Что происходит с современной Европой? Почему там сознательно фальсифицируют историю и отказываются от формировавшихся веками культурно-исторических ценностей? Об этом и многом другом в интервью «Красной звезде» рассказала известный российский историк, президент Фонда исторической перспективы, член Общественной палаты Российской Федерации Наталия Нарочницкая.
– Наталия Алексеевна, недавно вы приняли участие в круглом столе на тему «Противодействие фальсификации истории Великой Отечественной и Второй мировой войн – важнейшая составляющая защиты национальных интересов и безопасности России», проведённом НИИ военной истории Военной академии Генерального штаба. То, что тема эта остаётся актуальной, сомнений не вызывает. Но нашли ли мы уже те формы и методы, которые позволяют эффективно этой фальсификации противодействовать?
– Когда по всем направлениям ведётся такая массированная атака, методы и формы противодействия должны быть разнообразными. Для историков, например, это публикация документов, проведение конференций с приглашением серьёзных учёных из-за рубежа. Как правило, в научном мире этика отношения к документам, историческим фактам всё-таки иная, нежели у многих иностранных пропагандистов и журналистов. Чёрное они не будут называть белым и наоборот.
Но стоящая перед нами задача гораздо шире, чем дебаты с историками. Особого внимания требует то, что происходит с сознанием нашей молодёжи. Его обрабатывают недруги современными информационными технологиями, разрушая единство мировоззрения, а оно – главное нематериальное условие национальной безопасности.
На Западе никогда бы не посмели так откровенно фальсифицировать историю, если бы первыми над нашей Победой не начали глумиться наши же доморощенные деятели «либерального толка». Впрочем,
к либерализму они не имеют никакого отношения, ибо нетерпимость к инакомыслию у них куда больше, чем у нас с вами. Первый удар был нанесён ими уже давно, в конце 1980-х и в 1990-е. Причём это были не историки, а «профессиональные ниспровергатели».
Упор делался, конечно же, на принижение в целом роли СССР в разгроме фашизма, что тут же подхватили на Западе. Хотя факты говорят сами за себя. На восточном фронте за всё время войны Гитлер положил 676 дивизий. А на всех западных фронтах, от Африки до Балкан, всего 176. О чём тут ещё говорить? Вслед за этим началось развенчание образов наших прославленных полководцев и т.д.
Однако главный удар наносился по самому смыслу войны! Оказывается, велась она не за сохранение нации как суверенного вершителя собственной истории вместо уготованного Гитлером положения рабов, а за… демократию. А раз у нас был тогда недемократичный режим, значит, Сталин – такой же тоталитарный монстр, как и Гитлер. В те годы это было особенно опасно, поскольку эйфория от тотального пересмотра прошлого пронизала общество довольно широко, и люди совершали грех библейского Хама, в упоении кричали о реальных и мнимых грехах советской системы, воображая, что на «разрушении до основания» появится нечто идеальное!
А память о Великой Отечественной оставалась практически единственной национальной скрепой. На неё и был направлен этот удар. Однако память народная всё-таки оказалась сильнее…
К сожалению, нынешняя молодёжь не вполне представляет, что Гитлер готовил для порабощённых народов, особенно для славян. Нам ведь угрожала не просто потеря части территории или материального достояния, как в войнах прошлых веков. Эта война принципиально отличалась. Нацистская идеология открыто провозглашала цель превратить именно советских людей в расходный материал для германской нации. Это означало прекращение национальной жизни, утрату языка, культуры – то есть исчезновение из истории. Известна по документам задача сократить на 40 миллионов население Центральной России – то есть истребить русских, украинцев, белорусов. Остальным в лучшем случае была уготована судьба свинопасов и горничных…
– В советские времена информация, о которой речь, всё-таки дозировалась. Только сейчас стали приоткрываться архивы, проливающие свет на эту страшную правду…
– Раньше, в социалистическом лагере, надо было не «обижать» поляков, румын, венгров, надо было ради ГДР щадить и историческое самолюбие немцев. Идеология внушала, что грех нацизма и агрессия возможны лишь при капитализме, а при социализме мы все стали братьями. Поэтому мы не писали о том, что в составе гитлеровской армии было множество граждан стран – будущих членов Варшавского договора. И зачастую в своих зверствах они превосходили немецких карателей. А уж про украинских карателей никто даже не заикался.
