Русские Вести

В.АВАГЯН: ПРОСТОТА, ЧТО ХУЖЕ ВОРОВСТВА...


Нужно понимать два вида лишенчества в мире людей. Первый: лишенцам отказано в благах, которые есть. Мол, «хлеб есть, да не про вашу честь»! Отсюда вырастает у лишенцев во многом справедливая жажда раскулачивания – отобрать у богатых излишки и отдать их тем, кому они острее всего необходимы. Но есть второй, гораздо более опасный вид лишенчества: блага не дают, потому что их просто... нет! А нет их – потому что их не сделали. А не сделали их потому, что власть не заказала...

Нельзя сделать 10 тонн стали из тонны железной руды. Нельзя и всё. Каждый понимает, почему: производитель отсекает от сырья «всё лишнее», но не может добавить того, чего в сырье изначально не заложено[1].

Каждый понимает и другое: из тонны железной руды (глыбы ресурсов) можно отлить несколько килограммов стали. Можно отлить. А можно и не отливать. Вы понимаете? Наличие тонны руды ещё не означает автоматического появления хотя бы грамма металла.

Вот отсутствие руды – увы, означает отсутствие стали: «на нет и суда нет». А наличие руды – необходимое условие для появления стали, но не единственное из необходимых условий. И так с любым продуктом!

Оттого, что сталь нужна обществу – даже когда она позарез нужна – вовсе не следует, что имеющаяся руда будет переплавлена в сталь.

Например, нужнее всего были стальные ножи и топоры первобытным людям: против них были и медведи самые крупные, и львы самые саблезубые. И что? Обходились каменными топорами. И не потому, что руды в земле не было. Она была, конечно – не при нас же она появилась! Но она тихонечко там лежала, а до мысли о её обработке пещерный человек не дорос...

+++

Ужас и безумие либерализма в экономике заключается в том, что это форма мышления первобытного человека или животного. Это отделение экономиста-мыслителя от тысячелетий культуры[2] и возвращение его сознания в первобытность: что само проросло, то и проросло, кто выжил – то и выжил[3], что оплачивают – то и нужно, а чего не оплачивают – не нужно и т.п.

В таком мышлении застойного типа нет целенаправленного движения от низших форм к высшим, как, впрочем, нет и самого представления о высоком и низком.

Когда производительность труда измеряют денежной выручкой с труда – высшая производительность труда всегда оказывается у наркоторговцев и мошенников-аферистов. Из корабля, идущего по курсу, общество превращается в плот, дрейфующий по воле ветра и волн, в пространстве неизвестности, которую либеральный экономист принципиально отказывается познавать. Первобытное сознание в своей примитивности уравнивает «мне сегодня непонятное» и «в принципе никому не постижимое».

Ведь оно лишено представления о линейности времени, о преемственности накопления знаний, о преодолении эгоистического субъективизма (в котором моя самооценка не имеет объективных критериев и базируется исключительно на моей любви к самому себе).

Поэтому человек с первобытным строем ума (либеральный экономист-рыночник) теряет выработанную веками культуры роль Домохозяина (перевод-калька со слова"экономист").

А в кого превращается?

В вора-форточника, который ищет не средства управлять хозяйством ко всеобщей пользе, а средства проникнуть в чужой дом и утащить оттуда что-то ценное (хрематистика, "антиэкономика" по Аристотелю).

Что дальше будет с ограбленным домом – ему неизвестно, неинтересно, и он считает, что – «непознаваемо». Вместе с преемственностью знаний и культуры он потерял и чувство ответственности за будущее (и чувство ответственности перед предками).

Оттого либеральному экономисту и нужен миф о «непостижимости, непредсказуемости рынка» - как индульгенция, выдаваемая заранее под все экономические грешки и аферы.

Поскольку, мол, «нам всё равно неизвестно, как экономика функционирует, можно делать с ней что угодно; лишь бы это нам было выгодно»...

