Руководитель Межрегиональной общественной организации «Выдающиеся полководцы и флотоводцы Отечества» профессор Александр СУХАРЕВ в беседе с политическим обозревателем «Правды» Виктором КОЖЕМЯКО.
Вехи его пути
КУЗНЕЦОВ Николай Герасимович (1904—1974). В ВМФ с 1919 г. Участник Гражданской войны. В 1926 г. окончил Военно-морское училище им. Фрунзе, а в 1932-м — Военно-морскую академию. Служил на Черноморском флоте. В августе 1936 г. направлен в Испанию главным военно-морским советником республиканского правительства. С августа 1937 г. заместитель командующего, а с января 1938 г. — командующий Тихоокеанским флотом.
В марте 1939 г. переводится в Москву на должность заместителя наркома ВМФ СССР. С апреля 1939-го по февраль 1946 г. нарком Военно-Морского Флота СССР. В связи с упразднением самостоятельного наркомата ВМФ назначен Главнокомандующим военно-морскими силами — заместителем наркома (затем министра) Вооружённых Сил СССР. С февраля 1947 г. начальник управления военно-морских учебных заведений, а с июня 1948-го — заместитель Главнокомандующего войсками Дальнего Востока по военно-морским силам. В 1951—1953 гг. Военно-морской министр СССР. В 1953—1955 гг. первый заместитель министра обороны СССР — Главнокомандующий военно-морскими силами. В 1955—1956 гг. Адмирал Флота Советского Союза. Был затем понижен в воинском звании, а в 1988 г. восстановлен. Присвоено звание Героя Советского Союза в сентябре 1945 года.
Он рано ощутил своё предназначенье
— Замечательная организация, которая вами, Александр Яковлевич, создана и которой вы уже много лет руководите, называется «Выдающиеся полководцы и флотоводцы Отечества». Однако беседовали мы до сих пор в основном о тех, кто решал исход Великой Отечественной в сухопутных сражениях. И вот только сегодня наш главный герой — флотоводец. О чём это говорит?
— Реально так сложилось, что в первую очередь на суше, а не на море определялась наша всенародная историческая Победа в той величайшей войне. Тут уж само расположение Советского Союза свою роль сыграло. И ключевые, решающие битвы действительно развёртывались на сухопутных направлениях фронтов. Но ни в коем случае нельзя приуменьшать при этом и значение Советского Военно-Морского Флота, вклад которого в Победу исключительно велик. Можно сказать так: каждый тогда делал своё, предназначенное ему дело, и наш флот, если дать обобщённую оценку, со своими задачами справился отлично.
— А во главе флота — адмирал Николай Кузнецов.
— Да, причём всю войну, и это много значит. Уже назначение его наркомом Военно-Морского Флота в 1939 году, когда неизбежность большой войны надвигалась всё более неотвратимо, свидетельствовало об особом доверии к нему руководства партии, правительства, лично И.В. Сталина.
— Ведь Николай Герасимович, насколько я знаю, стал в то время самым молодым наркомом!
— Именно так. Ему было всего 34 года.
— Я, кстати, не сразу смог понять, почему кое-где до сих пор приводятся иные данные о его возрасте — на два года старше.
— Теперь-то разобрались?
— Помогла интереснейшая книга «Адмирал Флота», подготовленная и выпущенная вашей организацией. Оказывается, будучи пятнадцатилетним, два года прибавил себе в 1919-м рассыльный Архангельского порта Николай Кузнецов, чтобы вступить в Северодвинскую военную речную флотилию.
— Для меня Николай Герасимович — один из ярчайших примеров, когда человек так рано и столь точно угадывает своё жизненное предназначение. Сын казённого крестьянина, родившийся в деревне Медведки Вологодской губернии (ныне Архангельская область), он к флоту потянулся неудержимо. И очень скоро всем уже было понятно: этот человек здесь — на своём месте.
— Конечно. С отличием оканчивает и Военно-морское училище, и академию. Крейсер «Червона Украина», которым командует с 1933-го по 1936 год, бесспорно признаётся лучшим на Черноморском флоте.