Если бы мы обнародовали, что ещё в Первую мировую войну, до всякого большевизма и коммунизма, отцы и деды будущих бандеровцев точно так же сражались с Русской армией, доносили австрийскому командованию о прорусских симпатиях, то мы ко многому были бы готовы. Найдите в интернете издание одного из эмигрантов-русинов: Петро Гардый, ставший в Канаде Питером Гарди, собирал Талергофский альманах, в котором документы рассказывают, как галицийские униаты были «приспешниками австро-венгерского командования» и «предателями» украинского народа. Это 1914–1916 годы, когда советской власти в помине не было.
Есть аргумент, который выводит тему из дискуссии приверженцев и противников коммунистической идеи. Споры о том, плохим или хорошим было Советское государство, неуместны, поскольку в 1941-м беда случилась не с государством, а с Отечеством. А это не совсем тождественные понятия. Государство – это политический институт, всегда несовершенный и полный грехов, как и человек, а Отечество – вечный преемственный дар для исторического пути. На нём бывают взлёты и падения, грехи и заблуждения, великие очищения и подвиги. Защищали наши предки, прежде всего, Отечество.
И даже мудрая часть русской эмиграции, которая не приняла революцию и советскую власть, сочувствовала Красной Армии. Об этом мне рассказывал внук Льва Николаевича Толстого, академик-славист Никита Ильич Толстой, который родился и вырос в эмиграции, но вступил в сербские партизаны, чтобы воевать с фашистами «так же, как дед воевал в Севастополе».
– Раз уж вы упомянули русинов, то судьба их в этом смысле показательна. Они во многом утратили свою идентичность, потому что их фактически распяла националистическая машина…
– Совершенно верно. У русинов ещё остаются всплески самосознания, но их будущее как нации под вопросом. Нынешние украинские власти их притесняют, преследуют. Закарпатская Русь многим в Киеве как кость в горле. Поэтому любые прорусские настроения раньше и теперь подавляются в зародыше. А полезно знать, что прадед нынешнего одиозного украинского националиста Тягнибока фигурировал в качестве преступника на Версальской конференции по итогам Первой мировой войны. Из-за его доносов погибли несколько русинских семей. Вот откуда корни идут…
– Полномасштабная политическая, информационная, экономическая война коллективного Запада против России уже никого не удивляет. Неприятным открытием этого года стало то, с какой готовностью присоединились к ней Чехия, Словакия, Болгария. Но, может, и этому удивляться не стоит?
– Честно говоря, обидно за словаков. Думаю, там всё-таки гораздо меньше прослойка тех, кто готов участвовать в гибридной войне против России. Несколько лет назад, выступая там на юбилее Словацкого национального восстания, я встречала восторженные отклики и казалось, что необходимость дружбы с Россией никто сомнению не подвергает. А вот в Чехии, и это не секрет, коллаборационизм процветал и раньше. Это не значит, что среди чехов не было истинных героев-антифашистов, но столетиями являясь частью Австро-Венгерской монархии, чешская элита привыкла приспосабливаться. Не случайно у представителей австрийской аристократии часто встречаются славянские имена. И, как это ни печально, сейчас эти тенденции набирают силу. Мне, например, рассказывали, что отец такой знаковой чешской фигуры, как Вацлав Гавел, в годы войны сотрудничал с фашистами и гауляйтер Чехии подарил ему за это поместье.
