимали - их шансы на успех равны нулю. И если уж намеревались наказывать, могли сделать это намного раньше. Поводов хоть отбавляй.
2. Происки иуды Швецова. Гончаренко (из интервью в 92-м): "Всыпали мы "Руху" от души, на полную катушку - 8:0. Было это 16 августа. И тут Жорка Шевцов пожаловался, что мы режим нарушаем, ведем вольготную жизнь, пропагандируем спорт Советов. Настучал, короче. Проверили по довоенным афишам, кто играл за киевское "Динамо", и отправили в лагерь". Владлен Путистин, ссылаясь на отца, тоже назвал Шевцова. Он объяснил немцам, что "Динамо" - структура НКВД, а футболистов оставили в городе по спецзаданию, для подпольной работы. Подозревал его и полицай Гундарев. Свои сомнения высказал следователю во время допроса.
Сам Швецов свою причастность к аресту футболистов, понятное дело, отрицал ("Я знал об аресте девяти членов спортивной команды хлебозавода, но я никакого отношения к нему не имею"). Более того, изобразил из себя благодетеля: "Я понимаю, что изменил своей Родине, но я это сделал для того, чтобы сохранить физкультурные кадры Киева".
"Стучал" Швецов или нет, навсегда останется тайной. Будем исходить из имеющихся фактов. Они таковы:
а) аресты начались на второй день после игры со швецовским "Рухом";
б) среди арестованных - исключительно действующие и бывшие динамовцы. Сухарева и Мельника, игроков киевского "Локомотива", не взяли. Балакина, как только узнали о его принадлежности к железнодорожному обществу (в "Динамо" появится после войны), через три дня отпустили.
Совпадение? Не знаю. Как бы то ни было, вторая версия кажется мне более правдоподобной.
ПЛЕН
Поместили их в разные камеры, продержали примерно три недели, затем перевезли в Сырецкий лагерь. Задержанные футболисты не подпадали под категорию лютых врагов фашистского режима и содержались в более или менее сносных условиях. По свидетельству очевидцев и самих заключенных, Трусевича, Кузьменко и Клименко использовали в качестве чернорабочих. Путистин вместе с Тютчевым и Комаровым работал электромонтером. Свиридовский и Гончаренко сапожничали в мастерской на улице Мельникова, ремонтировали обувь охранников-полицаев. Перевели их из лагеря в отдельное здание. Там и жили под присмотром своих клиентов. Всем заключенным разрешали свидания с родственниками. Жена Путистина три раза в неделю носила мужу передачи. Так продолжалось несколько месяцев. А потом...
РАЗНЫЕ СУДЬБЫ
Четверых уничтожили. Николая Коротких замучили в гестапо осенью 42-го как работника НКВД. Трусевича, Кузьменко и Клименко расстреляли 24 февраля 1943 года. Что касается причин...
Зимой 1943 года немцев "сварили" в сталинградском котле. Это было начало конца. Ломаная линия фронта отодвигалась на Запад. По мере успехов Красной армии гитлеровцы все больше зверели. Убивали за что угодно - по подозрению в связи с партизанами, за малейшее нарушение лагерного режима... Что же до футболистов, их расстреляли вместе с другими узниками. За что? Версий множество. Располагаю их по степени достоверности.
1. Бомбардировка Киева советской авиацией.
2. Активизация партизан.
3. Поджог накануне Дня Красной армии механического завода "Спорт" в Киеве.
4. Наиболее часто повторяемая и внушающая доверие - конфликт узников с начальством.
Расследованием обстоятельства гибели футболистов занималась и прокуратура Гамбурга. В 1975 году немецкие юристы обратилась в КГБ Украины с просьбой предоставить имеющиеся по делу материалы. Для дачи показаний был приглашен Макар Гончаренко. Со слов очевидца, Федора Тютчева (умер в 1959 году), он рассказал, как все было.