— Пожалуй, не только. Вот как оценила его в 1935 году главная военная газета «Красная звезда»: «Достижения крейсера «Червона Украина» и его командира Николая Кузнецова — это завтрашний день многих других кораблей и командиров славного Рабоче-Крестьянского Флота... В нём сегодня полнее и ярче, чем в других командирах, выражены великолепные качества всего нашего командного состава».
— Когда читаешь воспоминания о Кузнецове, собранные в книге «Адмирал Флота», видишь эту удивительную личность разносторонне, и многое вызывает искреннее восхищение. Воля. Настойчивость и энергия. Новаторство и прозорливость. «Не любил чванливых и заносчивых, сам всегда был доступен и открыт...»
Или вот меня поразило его знание иностранных языков, к которым, судя по всему, были у Николая Герасимовича редкостные способности. Итальянский, французский, потом испанский, немецкий, английский... Не уступал и в этом крестьянский сын, коммунист с двадцатилетнего возраста «белой кости» — царским офицерам-аристократам. Чувство огромной ответственности перед страной рождало такую тягу к знаниям?
— У того поколения строителей Красной Армии и Красного Флота действительно было особое чувство ответственности. Завоёванное революцией предстояло защищать и отстаивать в схватке с небывало сильным врагом, а время сжималось, как пружина, не давая ни малейшей возможности расслабиться. Возглавив руководство Военно-Морским Флотом, Кузнецов видел важнейшую задачу в максимальном его усилении за счёт скорейшего строительства новых современных кораблей. Уже почти все корабли, находившиеся в составе флота, были построены после революции, но это рассматривалось лишь как начало осуществления больших перспективных планов, которые диктовала насущная необходимость обороны страны.
А практическую военную школу Кузнецов проходил как в Испании, так и во время событий на озере Хасан, где в 1938 году возглавляемый им Тихоокеанский флот умело поддержал действия наших сухопутных сил. Полный разгром японских милитаристов у Хасана, а затем на реке Халхин-Гол заставил их серьёзно пересмотреть намерения в ближайшее время развязать полномасштабную войну против СССР.
— Однако на западе Вторая мировая уже полыхала...
— Тогда, по воспоминаниям многих моряков, на флоте были в ходу слова выдающегося русского адмирала С.О. Макарова, которые часто (и не случайно, разумеется!) повторял своим подчинённым Николай Герасимович Кузнецов: «Помни войну!»
Когда загремели колокола громкого боя
— Если говорить о начале войны, нельзя не отметить, что в роковую ночь на 22 июня 1941 года наш флот не потерял ни одного корабля. Хотя при воздушном нападении на наши военно-морские базы гитлеровцами ставилась задача в основном советский флот уничтожить. В какой мере срыв этих планов следует считать заслугой Кузнецова?
— Безусловно, в решающей. Ведь он не только говорил: «Помни войну!», но и соответственно действовал. Боеготовность сил флота к отражению внезапного нападения противника стала для него в преддверии войны главнейшей заботой.
Уже 23 июня 1939 года нарком ВМФ издал директиву «Об установлении для флота трёх степеней оперативных готовностей». Было точно определено, что надо понимать под готовностью № 3, № 2 и № 1. А главное — шла последовательная и напряжённая работа, чтобы все флоты научились быстро переходить на повышенную готовность. Сам Николай Герасимович потом написал, что это была упорная борьба за время — не только за часы, но и за минуты, даже секунды с момента подачи сигнала до получения доклада о готовности флота. Всё это и сказалось тогда, когда угроза вражеского нападения стала уже абсолютно реальной.
— С неизменным волнением перечитываю каждый раз воспоминания Николая Герасимовича о дне и ночи в канун нападения. К тому времени — с 19 июня — Балтийский, Северный и Черноморский флоты были уже переведены на оперативную готовность № 2. А субботний день 21 июня приносит всё более тревожные сообщения, и нарком связывается по телефону с руководством флотов, проверяя, какая там обстановка. И когда ближе к полночи уже ушла телеграмма с немедленным указанием флотам о полной фактической готовности, то есть о готовности № 1, он снова берётся за телефонную трубку, чтобы продублировать приказ. Ведь для прохождения телеграммы нужно какое-то время, а оно дорого!
