В декабре исполняется 220 лет со дня рождения великого русского поэта Федора Тютчева. Как известно, он был не профессиональным литератором, а дипломатом и 22 года провел за границей. Но был он еще не только поэтом и дипломатом, а, как бы сегодня сказали, «бойцом информационного фронта».
Дело в том, что полтора века назад Россия тоже проводила своего рода Специальную военную операцию, которая тогда еще так не называлась. Речь идет о Крымской войне 1853-56 гг., когда на нашу страну ополчились самые мощные тогда в мире государства – Англия и Франция, выступившие якобы на защиту Турции. Поддержку этой коалиции выразили также Австрия, Пруссия и Сардинское королевство.
Хотя, конечно, СВО на Украине и Крымская война – события разного характера. Но некоторые исторические параллели явно налицо: схватка России с объединенной Европой, а яблоко раздора – все тот же Крым. Английский историк Алан Тэйлор в исследовании «Борьба за господство в Европе» прямо писал, что целью Англии в той войне была не защита Турции, а «уничтожение превосходства России». Такая же подоплека и у нынешних событий на Украине.
Но самое главное, что и во времена Тютчева тоже крайне остро стоял вопрос о необходимости противодействия русофобии Запада и борьбы с затесавшимися в руководство Российской империи прозападными деятелями.
Важную роль в этой жестокой схватке с ними сыграл и русский поэт-дипломат Федор Тютчев, который был еще и великим прозорливцем, пламенным публицистом, отдавшим свое искусное перо на служение интересам России.
В то время, когда Тютчев находился на дипломатической службе, министерство иностранных дел Российской империи возглавлял граф Нессельроде. Немец по происхождению и яростный русофоб. До конца своей жизни так и не научившийся хорошо говорить по-русски, он проводил крайне невыгодную для России политику. Но именно Нессельроде был по службе непосредственным начальником Тютчева, который называл его «Кисельвроде», и заклеймил в стихах:
Нет, карлик мой! трус беспримерный!.
Ты, как ни жмися, как ни трусь,
Своей душою маловерной
Не соблазнишь Святую Русь...
А Нессельроде, воспользовавшись тем, что Тютчев без разрешения с его стороны ненадолго по неотложным делам оставил свой дипломатический пост в Турине, тут же его уволил. После этого Федору Ивановичу пришлось вернуться в Россию.
При возвращении в Петербург Тютчев оказался не у дел. Но обладавший блестящим красноречием и умением вести остроумные светские беседы, он быстро стал видным лицом петербургских салонов, завел в столице множество влиятельных знакомств, занялся активной публицистической деятельностью, горячо отстаивая в печати, в том числе и за рубежом, интересы России.
Вскоре на одну из его ярких статей обратил внимание Николай I, после чего Тютчева пригласил всесильный начальник III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии граф Бенкендорф, который выполнял личное поручение императора. Николай был возмущен появившейся в то время книгой французского маркиза Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году». Ласково принятый в Петербурге коварный маркиз, вернувшись потом в Париж, написал злобный пасквиль, который буквально шокировал русское общество. В нем Россия изображалась, как мрачная и угрюмая деспотия, страна варваров и рабов.
Но клеветал на Россию не только он один, вся Европа была охвачена русофобией. Знаменитый Виктор Гюго писал:
Россия! Ты молчишь, угрюмая служанка
Санкт-Петербургской тьмы, немая каторжанка
Сибирских рудников, засыпанных пургой,
Полярный каземат, империя вампира.
Россия и Сибирь – два лика у кумира:
Одна личина – гнет, отчаянье – в другой.
Царь решил, что на эти гнусные выпады надо дать достойный ответ, сделать так, чтобы на Западе о России знали правду. Тютчев был назначен чиновником по особым поручениям при госканцлере Александре Горчакове, а потом – председателем иностранного цензурного комитета.