Отсюда и вытекает первобытное хищничество рыночной экономики, которая базируется на безответственном и бездумном разрушении всех окружающих сред – начиная с экологической обстановки и заканчивая образованием будущих поколений (и в смысле их появления, и в смысле их обучения).

Рыночная экономика (как и первобытный образ жизни) – это охота человека на мир, оборачивающаяся (вполне логично) – охотой мира на человека.

Что на охоте бывают удачи – кто бы спорил? Что завалить одной копеечной пулей кабана взамен годов выращивания в грязи и убытках домашней свиньи веселее – кто бы сомневался? Однако весь ход мировой цивилизации говорит, что охота в культурном обществе вытесняется более стабильным (хоть, может быть, и более скучным) скотоводством. И тут тоже ни у кого не должно быть сомнений...

Человек не верит в возможность познать мир, не верит в возможность управлять глобальными процессами, не верит в возможность жить стабильно, устойчиво, уверенно, оседло – в мире с миром.

Вся его жизнь («нового кочевника» по откровенной терминологии Ж.Аттали, ведущего теоретика западной масонерии) – это нападение, сменяемое бегством, и бегство – сменяемое нападением.

Это не жизнь культурного, цивилизованного человека, который чтит предков и думает о потомках.

Это манера поведения пришельца, враждебного чужака...

...который завтра покинет эту планету...

...а потому не склонен что-то беречь тут на будущее (кстати, именно этому и учит атеизм).

Поэтому вопрос не только в том, есть ресурсы или их нет. У России (тем более в границах СССР) – они, безусловно, есть, не менее половины от всех земных полезных ресурсов. Начиная с воздуха: сибирские леса – лёгкие планеты, ведь экваториальные джунгли сами же и съедают весь выработанный растениями кислород. А дышать планете даёт Сибирь!

+++

Но мало иметь ресурсы. Нужно ещё иметь мозги.

+++

Первобытному человеку, живущему собственными распущенными похотями и капризами – доступно из всех земных благ:

- или то, что валяется под ногами в готовом виде;
- или то, что даст дрессировщик из «таинственного ящика» - в награду за «правильное» (с точки зрения дрессировщика) поведение зверька.

Пост-советские олигархи – это тупые питекантропы, которые делали, что им говорил Запад (а он им велел гнать сырьё), и получали оттуда готовые потребительские блага.

Никто из этой тупой мрази не догадывается, как из нефти делают пластик, а из земли – хлеб с мармеладом: потому что они танцующие цирковые медведи. Сделал правильно – дрессировщик кинул сахарок. Сделал неправильно – огрел хлыстом.

Медведь откормленный, шкура жиром отливает, большой, страшный, рычит, ревёт, клыки скалит – но по сути слабоумный и покорный...

Дядя Сэм его взял медвежонком в криминальной трущобе приватизации и откормил всей Евразии на страх да ужас... Всей Евразии – и всей ЕвразиЕЙ...

+++

Потому что нет страшнее врага для механизма, чем растащиловка.

Механизм иной раз работает и ржавым, и деформированным, и истёртый износом, и забитый грязью. Но он никогда не работает, если его разломать и растащить его части по разным углам. Как он может работать – если его вообще больше нет?!
Вывод: нет врага страшнее для цивилизации, чем приватизация.

Страшно и смертоносно угасание «мозга страны» - её национальной власти, питаемой идеями национальной интеллигенции и опирающейся на национальную традицию (преемственность).

+++

Ведь блага – не только дети ресурсов. Они же ещё и продукт социальных отношений. Блага – производное не от потребностей, а от принятых властью решений.

Потребности-то у нас - безграничны!

А блага – продукт отношения (доброго, или злого, или наплевательского) власти к нам.

Это всё проще пареной репы: если, например, не принять решения засеять поле в этом году, то в следующем году урожая не будет. Распределять урожай – справедливо или несправедливо – можно только когда он есть. А если его нет – то его никак и распределить нельзя. Ноль не делится.