— Вы обратили внимание, как скрупулёзно, по минутам, восстанавливал он впоследствии реакцию на местах? Его телефонный разговор с командующим Балтийским флотом В.Ф. Трибуцем закончился в 23 часа 35 минут. И в журнале боевых действий флота было записано: «23 часа 37 минут. Объявлена оперативная готовность № 1». По этому поводу Кузнецов удовлетворённо замечает: «Понадобилось лишь две минуты, чтобы началась фактическая подготовка к отражению удара врага».
— Известно, что первым принял на себя удар Севастополь, и об этом в мемуарах Кузнецова тоже рассказано очень впечатляюще.
— Да, о происходившем после получения его телеграммы на главной базе Черноморского флота сохранились достаточно точные и разнообразные свидетельства, позволяющие нам сегодня видеть всё словно воочию. И слышать.
Был дан сигнал «Большой сбор». Город огласился рёвом сирен, сигнальными выстрелами батарей. Заговорили рупоры городской радиотрансляционной сети, передавая сигналы тревоги. А когда последовало распоряжение выключить рубильники электростанции, город мгновенно погрузился в густую тьму. Лишь один маяк продолжил бросать на море снопы света. Оказалось, связь с маяком нарушена — может быть, это сделал диверсант. Пришлось посыльному на мотоцикле мчаться туда через тёмный город...
Тем временем зенитчики снимали предохранительные чеки со своих пушек. На аэродромах раздавались пулемётные очереди — это истребители опробовали боевые патроны. В темноте двигались по бухте катера и баржи, всё необходимое для боя принимали корабли. «Примерно к 02 часам 00 минутам 22 июня весь флот находился в готовности», — записал оперативный дежурный.
— А около 3 часов дежурному сообщили, что посты наблюдения и связи слышат шум авиационных моторов...
— Немецкие самолёты приближались к Севастополю крадучись. Но вдруг сразу вспыхнули прожекторы, и их яркие лучи стали шарить по небу. Заговорили зенитные орудия береговых батарей и кораблей. Несколько фашистских хищников загорелись и начали падать. Другие торопились сбросить свой смертоносный груз, но уже стало ясно, что главную задачу, поставленную перед ними, они не выполнят. Налёт был отбит. Рассвет 22 июня Севастополь встретил во всеоружии.
Чёрное море, Балтика, Северный флот — великий масштаб советского героизма
— Как вы определили бы главное в действиях нашего флота на первом этапе войны?
— Так же, как это определял Николай Герасимович Кузнецов. Надо было совместно с сухопутными войсками максимально сдержать натиск врага, чтобы сорвать его планы «молниеносной войны». И, сколь бы ни сложны были для наших моряков условия борьбы, сила их сопротивления фашистской агрессии превзошла все ожидания противника. Потому и намеченные им сроки по захвату советской земли на многих направлениях вдруг начали существенно отодвигаться.
— Действительно, от Юга и до Крайнего Севера...
— Если представить всю эту огромнейшую территорию, где гремела война, нельзя забывать, что находились здесь три из четырёх высших оперативных объединений нашего Военно-Морского Флота — Черноморский, Балтийский и Северный флоты. Кроме того, имелись ещё военные флотилии, с первых дней включившиеся в боевые действия.
Так вот, разве случайно, что среди первых городов-героев Великой Отечественной оказались города нашей морской славы — Одесса и Севастополь? Одесса оборонялась более двух месяцев, сдерживая крупные силы румынской армии, а Севастополь свыше восьми месяцев сковывал значительную группировку немецких войск в Крыму, не дав возможности использовать её в весеннем наступлении гитлеровцев на юге в 1942 году.
— И в этом, конечно же, был колоссальный вклад моряков-черноморцев!
— А давайте взглянем севернее — на Балтику. Гитлер намеревался уже в конце июля захватить Ленинград, протрубив об этом на весь мир. Однако сперва надо было овладеть Таллином, где находилась к тому времени главная военно-морская база Балтийского флота, надо было преодолеть советскую оборону Либавы, полуострова Ханко, островов Моонзундского архипелага, расположенных у входа в Финский залив. О героических делах их защитников сейчас мало пишется и говорится, но Кузнецов в своих воспоминаниях очень высоко оценил эти оборонительные операции, назвав многие имена моряков, совершивших бессмертные подвиги во имя Родины.
