В Сети продолжается накрутка темы вокруг использования образов – у нас принято говорить «негров», где-то говорят «чернокожих», за океаном – «афроамериканцев» – в рекламе российских ресторанов, магазинов, торговых центров и т. д. Но не только их. А еще ЛГБТ-тематики, радужных расцветок, жеманных физиономий, бесполых образов и прочих элементов странной для нас культуры.
Собственно, сам скандал разгорелся после ряда акций сетевого движения «Мужское государство», начавшего, как выражаются некоторые либеральные СМИ, «травлю» сети ресторанов, использующих образы негров в рекламе. Но подобные эксцессы возникали и ранее.
К слову, «негр» – самое точное определение тех, кто по происхождению принадлежит к африканским этносам с черной кожей, то есть представителям негроидной расы. «Чернокожий» – неточное, потому что чернокожим является и часть коренного населения Индии, а также Латинской Америки, Индокитая, Австралии и других частей света.
Афроамериканец – это вообще понятие исключительно из смыслового контекста США, и тоже не точное, ибо в Африке проживают и арабы (многие из которых просто белые), и, например, белые буры, давно ставшие коренным населением этого континента, и все они могут стать американцами, получив паспорта США. Так что самое точное определение – негр, так как подчеркивает принадлежность к конкретной расе, а вся негативная коннотация этого термина также заимствована из США.
Как и весь ажиотаж вокруг негритянской темы, который навязан нам извне – всё это вообще не наша повестка, как и не наш культурный код. В России, как и когда-то в СССР, негров – единицы. При этом необъятные просторы нашего государства исторически населяет великое множество самых разных народов и этносов, и это – прекрасно, и всех их мы любим и готовы обнять.
Но вот именно негры не являются представителями традиционных народов России, так же, как, например, и арабы. Их образы для нас – экзотика. Но экзотика не должна быть такой навязчивой, только ей мы не можем питаться, как невозможно питаться одним лишь черным перцем или сухим лавровым листом. Всё это может быть лишь приправой к основному. Но что для нас основное?
Наши предки не угнетали негров. Они не вывозили массово жителей западного побережья Черной Африки, не эксплуатировали их с особой жестокостью, не относились к ним как скоту, заставляя работать на себя. То, что творили колонизаторы Северной Америки, не только в отношении негров-рабов, но и в отношении местного населения – североамериканских индейцев – это ужасно, бесчеловечно и просто не укладывается в голове.
Лишь высокомерное сознание англосаксов могло породить все эти чудовищные деяния, как и большинство других преступлений против человечности. Но русские, как и все остальные народы Большой России, включающей в себя ореол постсоветского пространства, тут вообще ни при чем. Да и в советский период мы считали неприемлемым угнетение людей из-за их цвета кожи, особенно в США.
Такое отношение к людям, как и рабство в целом, вообще не укладывается в русскую православную этику, лежащую в основе нашей цивилизации. На этом месте либералы начинают вопить: «Ага, а как же крепостное право!» – и этот важный момент требует пояснения.
Крепостное право – как те же либералы сами выражаются – это другое.
Крепостное право – часть концепции государства-крепости, обороняющейся от нападок сил антихриста православной Руси. В центре его крепостной царь – первый молитвенник, выступающий посредником между Богом и народом. Вокруг него – крепостное дворянство, служилое сословие, цель и предназначение которого – драться и умереть за Отечество и народ. Возможность сражаться для него обеспечивает крепостное крестьянство – люди, которые сами не готовы умирать, глядя смерти в лицо, но поворачиваются к смерти спиной, в готовности гнуть спину, работая на тех, кто умирает. Лишь бы не умирать самим.
Эта цельная модель была разрушена Романовыми, когда сначала раскрепостились сами цари и особенно царицы, а затем они же раскрепостили дворянство, оставив, впрочем, крестьянство закрепощенным. Что и создало социальный перекос, и все пороки и недуги крепостничества, когда вместо того, чтобы умирать, дворяне так же самоотверженно разлагались. Крестьяне же продолжали работать, но уже не для того, чтобы обеспечить дворянина всем необходимым для войны, а для того, чтобы он продолжал разлагаться, набираясь всякой идеологической либеральной дряни, раскатывая по Европам.