Вот представьте себя остров, на котором 100 человек жителей и 1 правитель. Правитель говорит повару – сделай-ка мне, голубчик 10 обедов! Больше одного я, конечно, не съем, но вдруг у меня фантазия возникнет нищих покормить или друзей собрать... 10 в самый раз будет...

Повар отвечает: Государь! У вас 100 жителей! Вы покушаете, ещё 9 человек с вами покушают... А остальные-то как?

-Да пошли они нахрен! – говорит правитель. – Я тебе оплачиваю (т.е. санкционирую от лица власти) 10 обедов. А больше не оплачиваю!

Если не сварить суп на 100 персон, то и не будет супа на 100 персон.

Супа не будет даже в том случае, если имеются и мясо, и капуста, и морковка, и соль, и перец, и всё прочее – на 1000 человек. Кроме того, чтобы иметь ингредиенты супа – нужно же её его и варить. Это же не по щелчку пальцев происходит, это же значительное время занимает – сварить суп... А сколько времени занимает профессиональная подготовка поваров в кулинарных училищах?! Там уж не часы - годы потребны...
А кроме времени и умения – суп есть ещё и решение. Решение использовать мясо, капусту, морковь, соль – "в этот раз" на этот суп, а не сберечь для чего-то другого.

Очень часто так бывает, что люди, выращивающие еду – ложатся спать голодными. И сапожник часто бывает сам без сапог. Не потому, что у него нет сапог – они у него на верстаке валяются, он их делает... А потому что общество ЭТИ сапоги кому-то другому РЕШИЛО дать.

Мне довелось быть на собрании рабочих кирпичного завода и там звучали такие слова:

-Я двадцать лет делаю кирпичи! И двадцать лет живу в комнатушке, в общаге! Из моих кирпичей построили много домов, в этих домах поселилось множество людей. Кто эти люди – я не знаю... Но я, тот, кто двадцать лет вот этими руками делает кирпичи – не получил себе от государства кирпичного строения!

+++

Никто не будет варить суп себе в убыток. Всякий, кто варит суп на 100 человек – ждёт от власти гербовых бумажек с подтверждением её санкции на такое дело. Если власть не закажет супа – то его и не сварят, несмотря на обилие овощей и мяса в кладовой.

Поэтому мы и говорим, что количество благ – отнюдь не константа, не постоянная величина. Оно связано с отношением власти к гражданам. Готова ли власть раздавать те блага, которые есть? Или она будет лежать на них собакой на сене?

Готова ли власть заказать те блага, которых нет, чтобы граждане их произвели (из выданных им ресурсов территории) сами для себя, и друг для друга?

Царь не шьёт сапог. Но он может дать людям денег, чтобы они пошли и купили себе сапоги у сапожника. Если люди идут к сапожнику за сапогами – у сапожника растёт производительность труда. Если не идут – сапожник сворачивает производство, ПЕРЕСТАЁТ ТАЧАТЬ САПОГИ. А пирожник, соответственно – печь пироги. А чего их печь-то, если кроме «спасибо» от их поедателей ничего не добьёшься?

Любому же производителю хочется не благодарности от голодранцев, а санкции от власти на доступ к благам и ресурсам территории.

Неинтересно строителю строить дома тем, кому они позарез нужны. Строителю интересно, чтобы ему за строительство заплатили. А сколько может ему заплатить тот, кто сам ни от кого не получил оплаты труда?

Если ты ничего не продал – то ты ничего не можешь и купить. Если два человека без денег сойдутся с готовым товаром – они могут их обменять по бартеру, хоть это и неудобно. Но затевать производство НОВЫХ вещей в отсутствие платежеспособного спроса на них – верх безумия и бесхозяйственности!

Власть повелела – производитель начал делать – в итоге получилась определённое количество потребительских благ.

Можно заказать 10 обедов – а можно 100. Производитель сделает, сколько заказано. Не сразу (в обоих случаях) – имеется инерция преодоления. В ресторане – и то приходится ждать, пока блюдо приготовят.