— Ведь Таллин фашистам удалось захватить только 28 августа, а эвакуация героического гарнизона Ханко завершилась лишь 2 декабря 1941 года. Полтора месяца сравнительно небольшой гарнизон Моонзундских островов сражался в глубоком тылу врага. В самые напряжённые дни обороны Ленинграда он отвлёк на себя две вражеские дивизии с частями усиления — свыше 50 тысяч человек, а также значительные силы авиации и флота гитлеровцев.
— Вот так, благодаря стойкости защитников наших морских рубежей и организационным усилиям советского командования, таяла амбициозная фашистская идея блицкрига. В том числе и ещё дальше, в Заполярье, где базировался наш Северный флот. Планы немецкого командования предусматривали быстрейший захват Мурманска любой ценой, но захватить его фашисты так и не смогли, несмотря на гневные приказы Гитлера.
Николай Герасимович приводит в своей книге, как нервно вопрошала в те дни немецкая газета, издававшаяся в Норвегии: «Почему германские войска ещё не в Мурманске?» И пыталась по-своему это объяснить: «Бои оказались чрезвычайно тяжёлыми, их трудность не поддаётся описанию. Сам чёрт выдумал тундру в помощь большевикам».
Но суть-то была вовсе не в тундре! Кузнецов поясняет, что немецкий флот не обеспечил поддержкой приморский фланг своей армии, наступавшей на Мурманск. А командование нашего Северного флота уже в июле 1941-го высадило несколько десантов в районе губы Большая Западная Лица. Высаживались десанты и позже. Так что врага удалось остановить именно благодаря большой поддержке, которую всё это время оказывал 14-й армии Северный флот. Артиллерией, авиацией, десантами, которые высаживали корабли, перевозкой морем войск и боевой техники, боеприпасов и продовольствия...
— Пожалуй, это ключевая мысль адмирала Кузнецова при анализе роли наших флотов во время Великой Отечественной войны: взаимодействие! И как нарком ВМФ, и как представитель Ставки Верховного Главнокомандования он уделял первостепенное внимание организации чёткого, плодотворного взаимодействия сил флота с фронтовыми и армейскими объединениями.
— Вы правы. И это тем более важно, что в данный период действующие флоты оперативно были подчинены главкоматам направлений, а после их ликвидации — командующим фронтами. Тем самым, на мой взгляд, роль наркома ВМФ не столько уменьшалась, сколько усложнялась. Но отличное знание положения дел на флотах, доскональное знание кадров, большинство которых в той или иной мере были его воспитанниками и выдвиженцами, помогали ему с первых дней войны и до победного её завершения всесторонне владеть обстановкой и оказывать самое действенное влияние на ход боевых действий.
— К этой теме мы ещё вернёмся. А сейчас я хотел бы выделить такое выдающееся качество адмирала Кузнецова, как смелая, даже дерзкая его инициативность. Так, уже в ночь на 23 июня 1941 года авиация Черноморского флота совершила первый налёт на Констанцу, главную базу румынского военного флота. Затем последовали ещё пять налётов — три на Констанцу и два на Сулину. Исключительно важны были авиационные удары по Плоешти, поскольку речь тут шла о румынской нефти, крайне нужной фашистской Германии. Смелый набег на Констанцу был совершён 25 июня лидерами «Москва» и «Харьков». По намеченным объектам они выпустили 350 снарядов, и на берегу вспыхнули большие пожары: горели нефтебаки...
Уже в первые дни войны бомбардировщики Балтийского флота бомбили Мемель, Данциг, Гдыню и другие порты, которыми пользовался враг. Но самой дерзкой операцией, осуществлённой по идее Кузнецова, безусловно, стали налёты на Берлин в августе—сентябре 1941 года.
— Да, уж они произвели впечатление настоящей сенсации! Ведь гитлеровцы утверждали, что советская авиация разгромлена, и вдруг...