Подвалы бывшего здания НКВД по улице Владимирской, 33, занятого во время оккупации гестаповцами, были завалены штабелями дров. Немцы, задумав очистить их, создали три бригады из узников Сырецкого лагеря. Одна бригада (в ее составе Трусевич, Тютчев, Клименко и Кузьменко) перебрасывала дрова на хлебозавод, другая - на мясокомбинат, третья складывала во дворе здания гестапо. Между двумя первыми происходил товарообмен: хлеб меняли на колбасу. Продукты прятали между поленьями. Овчарка начальника тюрьмы, учуяв колбасу стащила ее. Один из заключенных, армянин лет 20 - 22, кинулся за собакой. Гестаповец, услышав шум, выбежал во двор и стал жестоко избивать парня. Несколько узников вступились за товарища, успевшего выдрать клок кожаного пальто фашистского офицера. Тот выстрелом в упор убил армянина и вместе с подоспевшим на помощь начальником лагеря Радомским тут же во дворе расправился с заступниками. Остальных увезли в лагерь.
Перед шеренгой из пятидесяти узников гестаповцы объявили: за сопротивление немецкому офицеру и покушение на его жизнь будет расстрелян каждый третий. Судьба среди прочих избрала Трусевича, Кузьменко и Клименко. Стоявшего в строю Тютчева пощадила.
Рассказ Свиридовского, тоже со ссылкой на Тютчева, отличается разве что несущественными деталями. Поведал он и о судьбах остальных футболистов.
"Фронт приближался, и мы стали думать о побеге. Первым бежал из лагеря Тютчев. Группа грузчиков из четырех человек работала на Подоле, и все они бежали. Мы с Гончаренко бежали с улицы Мельникова, 48, в числе 16 человек, т.е. бежали всей бригадой. Нам помогли полицаи из бывших футболистов. Они сделали вид, что не видят, как мы убегаем, отвернувшись в сторону. Было это 19 сентября".
Михаил Путистин вырвался из плена 5 октября 43-го и встретил наши войска в районе села Пославичи.
Павел Комаров покинул Киев с немцами. Поговаривали, что мотала его судьба по разным странам и континентам, пока не нашел пристанище в Канаде. Слухи о сотрудничестве его в лагере с фашистами документального подтверждения не нашли.
Из тех, кто выступал за "Старт", в немецкой полиции служили Георгий Тимофеев и Лев Гундарев. Обоих вскоре после взятия Киева разоблачили органы. Первого отправили в лагеря на десять лет, второго - на пять. Получили свое и руховцы - Георгий Швецов и Николай Голембиовский. Швецова взяли сразу, Голембиовский несколько лет скрывался. Обнаруженный в 48-м в Горьком, был арестован и судим. Схлопотал 25 лет исправительно-трудовых работ.
НЕ СУДИ ДА НЕ СУДИМ БУДЕШЬ
Архивные документы, свидетельства очевидцев и самих футболистов сомнений не оставляют: "матча смерти", после которого киевских футболистов расстреляли в тот же день за победу над немцами, не было. При желании фашистское командование расправилось бы за сокрушительные проигрыши со всей командой, а не с отдельными игроками, и сразу, а не спустя полгода после заключительного поединка. Гибель четырех игроков никак с футболом не связана, а стала (в случае с узниками Сырецкого лагеря) стечением трагических обстоятельств. К аналогичному выводу склонилась в результате самостоятельного расследования прокуратура ФРГ.
Проведенная чекистами в очищенном от немцев Киеве кропотливая работа вскрыла факты, сомнению не подлежащие. Группа футболистов по разным причинам, объективным и субъективным, осталась в оккупированном городе. Все они, включая освобожденных вскоре из плена, легализовались, получили документы (охранные грамоты), работали на немецком заводе. В свободное время играли в футбол с врагами - артиллеристами, летчиками, зенитчиками, переодетыми во время матчей в спортивную форму. Позировали вместе с ними перед фотокамерами, разве что не в обнимку. Выходили на поле бок о бок с перешедшими на службу к фашистам полицаями. Результаты расследования передавались туда, наверх.