Но важно понять: не заказанное просто не будут производить. Не потому, что это технически невозможно, а потому, что это экономически разорительно.

+++

Штука в том, что производитель сам по себе производить блага не может. Ему или не из чего – или разорительно делать их самому по себе.

+++

Когда овощеводу (например) НЕВЫГОДНО много производить? В какой ситуации ему невыгодна высокая производительность труда?

Когда овощей не купили... Значит – не заплатили. А деньги – что такое? Это формализованная в условных знаках власть над территорией.

То есть когда ваш труд не оплачен – власть не повелела вам производить то, что вы произвели. Власть не признала вас полезным (признание экономической полезности какой-либо деятельности – её оплата).

Поля власть у вас не отняла, потому что вас вредным не признала: если хотите для себя, лично в свой борщ растить овощи - пожалуйста! Но деятельность ваша на поле полезной не признана общественно-полезной. Хотите - делайте, но поддержки от общества не ждите, вы трудитесь на правах хобби, забавы, развлечения...

Выращивая много овощей – вы самовольничали. Власть вам не заказала - а вы сделали. И были за это наказаны убытком.

+++

А это значит, что даже при самых благоприятных условиях – не будет в жизни никакого развития, пока планы развития не появятся в мозгах у власти и общества. Всё начинается с проекта! Проект общества называют идеологией. Или национальной идеей... Да ты хоть горшком его назови, только не сажай в печь застоя и тусклой рваческой бездумности...

Вы посмотрите, до чего дошло наше ОДИЧАНИЕ: разоряет сегодня крестьянина не плохой, а хороший урожай! Тут же выясняется, что негде хранить, нет рыночного спроса, рыночные цены падают ниже себестоимости зерна или молока, и т.п.

Хороший урожай превратили из дара судьбы в бедствие... Кто? Либеральные экономисты. Почему? Потому что у них ум первобытного человека, охотника и собирателя, они не доросли умом до понимания оседлого хозяйства с его производственными циклами.

Их идеальный вариант – вообще всё у всех бесплатно забрать (доллар США, ничем не обеспеченный, кроме наглости – и есть механизм такого безвозмездного изъятия реальных благ в обмен на фантомы и пустые обещания). А то, что производственные цикла от такой «эффективности менеджеров» загнутся и вообще ничего не будет – их не волнует.

Потому что у них нет мыслей о долгой (тем более вечной) жизни, они на Земле – враждебные чужаки, проходимцы в прямом смысле слова – то есть транзитные прохожие, хапающие в чужом дворе, что под руку подвернётся, и не имеющие планов когда-нибудь вернуться в этот двор...

+++

На какой точке разрушения остановится хищник? Ни на какой. Он умрёт, развалив окружающую среду, утратив все навыки культурного общества, отравив воду, воздух и продукты питания химикалиями – но и умирая, будет пытаться разрушать и расчленять...

Его нужно удалить: или удалится в археологические слои вся «цветущая сложность» человеческих научно-технических и духовно-нравственных достижений.

[1] При совмещении нескольких видов сырья форма сложнее, но суть та же: можно убрать лишнее, но нельзя добавить отсутствующее.

[2] Культура (в том числе сельскохозяйственная, сорт, порода) – искусственно сформированный мир, в основе которого лежит КУЛЬТИВИРОВАНИЕ одних, специфически отобранных качеств и свойств при подавлении других (например, прополка сорняков). Главное отличие КУЛЬТУРЫ от ЕСТЕСТВА в том, что культура не может существовать без КУЛЬТИВИРОВАНИЯ КУЛЬТОВ, а естество – может существовать само по себе, без вмешательства мыслящих и планирующих селекционеров.