— Кузнецов написал: «В конце июля фашисты совершили свой первый налёт на Москву. Нам хотелось ответить налётом на Берлин. Но как?»
— Последовал очень кропотливый поиск возможного варианта. С ленинградских аэродромов наши самолёты могли дотянуть лишь чуть далее Либавы. Может быть, стартовать с острова Эзель? Но и тут пришлось просчитывать каждую минуту пути и каждый килограмм груза, чтобы удалось не только сбросить бомбы на фашистскую столицу, но и дотянуть затем обратно до своих. Выполнение такого ответственного задания решено было доверить лётчикам морской авиации под командованием полковника Евгения Николаевича Преображенского.
— Ещё из воспоминаний Кузнецова: «Через два дня, на очередном докладе, я разложил перед И.В. Сталиным карту Балтийского моря. Остров Эзель и Берлин соединяла на ней чёткая прямая линия. Тут же были даны окончательные расчёты: самолёт может взять одну 500-килограммовую бомбу или две по 250... Ставка утвердила наше предложение. «Вы лично отвечаете за выполнение операции», — было сказано мне на прощанье».
— И вот после необходимой предварительной разведки в ночь на 8 августа 1941 года пятнадцать наших самолётов взяли курс на Берлин. Как впоследствии отмечал Николай Герасимович, смелость и разумный риск, основанные на точном расчёте, оправдали себя. Немцы такой дерзости не ожидали. Запрашивая, что за машины и куда летят, они считали: это свои сбились с пути. Не допускали даже мысли, что над их головой могут появиться советские самолёты! Ведь полчища фашистов рвались в эти дни к Ленинграду и Москве. Но вот состоялась первая в истории войны советская атака на Берлин, а за ней последовали ещё девять...
Честь флотская много значит
— Отмечу, что в одном из бомбардировщиков морской авиации, атаковавших тогда фашистскую столицу, находился военкор «Правды» Пётр Лидов, рассказавший читателям о подвиге советских пилотов. А как вы думаете, для Николая Герасимовича Кузнецова было важно, что именно флотская авиация к такому подвигу причастна?
— Несомненно. Все, кто помнит предвоенное время, согласятся со мной: уже тогда служба на флоте считалась особой честью, которую надо было делами оправдывать. А с началом войны слава флотских традиций была поднята на ещё большую высоту, для чего, на мой взгляд, немало постарался нарком ВМФ. Вспомните, какие прекрасные песни появились о моряках, как пронзительно писали о них Всеволод Вишневский и Леонид Соболев. Крылатым стало название одного из соболевских очерков: «Морская душа».
— Я это хорошо помню по своему военному детству.
— А мне на фронтах, где довелось воевать, не раз приходилось быть свидетелем, как моряки в самые решающие минуты становились поистине ударной силой. Это верно, о чём мы выше говорили: сухопутные сражения в основном определяли исход войны. Однако в тех сражениях моряки участвовали весьма активно, я бы даже сказал — образцово.
— Начиная с битвы за Москву.
— Да, уже в июле 1941-го под Вязьму прибыла особая артиллерийская группа Военно-Морского Флота, состоявшая из двух дивизионов. А 18 октября, то есть в особенно критический момент обороны столицы, ГКО принимает решение сформировать 25 морских стрелковых бригад. Главный морской штаб отдал приказание выделить с флотов 35—40 тысяч моряков, которые должны были стать их костяком. Отважно сражались за столицу 62-я, 64-я, 71-я, 84-я морские стрелковые бригады. Вдоль Волоколамского шоссе была развёрнута 75-я бригада, а на Можайском шоссе героически действовал специальный морской полк.
— Я заметил, с какой любовью и гордостью пишет Николай Герасимович о моряках, защищавших Москву. И радуется, если память о них жива. Вот, например, жители села Большой Раст установили памятник «в честь героических моряков, павших смертью храбрых в декабре 1941 года»...
— А под Ленинградом всюду можно было встретить моряков — в авиации, артиллерии, пехоте. Почти половина личного состава Краснознамённого Балтийского флота в 1941—1942 годах защищала город на сухопутном фронте.