Захватившие в стране в октябре 17-го власть и их последователи делили мир на две части: революционеров и контрреволюционеров, красных и белых, врагов и друзей, своих и чужих, наших и ненаших. Полутона исключались - кто не с нами, тот против нас. Так в какую категорию включили киевских футболистов? Вопрос риторический. Не свои - однозначно. Объявить чужими не успели. Очень уж быстро, в ноябре 43-го, газеты сообщили о героизме футболистов киевского "Динамо", уничтоженных, но непокоренных, а Лев Кассиль раструбил на всю страну о "матче смерти". С полной нагрузкой работал беспроволочный телефон - народная молва. С возобновлением союзных турниров надо было как-то объяснить отсутствие в киевской команде ведущих футболистов.
Ничего не объяснили, разве что позволили писателям и киношникам раскручивать попавший по недосмотру на газетные полосы миф. Произведения художественные, ни к чему не обязывают, доля вымысла неограниченна: хочешь верь, не хочешь... Только через 23 года, в 65-м, процедили сквозь зубы указ о награждении. Текст его даже "Советский спорт" и "Футбол" не опубликовали. Отметили живых и мертвых скромно, обычными фронтовыми медалями. Причем не всех. Тютчеву, например, не досталась. Не потому ли, что, стоя в одной шеренге с расстрелянными товарищами, не стал третьим. Вот если бы погиб, дело другое, нашли бы место на гранитном памятнике, открытом почти через три десятилетия - в 1971 году. Незавидная у них судьба: и при немцах жили с клеймом "подозрительные", и при советской власти. Посчитав себя оскорбленным, Михаил Путистин отказался от медали и на церемонию награждения не явился.
Заметьте, и после официального полупризнания не удосужились журналисты расспросить оставшихся в живых о том, что было и как. Говорить правду не могли, лгать, наверное, не пожелали. Многочисленные "интервью" давали в другом месте. Тщательно запротоколированные, надежно были спрятаны от посторонних глаз в папки под грифом "секретно".
С позиции господствующей идеологии отношение властей к жизни и деятельности киевских футболистов на вражеской территории объяснимо. А с общечеловеческой? Что было делать брошенным на произвол судьбы и не сумевшим выбраться из окружения людям? Футбол стал для них способом выживания. Отрабатывать свой хлеб приходилось в матчах с оккупантами. Имеем ли мы моральное право осуждать людей? Не суди да не судим будешь.
Мы все об одной стороне медали. Есть другая. Вряд ли футболисты осознанно, намеренно превратили матчи с немцами в оружие сопротивления. Объективно, по сути, так оно и было. В тот тяжелый, отмеченный серьезными неудачами на фронтах год разгромные победы над фашистами, пусть и на футбольном поле, воодушевляли людей, поднимали дух, вселяли надежду. Каждый раз, выходя на матч с немцами, ребята проявляли мужество: какие могли быть гарантии, что обозленные унизительными поражениями под рев, улюлюканье и оскорбительные выкрики киевской части трибун немцы не отомстят простым привычным способом?
Мы должны, обязаны помнить всех, погибших и выживших, и склонить перед ними головы.
P.S. Заканчиваю главу словами благодарности упомянутому в прошлый раз киевлянину генерал-лейтенанту Владимиру Ильичу Пристайко и его бывшему сослуживцу, ныне москвичу, Виталию Ивановичу Маркову, любителю футбола, профессионально в нем разбирающемуся. Владимир Ильич извлек из глубинных недр Госархивов Министерства внутренних дел и службы безопасности Украины документы, позволившие пролить свет на некоторые обстоятельства, связанные с арестом и гибелью футболистов в оккупированном Киеве, и любезно позволил мне использовать их в работе. А стараниями Виталия Ивановича я получил эти бесценные материалы.
ЛЕТОПИСЬ Акселя ВАРТАНЯНА