[3] Основной закон дарвинизма: «выживает тот, кто выживает». По Дарвину, прямая цитата – «выживает не самый сильный, а самый приспособленный». Зачастую простейшие организмы являются самыми «живучими». Это объясняет, почему сильные динозавры вымерли, а одноклеточные организмы пережили и взрыв метеорита, и следующий за ним ледниковый период. Таким образом выживание – это лотерея, в которой нельзя заранее предсказать, какие свойства потребуются при переменах, а какие утянут своего носителя на дно...

Вазген АВАГЯН

Нельзя сделать 10 тонн стали из тонны железной руды. Нельзя и всё. Каждый понимает, почему: производитель отсекает от сырья «всё лишнее», но не может добавить того, чего в сырье изначально не заложено[1].

Каждый понимает и другое: из тонны железной руды (глыбы ресурсов) можно отлить несколько килограммов стали. Можно отлить. А можно и не отливать. Вы понимаете? Наличие тонны руды ещё не означает автоматического появления хотя бы грамма металла.

Вот отсутствие руды – увы, означает отсутствие стали: «на нет и суда нет». А наличие руды – необходимое условие для появления стали, но не единственное из необходимых условий. И так с любым продуктом!

Оттого, что сталь нужна обществу – даже когда она позарез нужна – вовсе не следует, что имеющаяся руда будет переплавлена в сталь.

Например, нужнее всего были стальные ножи и топоры первобытным людям: против них были и медведи самые крупные, и львы самые саблезубые. И что? Обходились каменными топорами. И не потому, что руды в земле не было. Она была, конечно – не при нас же она появилась! Но она тихонечко там лежала, а до мысли о её обработке пещерный человек не дорос…

+++

Ужас и безумие либерализма в экономике заключается в том, что это форма мышления первобытного человека или животного. Это отделение экономиста-мыслителя от тысячелетий культуры[2] и возвращение его сознания в первобытность: что само проросло, то и проросло, кто выжил – то и выжил[3], что оплачивают – то и нужно, а чего не оплачивают – не нужно и т.п.

В таком мышлении застойного типа нет целенаправленного движения от низших форм к высшим, как, впрочем, нет и самого представления о высоком и низком.

Когда производительность труда измеряют денежной выручкой с труда – высшая производительность труда всегда оказывается у наркоторговцев и мошенников-аферистов. Из корабля, идущего по курсу, общество превращается в плот, дрейфующий по воле ветра и волн, в пространстве неизвестности, которую либеральный экономист принципиально отказывается познавать. Первобытное сознание в своей примитивности уравнивает «мне сегодня непонятное» и «в принципе никому не постижимое».

Ведь оно лишено представления о линейности времени, о преемственности накопления знаний, о преодолении эгоистического субъективизма (в котором моя самооценка не имеет объективных критериев и базируется исключительно на моей любви к самому себе).

Поэтому человек с первобытным строем ума (либеральный экономист-рыночник) теряет выработанную веками культуры роль Домохозяина (перевод-калька со слова"экономист").

А в кого превращается?

В вора-форточника, который ищет не средства управлять хозяйством ко всеобщей пользе, а средства проникнуть в чужой дом и утащить оттуда что-то ценное (хрематистика, "антиэкономика" по Аристотелю).

Что дальше будет с ограбленным домом – ему неизвестно, неинтересно, и он считает, что – «непознаваемо». Вместе с преемственностью знаний и культуры он потерял и чувство ответственности за будущее (и чувство ответственности перед предками).

Оттого либеральному экономисту и нужен миф о «непостижимости, непредсказуемости рынка» - как индульгенция, выдаваемая заранее под все экономические грешки и аферы.

Поскольку, мол, «нам всё равно неизвестно, как экономика функционирует, можно делать с ней что угодно; лишь бы это нам было выгодно»…

Отсюда и вытекает первобытное хищничество рыночной экономики, которая базируется на безответственном и бездумном разрушении всех окружающих сред – начиная с экологической обстановки и заканчивая образованием будущих поколений (и в смысле их появления, и в смысле их обучения).

Рыночная экономика (как и первобытный образ жизни) – это охота человека на мир, оборачивающаяся (вполне логично) – охотой мира на человека.