Как это ни грустно, но бывшие соцстраны, которые СССР не только освободил от фашистов, но и помог в послевоенном восстановлении, сегодня с упоением твердят, что были… под оккупацией коммунистического режима. Ничего себе оккупация! Жили лучше «оккупантов», развивали культуру, добивались грандиозных научных, экономических достижений. А когда мы их в итоге «отпустили», оказались нациями с промышленностью и академиями наук, не просто способными к самостоятельному развитию, но и превосходящими многие другие страны.
– Видимо, не случайно восточные немцы так ностальгируют по ГДР…
– Да они до сих пор остаются самыми лояльными к нам. Горбачёв буквально вытолкал их в ФРГ, хотя они к этому были не готовы. Мы сдали верных нам лидеров-соратников. Даже по прошествии нескольких десятилетий восточные немцы в ФРГ остаются людьми второго сорта. У них ниже уровень жизни. Когда на международных форумах я встречалась с немецкими учёными из бывшей ГДР, то с ними всегда было легко найти общий язык. Один тамошний старик-философ, вместе с которым мы выступали под натовскими бомбёжками в Белграде, признался мне, что никогда не думал, что ему придётся жить в объединённой Германии в обстановке непрерывной лжи и подлогов…
– Европа действительно перестаёт быть собой, утрачивая не только национальную идентичность, но и элементарную безопасность на улицах?
– Увы, это так. И это не преувеличение. Когда бываешь в Европе часто, замечаешь уже не красоты архитектуры, а то, что пресса проповедует одно и то же, будто всем управляет идеологический отдел какого-то ЦК. Альтернативные мнения тут же клеймятся. С безопасностью проблем всё больше. В том же Париже есть кварталы, попадая в которые вы думаете, что оказались где-нибудь в Мавритании. Там царят свои порядки, а полицейские сами боятся туда заглядывать.
Мы живём в информационном обществе, и управление массовым сознанием есть один из важнейших инструментов политики. Так вот, в Европе ни власть, ни идеологическая элита, контролирующая медиа, похоже, не способна признать проблему и назвать её открыто. Между тем Европа стремительно утрачивает свои традиционные ценности, которые когда-то сделали её великой, явив миру великую культуру, великие идеи. Сегодня ничего этого нет!
Там, где нет грани между добром и злом, грехом и добродетелью, красотой и уродством, никакой культуры родиться не может. Тогда бессмысленны монологи Макбета и Гамлета. К этому в Европе всё сейчас и идёт. Постмодернистская идеология – это история без всякого нравственного целеполагания.
Фактически на глазах происходит то, о чём ещё Константин Леонтьев сказал: «Европа сама в себе уничтожает всё изящное, великое и святое». Европейские консерваторы бьют по этому поводу в колокола, но на них немедленно набрасывают ярлык. Особенно трудно противостоять постмодернистской идеологии в Германии, потому что любое консервативное высказывание тут же приравнивается к… ностальгии по фашизму.
– Может ли тяга к традиционным, консервативным ценностям стать почвой для сближения если не европейских стран, то европейских народов с Россией?
– Да это главный наш резерв! И я считаю, что мы мало работаем с консервативной европейской публикой, недооцениваем свою «мягкую силу». По своему опыту могу сказать, что таких людей там немало. Так что битва добра со злом ещё не проиграна окончательно. И для того, чтобы европейские консерваторы были посмелее, им надо показывать, что они не одни! Помогать им сближаться. И это никакое не вмешательство во внутренние дела других стран. Это лишь свободная дискуссия без искусственных барьеров, что там сейчас фактически под запретом.
Пресловутая толерантность доходит до абсурда. Вы не можете, например, выступая на ТВ, носить теперь крестик даже в качестве украшения, якобы это оскорбляет мигрантов. Вместо того, чтобы напомнить мигрантам, что в стране, куда им любезно позволили приехать, это норма, что они не должны и не имеют права возражать против символов веры народа, создавшего эту страну, европейские власти, запрещая крестик, поощряют беспардонное поведение со стороны приезжих.