— Наиболее яркие личные впечатление сохранились у Кузнецова от поездки в Ленинград в конце августа — начале сентября 1941 года: «Собранные в отряды с разных кораблей и наспех вооружённые винтовками, крест-накрест увешанные пулемётными лентами, моряки шли в атаки в чёрных бушлатах и бескозырках, пренебрегая правилами маскировки. Они напоминали матросов времён Гражданской войны, которых никакой приказ не мог заставить снять бушлаты». Главное, конечно, было не во внешнем виде, а в страстном стремлении матросов драться с врагом, но и выглядеть они хотели тоже как матросы революции. Ведь решалась судьба города Ленина, судьба Балтийского флота.
— Ленинград от Балтики неотделим, а вот Сталинградская битва развернулась, казалось бы, далеко от главных наших флотов. Но и здесь героизм военных моряков получил высочайшую оценку.
Вовремя, надо сказать (ещё осенью 1941-го!), на базе учебного отряда была создана Волжская военная флотилия. По скромности, Николай Герасимович обычно умалчивал, что это была его инициатива, поддержанная ГКО и Ставкой: учитывалось военное значение великой русской реки как мощной транспортной артерии. Но летом 1942-го, когда началось решительное наступление немцев с целью прорыва к Волге, стало ясно, что Волжской флотилии суждено решать ответственные задачи не только по обеспечению движения судов, но и в самой битве за Сталинград.
В обстановке быстро надвигавшейся угрозы городу флотилия по требованию командования фронта основные свои силы направила на артиллерийскую поддержку сухопутных войск. Часть кораблей была сосредоточена вблизи северной окраины Сталинграда, куда особенно упорно рвался враг, и огонь морских орудий отличался здесь большой эффективностью.
При этом не прекращалась перевозка через Волгу войск, боевой техники и других военных грузов, требовавшая от моряков не меньше мужества и героизма, чем непосредственное участие в боях. Достаточно сказать, что под непрерывным вражеским огнём было совершено более 35 тысяч рейсов через Волгу! И каждый такой рейс — это подвиг.
— Моряки в Сталинградской битве сражались ведь не только на кораблях, но, как и под Москвой, Ленинградом, также в составе морских стрелковых бригад.
— А многие вливались в армейские части. Так, только во 2-й гвардейской армии генерала Р.Я. Малиновского, прибывшей в район Сталинграда из резерва Главного Командования, было около 20 тысяч моряков.
— Кузнецов счёл необходимым заметить, что некоторые соединения официально не назывались морскими, но моряки представляли большинство их состава. Например, с восхищением рассказывает он о действиях 92-й стрелковой бригады, в большинстве состоявшей из матросов Северного и Балтийского флотов. Переправившись через Волгу 18 сентября 1942 года, в самый разгар боёв за Сталинград, морские пехотинцы героически сражались в центре города, отвоёвывая дом за домом, этаж за этажом, иногда часами выкуривая гитлеровцев из подвалов. А 21 сентября бригада заняла элеватор, где потом стояла буквально насмерть.
— Именно так было. По 10—12 раз подряд моряки ходили в контр-атаки, наводя своими полосатыми тельняшками ужас на врагов. От бригады в результате осталось лишь несколько человек, но, пополненная и почти заново сформированная из моряков-тихоокеанцев, она продолжала борьбу. И у Метизного завода, и потом за Мамаев курган, а в самом конце января 1943 года очищала от фашистов один из цехов завода «Баррикады»...
Его правило — взыскательность к себе
— Победная Сталинградская битва означала коренной перелом в войне. Теперь и морякам предстоял путь на Запад, вплоть до Берлина. О том, что советские моряки достойно прошли этот путь, адмирал Кузнецов убедительно поведал в своих воспоминаниях. Но вы верно сказали о его скромности. Очень заметно, как старается он никогда не выпячивать личную свою роль в тех или иных успешных операциях, хотя объективно-то видно, насколько она велика.
— Не только не выпячивает себя, говоря больше о заслугах своих товарищей и коллег, но и допущенных ошибок не замалчивает. Не пытается сбросить их на кого-либо другого. Особенно это заметно по его отношению к Сталину.