Тютчеву было поручено создание позитивного образа России на Западе, а также самостоятельные выступления в печати по политическим проблемам взаимоотношений между Европой и Россией.
Другими словами, Тютчев оказался в роли одного из самых эффективных, как сказали бы сегодня, контрпропагандистов, отвечая своим пером на потоки лжи и клеветы, которые уже тогда лавиной катились с Запада на нашу страну.
Незадолго до начала Крымской войны Тютчев выехал через Берлин в Париж в качестве дипломатического курьера. Но в действительности, находясь в Париже, он предпринял свою собственную дипломатическую акцию – посетил жившего там в эмиграции Генриха Гейне. Через три недели после отъезда Тютчева из Парижа французский посол в России Кастельбажак писал своему начальству: «Русскому правительству необходимо сейчас опровергнуть мнение английской, французской и германской прессы, обрушившей на него единодушное осуждение! Для этого оно... направило в Париж г-на Тютчева... с заданием "обработать" французских журналистов!.. Он поддерживает отношения с некоторыми нашими писателями и журналистами, настроенными непростительно благосклонно к загранице и враждебно к правительству нашей родины... Его необходимо взять под наблюдение!».
В ответ руководитель восточного отдела министерства иностранных дел Франции Тувнель известил посла: «Я взял на заметку г-на Тютчева... и завтра же передам его под надзор полиции».
Именно с Гейне Тютчев встретился не случайно. В 1828 году в своих известных «Путевых картинах» немецкий поэт писал, что «самый пылкий друг революции видит спасение мира только в победе России и даже смотрит на императора Николая как на гонфалоньера свободы... Те принципы, из которых возникла русская свобода... это – либеральные идеи новейшего времени; русское правительство проникнуто этими идеями, неограниченный абсолютизм является скорее диктатурой, направленной к тому, чтобы внедрять эти идеи непосредственно в жизнь... Россия — демократическое государство». Понятно, что в те времена (да и сейчас!) такие слова великого немецкого поэта были для Европы страшной крамолой.
Но Тютчев не только вел «контрпропагандистскую» работу с западной интеллигенцией. Он напрямую обращался к европейскими СМИ. «О России, – написал он Гюставу Кольбу, редактору влиятельной немецкой «Всеобщей газеты», – много говорят; в наши дни она стала предметом жгучего, беспокойного любопытства. Очевидно, что она сделалась одной из самых больших забот нынешнего века…, дитя Запада, видит в России если и не враждебную, то совсем чуждую и не зависящую от нее стихию… Что такое Россия? Каков смысл ее пребывания в мире, в чем ее исторический закон? Откуда она пришла? Куда идет? Что представляет собою? Если бы можно было в разливе враждебных криков против России обнаружить разумный и благовидный повод для оправдания такой ненависти!».
Уже в те времена Тютчев предвидел, что под фальшивыми лозунгами свободы и демократии на Россию будет предпринята мощная атака, предсказывал, что нашу страну ждут тяжелые испытания, но она сумеет их преодолеть.
Он пророчески предупреждал германского редактора, что проводимая по отношению к России политика раздоров и вражды принесет горькие плоды. «И вот тогда-то, милостивый государь, – писал Тютчев, – вы слишком дорого заплатите за то, что однажды были к нам несправедливы».
А в статье «Россия и Запад» Тютчев заклеймил российскую прозападную интеллигенцию фразой, которую с полным основанием можно отнести и к нынешним русофобам, сбежавшим из России после начала СВО.
«Сей безымянный народец, – отметил он, называя их "злейшим врагом", – одинаков во всех странах.
Это племя индивидуализма, отрицания». При этом Тютчев отмечал ложность навязываемых России с Запада норм и стандартов:
Давно на почве европейской,
Где ложь так пышно разрослась,
Давно наукой фарисейской
Двойная правда создалась.
