В четверг представители РФ, Ирана и Турции как стран – гарантов перемирия в Сирии подписали в Астане меморандум о создании в САР «зон деэскалации». Пока что речь идет о четырех зонах, которые могут стать бесполетными, как того и хотели американцы. Однако происходящее выглядит не уступкой Вашингтону, а частью более сложной стратегии, недоступной для США.
По итогам подписания меморандума в Астане замминистра иностранных дел Ирана Хосейн Джабери Ансари уточнил, что на подготовительные мероприятия для полной реализации соглашения о создании четырех зон безопасности уйдет месяц – только после этого меморандум начнет действовать. А накануне пресс-секретарь главы российского государства Дмитрий Песков, комментируя итоги переговоров лидеров России и Турции, заявил, что, если из зон деэскалации в Сирии не будет вестись огонь и если там будет действовать перемирие, они будут бесполетными.
«Отжать что-то в Африке демпингом, инвестициями или взятками – это китайская тактика и стратегия в одном флаконе, но рисковать чем-то большим, чем пачка юаней, они не будут»
Со своей стороны сирийская вооруженная оппозиция оказалась готова обсуждать создание зон безопасности, что само по себе прорыв. Теперь все традиционно упирается в детали – географию этих зон, состав населения и, что особенно важно, кто и какими силами будет контролировать соблюдение режима прекращения огня и лояльность к соглашениям тех, кто останется жить на этих территориях.
Многие уже увидели в этой идее чуть ли не прямое соглашение между РФ и США о разделе ответственности в Сирии или хотя бы прообраз такого соглашения. Дело в том, что изначально идея «зон безопасности» исходила из Вашингтона, причем еще при президенте Обаме. Он же предлагал ввести «бесполетные зоны» по той схеме, какую в свое время США и НАТО применили в Ираке, просто «нарезая» страну по горизонтали. Дональд Трамп подхватил эту идею, практически не внеся в нее ничего нового, разве что его дипломатия не стала исключать Россию из этого процесса.
Вообще принцип «после этого – не значит вследствие этого» восходит еще к римскому праву, и забывать о нем было бы недальновидно. Предположение, что тот, кто первый сказал «мяу», в итоге и будет контролировать небо и землю Сирии, не выдерживает критики. США не имеют какого-либо доступа к большей части территории арабской республики, за исключением нескольких курдских районов, и в воздушное пространство суются исключительно с разрешения российского контингента. В тот короткий период, когда работа «горячей линии» по предотвращению воздушных инцидентов была прекращена (это стало ответом на ракетный удар по сирийской авиабазе), они вовсе не залетали в САР. Размещать же американские наземные контингенты где-нибудь в Идлибе не готов и сам Вашингтон.
Сейчас переговоры только начинаются, параметры предложения еще несколько раз поменяются, но уже понятно, что наиболее перспективной является не столько сама идея «беспилотных зон», сколько создание неких миротворческих сил на основе армий третьих стран, ранее не участвовавших в конфликте. Упомянуты «некоторые арабские государства» и БРИКС.
В арабском мире можно по пальцам пересчитать страны, не вовлеченные в гражданскую войну в Сирии на государственном уровне – это Марокко, Алжир и Тунис. Есть еще, конечно, ОАЭ, которые в пику Саудовской Аравии занимают по сирийскому вопросу гораздо более гибкую позицию и, что важно, не лезут во внутренние дела Дамаска.
Что же касается БРИКС, то вряд ли хоть один китайский солдат будет размещен где-то дальше на восток от Внутренней Монголии. Пекин по идейным соображениям не лезет в конфликты, которые напрямую (то есть глядя из бойницы Великой Стены) не входят в его сферу интересов. Отжать что-то в Африке из полезных ископаемых демпингом, инвестициями или взятками – это китайская тактика и стратегия в одном флаконе, а рисковать чем-то большим, чем пачка юаней, они не будут.
Не подходит и Индия. Для радикальных исламистов индуисты и сикхи – вообще не люди, а многобожники. Даже не еретики, как алавиты, а низшие существа много хуже христиан (то есть где-то на уровне езидов, подлежащих уничтожению). Появление в Сирии индийских воинских контингентов не только превратит их в беспомощную мишень, но и даст новый толчок к развитию конфликта. «Мировой шайтан навязал поборникам истинной веры присутствие проклятых Аллахом многобожников» – что еще нужно для возрождения подорванного за последний год духа джихада?
