Двенадцатого ноября 1974 года в одной из тюремных больниц Казахской ССР умирал необычный заключенный. «Кризис наступил внезапно. Иван Никифорович приподнялся на своей жесткой металлической койке, едва слышно произнес: «Вот и все…» — глотнул судорожно воздух и упал на подушку. Врач констатировал сердечно-легочную недостаточность», — вспоминал подельник и соратник заключенного Владислав Филатов (опубликовано в газете «Сельская жизнь» в 1988 году). Имя героя мемуаров — Иван Худенко. В 1960-е годы он попытался внедрить в советском сельском хозяйстве капиталистические методы ведения дел, добился 20-кратного повышения производительности труда, но окончил свои дни за решеткой как расхититель социалистической собственности.
Впрочем, обо всем по порядку. Победив Германию, Советский Союз проигрывал битву за картошку и пшеницу. Засуха, неурожай и голод 1946–1947 годов сменились затяжной депрессией в сельском хозяйстве. Попытки партийных органов навести порядок «на селе» привели к исчезновению даже намека на хозяйственную самостоятельность колхозов. Директора хозяйств тратили все свое время на согласования планов сева, подъема паров, междурядной обработки, уборки, молотьбы и зяблевой пахоты. Колхозники меж тем закладывали фундамент сегодняшнего повального алкоголизма на селе. Ничего изменить в своей жизни они не могли, у крестьян с 1932 года даже не было паспортов, которые позволили бы им свободно перемещаться по стране.
Приход к власти Никиты Хрущева в 1953 году ненадолго изменил ситуацию. Все помнят кукурузу (ее высаживали даже в Якутии) и распашку целинных земель. Меньше запомнилось, что в первые пять лет при Хрущеве колхозам дали возможность работать по-человечески. Главное, партийным органам не рекомендовали вмешиваться в текущую деятельность хозяйств. Колхозу можно было дать план работы, а как его выполнить — дело директора и его крестьян. Хозяйствам простили все долги, накопившиеся еще с военных времен, и вдвое уменьшили сельхозналог; в 2–5 раз были повышены закупочные цены на продукцию, в том числе произведенную сверх нормативов. С трибуны партийного пленума Хрущев объявил, что материальная заинтересованность сельских работников в развитии производства есть один из «коренных принципов социалистического хозяйствования». К тому же колхозникам дали паспорта и впоследствии стали платить государственные пенсии. Как результат, объем валовой продукции сельского хозяйства за 1954–1958 годы вырос на 35,3%.
Иван Никифорович Худенко был характерным персонажем той эпохи — «шестидесятником» от сельского хозяйства. Крестьянский сын, он родился в 1918 году, в 1934 году окончил финансово-кредитный техникум и был направлен на работу помощником счетовода в совхоз. Прошел Финскую и Великую Отечественную войны, служа «по хозяйственной части». В 1957-м демобилизовался в чине капитана, осел в Алма-Ате, стал начальником отдела финансирования совхозов в министерстве сельского хозяйства Казахской ССР. Однако спокойно перекладывать бумажки не смог. Вдова Худенко Татьяна Гавриловна вспоминала: «Бывало, сидим, смотрим телевизор, вдруг кто-то выступает по хозяйственным вопросам. Иван Никифорович тут же за карандаш, все цифры запишет, пересчитает и потом свое мнение шлет: это, мол, верно, а это неправда, вранье! Он цифры любил, только чтоб честные... А если нечестные, так просто страдал!.. Он непорядка не терпел... Говорил: добро у нас под ногами валяется, а мы его топчем... Дай человеку свободу, говорил, так он горы своротит!»
В начале 1960-х беспокойному экономисту дали в управление многоотраслевой совхоз «Илийский» Алма-Атинской области. Здесь Худенко поставил эксперимент по внедрению «безнарядно-звеньевой системы организации и оплаты труда». А попросту говоря, Худенко перевел свой совхоз на полный хозрасчет, подкрепленный прямым материальным стимулированием работников. Оплачивались достигнутые результаты, а не затраченные усилия.