Ведь когда он писал эти свои воспоминания, им уже была пережита серьёзная опала, выпавшая на первые послевоенные годы. Казалось бы, самое время «посчитаться» с вождём. Как мы знаем, некоторые от такого соблазна не убереглись, навыдумывали массу «компромата», зачастую просто абсурдного. А Кузнецов? С каким негодованием опровергает он хрущёвский вымысел, что Сталин якобы руководил войной «по глобусу», и как взвешенно анализирует самые сложные ситуации, связанные с неоднозначными решениями, которые приходилось иногда принимать...
— Вы помните, как прокомментировал он отношение к ошибкам, проявившимся в начале войны? «В ту пору, — пишет Николай Герасимович, — у нас обнаружилось немало и других ошибок, так что не станем списывать всё за счёт «неправильной оценки положения Сталиным». Ему — своё, нам — своё».
— Кроме особого благородства и высочайшей взыскательности, прежде всего к себе, в его анализе труднейших военных лет неотступно присутствует чувство правды. С обязательным учётом конкретной обстановки, конкретных условий того или иного времени.
Да, был трагический момент, когда Сталин отдавал распоряжение подготовить к уничтожению корабли Балтийского флота — в связи с возможной сдачей Ленинграда. Вынужден был отдавать такой приказ. Но разве это дискредитирует Верховного Главнокомандующего в глазах наркома ВМФ? Кузнецову, как и другим морякам, невыносимо больно от самой мысли о такой возможности, но он при этом понимает, что Сталину ничуть не легче.
Мало того, когда Сталин с ним в чём-то не соглашается, отклоняет его предложение, которое Кузнецову кажется единственно верным, он в первую очередь думает: может, Верховному известно нечто такое, чего не знаю я?
— Когда в Финском заливе и на других флотах всё больше начала развёртываться минная война, острой болью для флотского наркома становится нехватка тральщиков: «И где же их взять?!» Не достроили, не успели... Себя опять-таки в первую очередь винит.
— Но он не просто винит, но и принимает все зависящие от него меры, чтобы исправить положение. Как ни трудно это было, но развитие флота под его руководством продолжалось и во время войны. И было построено 900 тральщиков, торпедные и бронесторожевые катера (всего около 1100 единиц), достроены 2 лёгких крейсера, 19 эсминцев, 54 подводные лодки...
— Огромный объём забот и работ нёс на себе Николай Герасимович Кузнецов! И вот это строительство, которое надо было во что бы то ни стало «пробивать», и те поразительные десантные операции, которые флот проводил даже на рубеже самых трудных 1941 и 1942 годов, и перевод базы Черноморского флота на Кавказское побережье, и союзные конвои, которые требовалось обеспечивать в суровых условиях Заполярья... Что, на ваш взгляд, для него было главным?
— Думаю, всё, что вы назвали, и многое другое, без чего руководство флотом во время войны не могло обойтись. Работа наркома ВМФ действительно была напряжённейшей и по сути своей чуть ли не каждодневно новаторской. Кузнецов выполнял её достойно, где бы он ни был — в кабинете Сталина или в Главном морском штабе, при подготовке операций приморских фронтов или во время выездов непосредственно на флот. Таких выездов во время войны у него было около двадцати, и, судя по всему, именно они доставляли ему наибольшее удовлетворение. Хотелось как можно больше видеть своими глазами, получать информацию не из «бумажных источников», а непосредственно от моряков, которые и осуществляли все планы командования.
— А планы бывали уникальные, как и их реализация! Чего стоит та же Керченско-Феодосийская операция, проведённая на исходе 1941 года — крупнейшая за всю войну десантная операция наших войск. В результате Керчь и Феодосия были освобождены, и часть армии Манштейна была отвлечена от Севастополя, который она тогда готовилась штурмом захватить.
— Тем, кто болтает сегодня о «бездарности» советских полководцев, надо объективно проанализировать хотя бы два факта, связанных с главной базой Черноморского флота. Оборона города-героя Севастополя продолжалась 250 дней, а освобождение его от гитлеровских захватчиков уложилось... всего в пятидневку! И это, подчеркну, результат не только беспримерного мужества советских воинов, в том числе моряков, но и глубоко продуманного, скоординированного стратегического планирования нашего военного и военно-морского руководства.