Примерно та же история с армией ЮАР, в которой давно не существует «белых» подразделений, несмотря на обилие офицеров-буров. Тут стоит забыть про политическую корректность и признать, что арабские мусульмане в целом негативно относятся к негроидной расе. Разумеется, африканцы-мусульмане или, скажем, афроамериканцы-мусульмане уже являются частью мировой уммы, но подозрительное отношение к ним сохраняется. В ЮАР же практически нет мусульман: по последней переписи, около 1,3% населения – потомки переселенцев еще времен Британской империи, грубо говоря, пакистанцы; и из них не удастся собрать даже роту.
Что представляет собой армия Бразилии – тайна. Да, армия есть, и немаленькая – до 200 тысяч личного состава. Их, конечно, можно куда-нибудь послать, учитывая проамериканскую ориентацию нынешнего руководства страны, но у Бразилии собственных проблем навалом, и вряд ли и. о. президента Мишел Темер захочет дополнительно раздражать и без того возмущенную его шоковыми реформами страну. Тот факт, что Темер – этнический араб, потомок православных беженцев из Ливана, роли не играет. В истории Бразилии он не первый вице-президент (такую должность он занимал до импичмента Дилмы Русеф) арабского происхождения, в Бразилии и Колумбии это влиятельная прослойка населения, целиком сформировавшаяся из беженцев-христиан из того же Ливана и Палестины после провозглашения Израиля и радикализации местного исламского населения. При этом у него и личных-то проблем навалом (к примеру, женат на фотомодели на 43 года его младше, что странно даже для Бразилии). О душе уже пора подумать, а не о миротворческой миссии в Сирии.
Тем не менее потенциальная интернационализация конфликта через сколачивание миротворческих международных сил (назовем их «охранными») – весьма перспективная идея. И она не особо похожа на «тайную сделку» между Москвой и Вашингтоном, а частое упоминание именно «бесполетного режима» выглядит как реверанс еще толком не сформулированной позиции новой администрации США по Сирии.
Следующий вопрос – где будут располагаться такие зоны. Начнем с того, что их размер для современных ВВС не будет превышать математической погрешности, за исключением все того же Идлиба, если понимать под Идлибом всю провинцию. Ответственность за беспилотный режим над Идлибом может быть на паритетных основах передана именно Турции, у которой так и не получилось развить наступление в курдских районах и на Эль-Баб. Также в меморандуме упомянуты территории от города Хомса в Восточной Гуте и на юге Сирии, но более четкие границы – это предмет дальнейших жарких споров.
Надо понимать, что первый же выстрел из какой-либо «зоны деэскалации» тут же приведет к ответному удару. До сих пор не проведена самая главная работа, без которой создание эффективного механизма контроля за соблюдением режима прекращения огня невозможно. А именно – не проведено четкое и окончательное размежевание между теми вооруженными отрядами, которые готовы к перемирию, и джихадистами, разговор с которыми бесполезен в принципе. Даже среди тех, кто приехал на переговоры в Астане, нет единства и понимания, кто есть кто, а говорить о таком механизме непосредственно на сирийской земле тем более преждевременно.
При этом Башар Асад, по ряду данных, теперь согласен на создание «зон деэскалации», если они не нарушают территориальную целостность Сирии и не грозят ему лично и его клану. А в Москве подчеркивают, что речь должна идти именно о сохранении целостности Сирии как государства, что, впрочем, не мешает несколько откорректировать ее внутреннее устройство в пользу большей децентрализации и предоставления ряда конституционных гарантий национальным и религиозным меньшинствам. Но предлагаемые варианты новой конституции Сирии не устраивают в первую очередь оппозицию, которая требует большей либерализации (не в смысле – больших свобод, а более либеральных экономики и государственного устройства в западном понимании), а конкретные географические и этнические привязки неизбежно становятся предметом торговли.
С точки зрения международной дипломатической практики введение миротворческих контингентов третьих стран будет требовать некоего общего плана, одобренного ООН, или хотя бы подобия мандата. Сейчас в миротворческих силах ООН «пересменка» – там сменилось начальство, возможно, что поменяется и сама концепция их формирования. Но в узком смысле в Сирии может быть проведена не операция ООН, а некое оперативное вмешательство, которое все равно потребует юридического подкрепления.
В любом случае говорить о «сговоре» между Москвой и Вашингтоном или хотя бы о подготовке к нему пока преждевременно. Даже в Астане американская делегация имеет статус наблюдателя, хотя и пристального. И не совсем понятно, на какие группировки американцы сейчас имеют влияние. Возможен вариант, что уже ни на какие. В конце концов, Вашингтон никак не участвует в разработке планов выхода из кризиса, а только надувает щеки. Но право человека или страны на поддержание своего имиджа – такое же неотъемлемое, как право на свободу слова. Иногда нужно и поддержать, чтобы комплексы не развивались.