Что на охоте бывают удачи – кто бы спорил? Что завалить одной копеечной пулей кабана взамен годов выращивания в грязи и убытках домашней свиньи веселее – кто бы сомневался? Однако весь ход мировой цивилизации говорит, что охота в культурном обществе вытесняется более стабильным (хоть, может быть, и более скучным) скотоводством. И тут тоже ни у кого не должно быть сомнений…

Человек не верит в возможность познать мир, не верит в возможность управлять глобальными процессами, не верит в возможность жить стабильно, устойчиво, уверенно, оседло – в мире с миром.

Вся его жизнь («нового кочевника» по откровенной терминологии Ж.Аттали, ведущего теоретика западной масонерии) – это нападение, сменяемое бегством, и бегство – сменяемое нападением.

Это не жизнь культурного, цивилизованного человека, который чтит предков и думает о потомках.

Это манера поведения пришельца, враждебного чужака...

...который завтра покинет эту планету...

...а потому не склонен что-то беречь тут на будущее (кстати, именно этому и учит атеизм).

Поэтому вопрос не только в том, есть ресурсы или их нет. У России (тем более в границах СССР) – они, безусловно, есть, не менее половины от всех земных полезных ресурсов. Начиная с воздуха: сибирские леса – лёгкие планеты, ведь экваториальные джунгли сами же и съедают весь выработанный растениями кислород. А дышать планете даёт Сибирь!

+++

Но мало иметь ресурсы. Нужно ещё иметь мозги.

+++

Первобытному человеку, живущему собственными распущенными похотями и капризами – доступно из всех земных благ:

- или то, что валяется под ногами в готовом виде;
- или то, что даст дрессировщик из «таинственного ящика» - в награду за «правильное» (с точки зрения дрессировщика) поведение зверька.

Пост-советские олигархи – это тупые питекантропы, которые делали, что им говорил Запад (а он им велел гнать сырьё), и получали оттуда готовые потребительские блага.

Никто из этой тупой мрази не догадывается, как из нефти делают пластик, а из земли – хлеб с мармеладом: потому что они танцующие цирковые медведи. Сделал правильно – дрессировщик кинул сахарок. Сделал неправильно – огрел хлыстом.

Медведь откормленный, шкура жиром отливает, большой, страшный, рычит, ревёт, клыки скалит – но по сути слабоумный и покорный…

Дядя Сэм его взял медвежонком в криминальной трущобе приватизации и откормил всей Евразии на страх да ужас… Всей Евразии – и всей ЕвразиЕЙ…

+++

Потому что нет страшнее врага для механизма, чем растащиловка.

Механизм иной раз работает и ржавым, и деформированным, и истёртый износом, и забитый грязью. Но он никогда не работает, если его разломать и растащить его части по разным углам. Как он может работать – если его вообще больше нет?!

Вывод: нет врага страшнее для цивилизации, чем приватизация.

Страшно и смертоносно угасание «мозга страны» - её национальной власти, питаемой идеями национальной интеллигенции и опирающейся на национальную традицию (преемственность).

+++

Ведь блага – не только дети ресурсов. Они же ещё и продукт социальных отношений. Блага – производное не от потребностей, а от принятых властью решений.

Потребности-то у нас - безграничны!

А блага – продукт отношения (доброго, или злого, или наплевательского) власти к нам.

Это всё проще пареной репы: если, например, не принять решения засеять поле в этом году, то в следующем году урожая не будет. Распределять урожай – справедливо или несправедливо – можно только когда он есть. А если его нет – то его никак и распределить нельзя. Ноль не делится.

Вот представьте себя остров, на котором 100 человек жителей и 1 правитель. Правитель говорит повару – сделай-ка мне, голубчик 10 обедов! Больше одного я, конечно, не съем, но вдруг у меня фантазия возникнет нищих покормить или друзей собрать… 10 в самый раз будет…

Повар отвечает: Государь! У вас 100 жителей! Вы покушаете, ещё 9 человек с вами покушают… А остальные-то как?