Применительно к славянству, горячим сторонником которого он был, Тютчев так описывает эту угрозу:
«Есть у Славянства злейший враг, и еще более внутренний, чем немцы, поляки, мадьяры и турки. Это их так называемые интеллигенции. Вот что может окончательно погубить славянское дело… Эти глупые, тупые, с толку сбитые интеллигенции до сих пор не могли себе уяснить, что для славянских племен нет и возможности самостоятельной исторической жизни вне законно-органической их зависимости от России».
Как считают биографы Тютчева, Крымская война оказалась для него своего рода центральным историческим событием, определившим самые существенные основы его мировосприятия. Ход и характер этой войны подробно исследован в трактате Е. В. Тарле «Крымская война». Историк подробно показывает, как Англия и Франция всячески подталкивали и подстрекали Турцию, обещая ей безусловную мощную поддержку Европы, как сегодня это происходит, когда те же страны подталкивают уже Украину к «возвращению» Крыма. Но своей главной целью, как тогда, так и сегодня, русофобский Запад ставил ослабление своего геополитического соперника – России.
Тютчев ясно понимал все это еще до начала Крымской войны. Он писал:
«В сущности, для России опять начинается 1812 год; может быть, общее нападение на нее не менее страшно теперь, чем в первый раз...».
А еще за шесть лет до начала войны, 14 марта 1848 года, поэт ставил вопрос о том, сумеет ли враждебная России сила создать «вооруженный и дисциплинированный крестовый поход против нас и бросит ли вновь, как в 1812 году, весь Запад против нас – вот вопрос, который должен обнаружиться». А 2 февраля 1854 года он уже со всей определенностью предсказывал:
«Перед Россией встает нечто еще более грозное, чем 1812 год... Россия опять одна против всей враждебной Европы».
Но тогда, как и сегодня, враг действовал не только извне, но и внутри России. У руководства внешней политики Российской империей стоял уже упомянутый граф Нессельроде. Иностранцев и доморощенных западников было полно во всех министерствах и ведомствах России.
Неслучайно в 1848 году К. Маркс и Ф. Энгельс писали, что «вся русская политика и дипломатия осуществляется, за немногими исключениями, руками немцев или русских немцев... Тут на первом месте граф Нессельроде – немецкий еврей; затем барон фон Мейендорф, посланник в Берлине, из Эстляндии... В Австрии работает граф Медем, курляндец, с несколькими помощниками, в их числе некий г-н фон Фотон, – все немцы. Барон фон Бруннов, русский посланник в Лондоне, тоже курляндец... Наконец, во Франкфурте в качестве русского поверенного в делах действует барон фон Будберг, лифляндец. Это лишь немногие примеры. Мы могли бы привести еще несколько дюжин таких примеров...», – утверждали классики марксизма.
Такое, как считают, происходило, в частности, потому, что после восстания декабристов, Николай I не доверял русским дворянам. Как писал В. О. Ключевский, 14 декабря «кончается политическая роль русского дворянства... В этом заключается, по моему мнению, самое важное последствие 14 декабря».
А Нессельроде, пользуясь своей властью, сумел в течение многих лет преграждать дипломатический путь и Горчакова, и Тютчева, потому что они были русскими дворянами.
Но постепенно позиция царя менялась, летом 1854 года Николай I, наконец, назначил Горчакова на важнейший пост посла в Вене. А возражавшему против этого назначения Нессельроде он сказал: «Я назначил его потому, что он – русский». Ранее император из этих же соображений отправил послом в Константинополь морского министра А.С. Меншикова – как «чисто русского человека».
Тютчев ясно видел врагов России не только на Западе, а и в самой России. Он так писал о деятелях руководимого Нессельроде министерства иностранных дел:
«Когда видишь, до какой степени эти люди лишены всякой мысли и соображения, а следственно, и всякой инициативы, то невозможно приписывать им хотя бы малейшую долю участия в чем бы то ни было и видеть в них нечто большее, нежели пассивные орудия, движимые невидимой рукой».