А вот ещё пример «заката Европы»: тележурналистку, которая позволила себе сказать о необходимости поощрять традиционную семью и материнство, чтобы Европа не вымерла, просто заклевали, лишили контракта. Так что в Европе идут процессы, тревожные для всего христианского мира.
У меня много друзей среди европейских учёных из консервативного лагеря. И когда я с ними беседую, мы не чувствуем «дилемму» между Европой и Россией. Нас радует, вдохновляет и удручает одно и то же. Мы с интересом обсуждаем то, что нас объединяет, и с таким же взаимным интересом без гнева и пристрастия говорим о наших особенностях. Я как-то отправила своему английскому другу – философу, публицисту и убеждённому католику, фото, на котором российский президент прикладывается к кресту. В ответ он пишет: «Счастливые вы! Мне уже никогда не увидеть, чтобы какой-то западный политик осмелился публично сделать то же самое».
Этот англичанин обратил внимание и на то, что единственным поздравлением избранному Папе Римскому Франциску, в котором содержалось упоминание о христианских ценностях, было послание от Владимира Путина. Остальные поздравляли примерно так, будто избрали президента или министра рыбной промышленности.
– Что вы думаете о поступке отставных и действующих французских военных, выступивших с открытыми письмами к руководству страны и заявивших, что Франция движется к гражданской войне и уже не контролирует отдельные свои анклавы?
– Я их поддерживаю. Может быть, это последний чистый язык пламени из тлеющего болота Западной Европы. Думаю, это очень продуманное и серьёзное обращение. Ведь Франции грозит даже не гражданская война, а война за то, чтобы Франция осталась Францией, а не превратилась в Судан или Марокко. Военные сказали об этом деликатно, а я позволю себе высказаться менее дипломатично.
Речь идёт о том, что бездумное либертарианское законодательство в Евросоюзе, допускающее так называемую семейную иммиграцию, привело к тому, что огромные массы совершенно не желающих ассимилироваться людей, причём низкого культурного уровня, создают во Франции, да и в Германии, анклавы чуждой цивилизации. Как это происходит? Приезжает молодой мужчина, устраивается грузчиком. И уже через год он может привезти своих родственников – жён, невест, матерей, которые никогда не будут работать, а будут лишь рожать и получать социальные пособия.
Мигранты, как правило, живут скученно, заселяя целые районы и перестав уважать Европу за то, что та сама попрала свои ценности. Осмелев, они уже открыто выражают свою ненависть и презрение к культуре, обычаям страны, которая их приняла. Конечно же, для Франции, для всей Европы это очень опасно. Если бы вы знали, сколько восторженных поздравлений мигрантов друг другу было во французских соцсетях в связи с пожаром в Нотр-Дам де Пари. Такое впечатление, что мигранты пробуют Францию на внутреннюю устойчивость.
Люди военные понимают это, может быть, лучше других. И полиция их поддерживает, сталкиваясь с нарастающим валом этнической преступности. Но французским полицейским точно так же не позавидуешь, как и американским. Не дай бог они обидят какого-нибудь мигранта, в каких бы реальных грехах он повинен ни был…
– Не кажется ли вам, что для решения проблем такого уровня Франции нужна политическая фигура уровня Шарля де Голля?
– Пока такой личности там явно не просматривается, да и нынешняя идеология без ценностей не может её воспитать! Под маркой защиты прав человека европейцам навязываются совершенно чуждые всей мировой культуре идеи вроде того, что современный человек должен быть свободен от любых связей – национальных, этических, религиозных, моральных, что он свободен даже отрицать и менять свою богоданную физическую природу. Это уничтожает некогда великую Европу. Кто-то понимает это кожей, кто-то – духом, кто-то уже способен это сформулировать и осознанно противостоять. Но консервативная часть Европы политически мало структурирована. И делается всё, чтобы этого не произошло…
Беседу вел Владимир Мохов