-Да пошли они нахрен! – говорит правитель. – Я тебе оплачиваю (т.е. санкционирую от лица власти) 10 обедов. А больше не оплачиваю!

Если не сварить суп на 100 персон, то и не будет супа на 100 персон.

Супа не будет даже в том случае, если имеются и мясо, и капуста, и морковка, и соль, и перец, и всё прочее – на 1000 человек. Кроме того, чтобы иметь ингредиенты супа – нужно же её его и варить. Это же не по щелчку пальцев происходит, это же значительное время занимает – сварить суп… А сколько времени занимает профессиональная подготовка поваров в кулинарных училищах?! Там уж не часы - годы потребны...
А кроме времени и умения – суп есть ещё и решение. Решение использовать мясо, капусту, морковь, соль – "в этот раз" на этот суп, а не сберечь для чего-то другого.

Очень часто так бывает, что люди, выращивающие еду – ложатся спать голодными. И сапожник часто бывает сам без сапог. Не потому, что у него нет сапог – они у него на верстаке валяются, он их делает… А потому что общество ЭТИ сапоги кому-то другому РЕШИЛО дать.

Мне довелось быть на собрании рабочих кирпичного завода и там звучали такие слова:

-Я двадцать лет делаю кирпичи! И двадцать лет живу в комнатушке, в общаге! Из моих кирпичей построили много домов, в этих домах поселилось множество людей. Кто эти люди – я не знаю… Но я, тот, кто двадцать лет вот этими руками делает кирпичи – не получил себе от государства кирпичного строения!

+++

Никто не будет варить суп себе в убыток. Всякий, кто варит суп на 100 человек – ждёт от власти гербовых бумажек с подтверждением её санкции на такое дело. Если власть не закажет супа – то его и не сварят, несмотря на обилие овощей и мяса в кладовой.

Поэтому мы и говорим, что количество благ – отнюдь не константа, не постоянная величина. Оно связано с отношением власти к гражданам. Готова ли власть раздавать те блага, которые есть? Или она будет лежать на них собакой на сене?

Готова ли власть заказать те блага, которых нет, чтобы граждане их произвели (из выданных им ресурсов территории) сами для себя, и друг для друга?

Царь не шьёт сапог. Но он может дать людям денег, чтобы они пошли и купили себе сапоги у сапожника. Если люди идут к сапожнику за сапогами – у сапожника растёт производительность труда. Если не идут – сапожник сворачивает производство, ПЕРЕСТАЁТ ТАЧАТЬ САПОГИ. А пирожник, соответственно – печь пироги. А чего их печь-то, если кроме «спасибо» от их поедателей ничего не добьёшься?

Любому же производителю хочется не благодарности от голодранцев, а санкции от власти на доступ к благам и ресурсам территории.

Неинтересно строителю строить дома тем, кому они позарез нужны. Строителю интересно, чтобы ему за строительство заплатили. А сколько может ему заплатить тот, кто сам ни от кого не получил оплаты труда?

Если ты ничего не продал – то ты ничего не можешь и купить. Если два человека без денег сойдутся с готовым товаром – они могут их обменять по бартеру, хоть это и неудобно. Но затевать производство НОВЫХ вещей в отсутствие платежеспособного спроса на них – верх безумия и бесхозяйственности!

Власть повелела – производитель начал делать – в итоге получилась определённое количество потребительских благ.

Можно заказать 10 обедов – а можно 100. Производитель сделает, сколько заказано. Не сразу (в обоих случаях) – имеется инерция преодоления. В ресторане – и то приходится ждать, пока блюдо приготовят.

Но важно понять: не заказанное просто не будут производить. Не потому, что это технически невозможно, а потому, что это экономически разорительно.

+++

Штука в том, что производитель сам по себе производить блага не может. Ему или не из чего – или разорительно делать их самому по себе.