Вместо громоздкой системы из трех комплексных отделений и девяти полеводческих бригад с огромным числом работников и общей, то есть «ничьей», техникой, было создано 17 звеньев по 4–5 человек с закрепленной за ними техникой (комбайнами, тракторами и т. д.). Каждое звено имело строго очерченные функции и фонд затрат на их исполнение. На девяти токах прежде работало, в зависимости от количества зерна, до 500–600 человек. После реорганизации по системе Худенко было создано три механизированных тока, а их обслуживало всего 12 человек. Число управленцев в совхозе было сокращено со 132 до двух человек — остались управляющий (он же главный агроном) и экономист-бухгалтер зернового отделения.
Экономические результаты эксперимента были ошеломляющими. Работа по новой системе стартовала 1 марта 1963 года. За первый же сезон производство зерна в совхозе выросло в 2,9 раза, прибыль на одного работающего — в семь раз, а себестоимость центнера зерна упала с 5–7 рублей до 63 копеек. Производительность работника в механизированных звеньях за год увеличилась почти в 20 раз. Соответственно выросли доходы. Начальник звена получал 350 рублей в месяц, его механизаторы по 330 рублей. В других совхозах СССР и 100 рублей считались хорошим месячным доходом.
Центральная пресса разразилась хвалебными публикациями, казахские документалисты сняли о Худенко фильм «Человек на земле», а отцы республики в конце сельхозсезона закрыли эксперимент. Приехавшим защищать новатора московским экономистам сказали честно: Худенко «нарушает социальный мир». Дело в том, что численность занятых в «Илийском» работников по системе Ивана Худенко сократилась с 863 до 85 человек. Автор эксперимента предложил решение проблемы: построить в «Илийском» плодоовощной комбинат, который бы круглогодично снабжал казахскую столицу свежими и консервированными овощами и фруктами. Но на это нужны были дополнительные ассигнования… К тому же Худенко предлагал распространить его опыт на все сельское хозяйство страны. В таком случае трудоустраивать заново пришлось бы 33 млн из 40 млн занятых тогда в производстве крестьян. В конце 1964 года новый первый секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев посмотрел фильм «Человек на земле» и завершил дискуссию: «Это дело преждевременное».
Уже в последние хрущевские годы относительной самостоятельности крестьян пришел конец. Материальное стимулирование, прогрессивные методы работы — все это ерунда, просто надо лучше работать и следовать линии партии. Тем более удивительно, что Иван Худенко в 1969 году добился проведения нового эксперимента. Буквально на голом месте, в казахстанской полупустыне был создан небольшой совхоз «Акчи», официально именовавшийся «опытным хозяйством по производству витаминной травяной муки». Добавка такой муки, содержащей много белка и витаминов, в рацион коров поднимает удои на 30–40%. «Акчи» вновь был выстроен из звеньев (рабочих групп, как сейчас сказали бы) — механизаторских, строительного, управленческого. Все звенья работали на полном хозрасчете, и вопросы решались гласно и вполне демократично на совете хозяйства, которому подчинялся его директор. В управленческом звене было всего два человека — директор Михаил Ли и экономист-бухгалтер Иван Худенко.
Эксперимент проводился по постановлению Совмина Казахской ССР, а его условия были согласованы с союзными ведомствами — Комитетом по труду, ЦСУ СССР, Минфином и Госбанком СССР. Как это удалось Худенко — до сих пор загадка. Производительность труда в «Акчи» была в шесть раз выше средней по республике, зарплата выше в два-три раза. Необычно высоким было и качество самой продукции совхоза — травяной муки. Как вспоминал партнер Худенко Владислав Филатов: «Для высшего сорта содержание каротина в травяной муке устанавливалось в 180 единиц, а у нас было 280. Приборы зашкаливало, приемщики не верили своим глазам. А мы вычитали, что его содержание зависит от времени суток. И косили ночью, когда каротина максимум».
Привлеченные духом свободного и творческого труда, в «Акчи» перешли алма-атинский архитектор Владислав Филатов (уже упоминавшийся выше), строивший со своим звеном комфортабельные дома для совхозников, и директор соседнего хозяйства Владимир Хван. Об «Акчи» писала местная и центральная пресса, а статью из «Литературной газеты» перепечатал даже орган югославских коммунистов «Борба» под заголовком «Тайна экономического чуда в казахстанском совхозе».