8 апреля 1854 года, когда уже полыхала Крымская война, Тютчев констатировал:
«Ну вот, мы в схватке со всею Европой, соединившейся против нас общим союзом. Союз, впрочем, неверное выражение, настоящее слово: заговор... Нет ничего нового под солнцем, однако же едва ли не справедливо, что в истории не бывало примеров гнусности, замышленной и совершенной в таком объеме...».
«Давно уже можно было предугадывать, – бил в набат прозорливый поэт, – что эта бешеная ненависть... которая тридцать лет, с каждым годом все сильнее и сильнее, разжигалась на Западе против России, сорвется же когда-нибудь с цепи. Этот миг и настал...».
По его словам, России «просто-напросто предложили самоубийство, отречение от самой основы своего бытия, торжественное признание, что она не что иное в мире, как дикое и безобразное явление, как зло, требующее исправления». Но разве не того же самого требует и сегодня от нас ополчившийся на Россию Запад?
Дипломат Тютчев прозорливо понимал, что в условиях неизбежного столкновения с Западом России необходимо иметь и надежный крепкий тыл. А потому он также пророчески указывал на опасность существования русофобской «пятой колонны» внутри страны, хотя, конечно, так ее еще не называл. В письме своей дочери Анне он писал:
«Современное явление, приобретающее все более патологический характер. Речь идет о русофобии некоторых русских – причем весьма почитаемых… Раньше они говорили нам, и они, действительно, так считали, что в России им ненавистно бесправие, отсутствие свободы печати и т. д., и т. п., что потому именно они так нежно любят Европу, что она, бесспорно, обладает всем тем, чего нет в России. А что мы видим ныне? По мере того, как Россия, добиваясь большей свободы, всё более самоутверждается, нелюбовь к ней этих господ только усиливается. И напротив, мы видим, что никакие нарушения в области правосудия, нравственности и даже цивилизации, которые допускаются в Европе, нисколько не уменьшили пристрастия к ней. Словом, в явлении, которое я имею в виду, о принципах как таковых не может быть и речи, здесь действуют только инстинкты, и именно в природе этих инстинктов и следовало бы разобраться».
Заставив приковать основные русские силы к Петербургу под угрозой мощного нападения на столицу империи, союзники обрушили главный свой удар на Крым. Но перебросить быстро туда войска Россия не могла. Ранее Нессельроде и министр финансов Канкрин сумели убедить царя, что железные дороги, которыми с середины 1820-х годов начала покрываться Европа, – это только бесполезная забава.
Есть и еще одна деталь, которая показывает, кто дергал из-за кулис за ниточки внешней политики России. Из трактата Г. В. Вернадского о масонстве, изданного в 1917 году в Петрограде, следует, что Нессельроде-отец был причастен к западноевропейскому масонству, а эта принадлежность обычно передавалась «по наследству». Сын его родился в лиссабонском порту на английском корабле и там же был окрещен в англиканскую веру, в России же православие не принял. А потому деятельность его во внешнеполитических делах Российской империи была зловещей.
И не только во внешнеполитических. Известно о причастности кружка Нессельроде к гибели Пушкина. Барон Геккерн, приемный отец Дантеса, был не просто голландским дипломатом, а и агентом Нессельроде. Так что у Пушкина и Тютчева были одни и те же враги...
Поэт тяжело воспринял неудачу России в Крымской войне и, в особенности, падение Севастополя. И все же Тютчев ни в коей мере не был сломлен. У него не было сомнений в величии судеб родины, он ясно понимал, что у его страны есть могучий защитник.
«Истинный защитник России, – был уверен поэт, – это история, ею в течение трех столетий неустанно разрешаются в пользу России все испытания, которым подвергает она свою таинственную судьбу».
Эти вещие слова поэта в полной мере можно отнести и к нашим дням. Ведь и сегодня у нас нет сомнений, что СВО на Украине будет доведена до конца.
Владимир Малышев