+++

Когда овощеводу (например) НЕВЫГОДНО много производить? В какой ситуации ему невыгодна высокая производительность труда?

Когда овощей не купили… Значит – не заплатили. А деньги – что такое? Это формализованная в условных знаках власть над территорией.

То есть когда ваш труд не оплачен – власть не повелела вам производить то, что вы произвели. Власть не признала вас полезным (признание экономической полезности какой-либо деятельности – её оплата).

Поля власть у вас не отняла, потому что вас вредным не признала: если хотите для себя, лично в свой борщ растить овощи - пожалуйста! Но деятельность ваша на поле полезной не признана общественно-полезной. Хотите - делайте, но поддержки от общества не ждите, вы трудитесь на правах хобби, забавы, развлечения...

Выращивая много овощей – вы самовольничали. Власть вам не заказала - а вы сделали. И были за это наказаны убытком.

+++

А это значит, что даже при самых благоприятных условиях – не будет в жизни никакого развития, пока планы развития не появятся в мозгах у власти и общества. Всё начинается с проекта! Проект общества называют идеологией. Или национальной идеей… Да ты хоть горшком его назови, только не сажай в печь застоя и тусклой рваческой бездумности…

Вы посмотрите, до чего дошло наше ОДИЧАНИЕ: разоряет сегодня крестьянина не плохой, а хороший урожай! Тут же выясняется, что негде хранить, нет рыночного спроса, рыночные цены падают ниже себестоимости зерна или молока, и т.п.

Хороший урожай превратили из дара судьбы в бедствие… Кто? Либеральные экономисты. Почему? Потому что у них ум первобытного человека, охотника и собирателя, они не доросли умом до понимания оседлого хозяйства с его производственными циклами.

Их идеальный вариант – вообще всё у всех бесплатно забрать (доллар США, ничем не обеспеченный, кроме наглости – и есть механизм такого безвозмездного изъятия реальных благ в обмен на фантомы и пустые обещания). А то, что производственные цикла от такой «эффективности менеджеров» загнутся и вообще ничего не будет – их не волнует.

Потому что у них нет мыслей о долгой (тем более вечной) жизни, они на Земле – враждебные чужаки, проходимцы в прямом смысле слова – то есть транзитные прохожие, хапающие в чужом дворе, что под руку подвернётся, и не имеющие планов когда-нибудь вернуться в этот двор…

+++

На какой точке разрушения остановится хищник? Ни на какой. Он умрёт, развалив окружающую среду, утратив все навыки культурного общества, отравив воду, воздух и продукты питания химикалиями – но и умирая, будет пытаться разрушать и расчленять…

Его нужно удалить: или удалится в археологические слои вся «цветущая сложность» человеческих научно-технических и духовно-нравственных достижений.

 


[1] При совмещении нескольких видов сырья форма сложнее, но суть та же: можно убрать лишнее, но нельзя добавить отсутствующее.

[2] Культура (в том числе сельскохозяйственная, сорт, порода) – искусственно сформированный мир, в основе которого лежит КУЛЬТИВИРОВАНИЕ одних, специфически отобранных качеств и свойств при подавлении других (например, прополка сорняков). Главное отличие КУЛЬТУРЫ от ЕСТЕСТВА в том, что культура не может существовать без КУЛЬТИВИРОВАНИЯ КУЛЬТОВ, а естество – может существовать само по себе, без вмешательства мыслящих и планирующих селекционеров.

[3] Основной закон дарвинизма: «выживает тот, кто выживает». По Дарвину, прямая цитата – «выживает не самый сильный, а самый приспособленный». Зачастую простейшие организмы являются самыми «живучими». Это объясняет, почему сильные динозавры вымерли, а одноклеточные организмы пережили и взрыв метеорита, и следующий за ним ледниковый период. Таким образом выживание – это лотерея, в которой нельзя заранее предсказать, какие свойства потребуются при переменах, а какие утянут своего носителя на дно…

Вазген АВАГЯН

Источник: economicsandwe.com