Операции, в разработке которых очень значительной была роль Кузнецова, вошли в классику науки побеждать. К тому, о чём мы только что говорили, стоит обязательно прибавить Новороссийскую и Керченско-Эльтингенскую операции 1943 года, Выборгскую и Петсамо-Киркенесскую в 1944 году, обеспечение приморских флангов Красной Армии во время наступательных операций в Прибалтике, Восточной Пруссии и Восточной Померании на завершающем этапе войны.
— Непосредственное содействие войскам сухопутных фронтов до последнего оставалось одной из важнейших задач нашего Военно-Морского Флота?
— Конечно. Именно с этой целью флот участвовал в 27 наступательных и оборонительных операциях фронтов, высадил 123 оперативных и тактических морских десанта общей численностью более 250 тысяч человек с боевой техникой. В ходе боевых действий было уничтожено 614 кораблей, 676 транспортов и 5509 самолётов противника. Уместно напомнить: в самые трудные дни на сухопутные фронты ушло почти 500 тысяч моряков. И ещё: в течение всей войны сохраняли важное значение морские коммуникации, озёрные и речные пути сообщения, по которым флот обеспечил перевозки более 110 миллионов тонн грузов и большое количество войск.
И на Тихом океане свой закончили поход
— Можно представить радость Николая Герасимовича Кузнецова, когда ему стало известно о планах руководства нашей страны принять участие в войне с Японией на исходе лета 1945 года. Кстати, нарком ВМФ был ведь в составе советской делегации на Ялтинской и Потсдамской конференциях, где решался этот вопрос.
— Да. И для него, командовавшего Тихоокеанским флотом в то время, когда японские милитаристы огнём попытались проверить нашу готовность к войне, память о тех событиях имела особое значение. Потенциальная опасность с Востока в той или иной мере сохранялась всё время, так что требовалось поставить убедительную точку, ликвидировав существующую напряжённость.
— Как и большинство наших соотечественников, конечно, адмирал Кузнецов хранил также память более дальнюю: Цусима, «Варяг», «На сопках Маньчжурии»...
— О той памяти недаром сказал И.В. Сталин, обращаясь к народу в связи с победой над Японией, которая была одержана меньше чем через месяц после начала войны. Вот она-то стала в полном смысле молниеносной! А Кузнецову тогда была поручена координация действий Тихоокеанского флота и Амурской флотилии с действиями сухопутных войск, которую он осуществлял, находясь непосредственно в Ставке Вооружённых Сил Дальнего Востока. Им же направлялись совместные десантные операции по овладению портами Северной Кореи, Сахалина и Курильских островов, проведённые поистине блестяще.
— Хотя ведь сопротивление, как свидетельствуют участники тех боёв, было весьма серьёзное!
— Японцы отчаянно дрались, но — безуспешно. И тут опять-таки полезно кое-что сравнить нынешним фальсификаторам истории, хулителям советской славы и нашего военного искусства. Как развивались наступательные операции американско-английских вооружённых сил на Тихом океане? Крайне медленно! Так, бои за сравнительно небольшой остров Окинава длились около трёх месяцев, хотя против 80-тысячного гарнизона острова было брошено более 450 тысяч американских солдат и офицеров, 1317 кораблей и 1727 самолётов. Американцы потеряли здесь 48025 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, 34 корабля и 763 самолёта, а 368 американских кораблей были повреждены.
— Сравнение в самом деле о многом говорит. Там — три месяца на овладение одним островом, а здесь — менее месяца на разгром всех вооружённых сил.
— Кузнецов вспоминал телефонный разговор тех дней со Сталиным, который шутя спросил: «Всё ещё воюете?» А в этот момент наши части как раз высаживались на последний остров Курильской гряды — Кунашир. «На Хоккайдо высаживаться не следует», — продолжив шутку, сказал Верховный. «Без приказа не будем», — в тон ему ответил выдающийся флотоводец советской военной школы.