Эта наша крепостная модель была несправедливой, и она в конечном итоге была демонтирована. Но концепция государства-крепости не имеет ничего общего с идеей наживы за счет эксплуатации рабов со стороны англосаксов и созданной ей Северо-Американской культурой. Они в итоге тоже упразднили свой социальный перекос, хотя и на сто лет позже, чем мы, и только сейчас решили покаяться за это. Но к нам-то это какое имеет отношение?
Крепостное право – это недуг, но это наш недуг. И если русским перед кем-то и каяться, создавая особые условия, преференции и возводя в социальный культ (как это делают в США в отношении негров), то тогда уж перед русским крестьянством. 18 февраля 1762 года Петр III подписал указ о вольности дворянства, и лишь через век, в 1860-х, было раскрепощено русское крестьянство.
Целый век несправедливости, за что к русским крестьянам сейчас должно быть особое отношение: льготы, пособия, беспроцентные ссуды, любая поддержка со стороны государства, а также образы русских крестьян повсюду – в рекламе, на плакатах, в роликах, фильмах, отовсюду на нас должны глядеть именно они – русские крестьяне, потомки крепостных. Но вместо них на нас глядят, улыбаясь, потомки американских рабов из Африки и представители второго поколения иммигрантов в Европу из арабского мира, часто бесполые или с явной смещенной гендерной идентичностью. Почему?
Потому что мы находимся в состоянии культурной оккупации со стороны Запада, не только конкретно мы – вся планета. Не только негры и арабы в рекламе, ЛГБТ-сеты в меню и радужные расцветки из всех щелей, но и западная музыка повсюду: в тренажерных залах, торговых центрах и даже общественных туалетах – засилье американской попсы. В телевизоре, в кинозалах, в интернете – засилье голливудского кино. Западными речевыми кодами засорен язык, западной эпистемой – образование.
Оправдать образы чернокожих в рекламе, да и повсюду, можно только одним образом: «да что уж плакать по волосам, если голову потеряли». Но тут вдруг спохватились – «а как же Брестская крепость, оставшаяся далеко в тылу наступающих вражеских войск, как же реклама, почему столько негров?».
Потому что культурная оккупация – это комплексное явление, которое должно охватить все области и сферы жизни. А сама она является элементом западного глобалистского проекта, стремящегося навязать всем образ жизни и даже образ мысли лишь одной, западной, цивилизации, объявив их, не понятно, на каких основаниях, универсальными для всего человечества.
Пиетет и раскаяние, вплоть до подобострастия перед неграми – это проблемы Запада, их социальный вектор, BLM – это их проблема, но не наша. Половое раскрепощение и вообще преодоление половой идентичности, преклонение перед меньшинствами вплоть до доминирования их над большинством – это их, Запада, выбор. Пусть живут как хотят.
Но им же этого мало. Их так называемые ценности расползаются как зараза по всему миру, диктуя и указывая другим народам и цивилизациям, как им жить. Помимо этого, они еще и контролируют – везде ли присутствуют порожденные Западом транснациональные корпорации и их продукция, в достаточной ли степени соблюдаются нормы американской демократии, в полной ли мере расползаются западные «ценности», везде ли доминирует западная масскультура.
Для контроля за соблюдением западных норм и ценностей США повсюду расплодили свою агентуру, сети, НКО, которые как раз-таки травят всех, кто хоть как-то пытается сопротивляться западному либеральному агрессивному засилью. По замыслу глобалистских стратегов, ничего своего у народов мира не должно в итоге остаться. Даже рекламы. Не говоря уже о традиционной половой идентичности, традиционной семье и половой сдержанности.
Но если кто-то против и возмущается засильем чужеродных образов, так тут травля по полной. «Фашист», «расист», «террорист», визжат либералы и англосаксы, сами являясь при этом чемпионами по количеству античеловеческих преступлений, носителями расистского высокомерия, эксплуататорами народов и агрессивными разжигателями сотен войн.
А что касается рекламы, то чуждые нашему культурному коду и менталитету образы скорее отталкивают обывателя, который, может, и не в состоянии этого сформулировать, но внутренне испытывает к этому, скорее, неприязнь. Понимают это и держатели магазинов, торговых центров и брендов, но сделать с этим, видимо, ничего не могут. Ведь «там, где деньги их, там и душа их», и распоряжаются и тем и другим агрессивные глобалисты, которые не терпят возражений.
Валерий Коровин