В 1970 году эксперимент был закрыт, причем самым варварским способом. Вот как запомнил это Филатов: «Все было похоже на разбойное нападение. В середине дня наряд конной милиции окружил наш завод по производству травяной муки. Людей в буквальном смысле слова стаскивали с тракторов, отгоняли от работавших на заводе агрегатов. Со стороны могло показаться, что идет облава на крупных преступников». Совхоз закрыли в разгар сезона, не заплатив рабочим денег и не вернув сделанных ими капиталовложений.
Худенко и его команда три года боролись за свое дело, ходили по кабинетам и редакциям газет. «Поймали» новаторов на глупости. Устав бороться за идею, Худенко попытался вернуть хотя бы заработанные в совхозе деньги. Составив иск в суд, экономист скрепил документ печатью несуществовавшего уже «Акчи». Это и стало формальным поводом обвинить Худенко и его партнеров в попытке хищения госсобственности. Конец этой истории вы знаете.
Ошибка Худенко — не только в излишней самостоятельности. Никогда нельзя демонстрировать власть имущим, что ты успешнее их. Свидетели событий в «Акчи» указывают на «истинную» причину закрытия второго эксперимента Худенко. Друг Брежнева, министр сельского хозяйства казахской ССР Михаил Рогинец, посетив «Акчи» с недружественным визитом, увидел построенные звеном Филатова коттеджи с электроплитами и принялся орать: «Во дворцах жить захотели! Не по чину берете!» В ответ услышал, что в стране строится коммунизм, при котором все будут работать по способностям, а получать по потребностям, и резко возразил: «Но потребности будут разные. У меня — одни, а у вас — другие». Другой высокий чин из казахского минсельхоза добавил: «У вас тракторист получает 360 рэ, это больше, чем у завотделом в нашем министерстве! Где же здесь справедливость?»
Типичная для тех лет история. Можно вспомнить громкое дело председателя подмосковного колхоза имени Кирова (деревня Черная Балашихинского района) Ивана Снимщикова. В 1952 году он был избран шестнадцатым за пять лет председателем развалившегося хозяйства в восемьдесят работников, занимавшего последнее место в области по всем показателям. За следующие семнадцать лет Снимщиков сумел вывести колхоз в передовики. Его колхозники брались за любое дело, которое могло принести деньги. Расплетали старые канаты, валявшиеся на земле в портах Риги, Архангельска и Владивостока, и делали из них каболку для нужд строителей и электриков, шили матрасы, делали соки и джемы из загубленных овощебазами фруктов и овощей, штамповали пластмассовую тару для парфюмерных фабрик. Все это продавали по «договорным ценам», что давало средства на развитие основного бизнеса (животноводство и растениеводство), строительство и благоустройство. В колхоз вернулись люди, к 1969 году у Снимщикова работало полторы тысячи человек, а общий объем реализованной продукции составлял 12 млн рублей.
И все бы хорошо, но люди Снимщикова жили вызывающе хорошо — председатель платил своим двойную зарплату и катал доярок по Черному морю на теплоходах. В итоге Снимщикова обвинили в «нэпманстве», частнособственнических настроениях и отдали под суд. Колхоз забурлил, трактористы кричали: «Сейчас заведем трактора и поедем на Красную площадь с демонстрацией». Иван Снимщиков получил шесть лет с конфискацией имущества (на 900 рублей, по описи суда), был амнистирован через пять, ослеп и умер в крошечной «хрущобной» квартирке.
Трагической была и судьба упрятанного в тюрьму украинца Виктора Белоконя, одноногого героя войны, чей колхоз «Сербы» расцвел на поставках яблок и груш из-под Одессы в Забайкалье. В ряду репрессированных за хорошую работу — владимирский председатель Аким Горшков, кубанский комбайнер Владимир Первицкий и многие другие. Между тем при Брежневе сельское хозяйство погрузилось в депрессию. С 1963 года СССР закупал продовольствие за рубежом. Государственные капиталовложения в сельское хозяйство в 1966–1980 годах оценивались в 383 млрд рублей — при почти нулевой отдаче. Любой человек старше 25 лет помнит, что пару килограммов мяса в одни руки можно было получить, только отстояв три часа в очереди. Чем закончилась эта история, вы уже знаете.
И, кстати, маленькая деталь акчинской истории: после разгрома худенковского хозяйства в освободившиеся дома выселенных совхозников въехало райкомовское начальство
Ирина Карацуба
