Порассуждать о том, кому нужны Греф и его Сбер, сейчас самое время. Крупнейший коммерческий банк России предоставляет большое число самых востребованных финансовых услуг. Он лидер на рынке депозитов: 46% вкладов в стране лежат на его счетах. Кредитор 38,7% граждан и 33% компаний и фирм. Манна небесная для акционеров – в минувшем году выплатил им в качестве дивидендов 422,4 миллиарда рублей, то есть половину всей прибыли.
Правда, 45% этой суммы уплыли из России в карманы нерезидентов и только около 3% остались в стране. А что? Публичное акционерное общество Сбербанк только считается государственным, его совет директоров сам решил, сколько прибыли разложить по карманам перед тем, как его вчерашний основной акционер – Центральный банк РФ – продаст Сбербанк правительству. Продаст по рыночной цене. За 50% уставного капитала (11,293 миллиарда акций) правительство уплатило 2,139 триллиона рублей – по 189,44 рубля за акцию. Деньги были взяты из Фонда национального благосостояния (ФНБ).
А теперь – стоп!
Вспомним, что система сберегательных касс отошла от советского Минфина советскому же Госбанку в 1963 году. Госбанк, понятное дело, не платил за это ни копейки. Но вследствие «горбатых» реформ, в 1991 году Сбербанк России акционировали, то есть фактически украли у государства почти половину банка и продали её на сторону.
В результате чего его совладельцами стали 45% нерезидентов страны. И это были не обязательно иностранцы. Ставшие на чубайсовской приватизации общенародной собственности долларовыми миллионерами, прежде всего, члены правления и начальники управлений Сбербанка, как вспоминает его первый президент Павел Жихарев, эти «бизнесмены» поспешили вон из российской юрисдикции. На всякий случай.
ЦБ России заработал на этом больше 2 триллионов рублей. ЦБ – который находится под международным контролем и действует под диктовку МВФ и Всемирного банка и только называется российским, являясь исполнителем воли МВФ, и, соответственно, клуба привилегированных участников G10. В документах, подписанных Россией с МВФ и ВБ, указано, что каждая из этих организаций ведёт свою деятельность именно через Центробанк страны участника (статья 5, раздел 1). И это значит, что ЦБ России обязан держать курс национальной валюты в определенном «коридоре стоимости», установленном МВФ.
Значит ли это, что переход – пусть и щедро оплаченный за счёт казны – из-под нужд ЦБ под нужды правительства полезен? Значит. Но не станем спешить.
Стремительный рост стоимости Сбербанка сейчас напрямую связан с «грамотной до гениальности и беззастенчивой до хамства деятельностью Германа Грефа», как справедливо считает близко знакомый с действующими лицами «девяностых» Юрий Болдырев. «Когда финансами твоей страны управляет международное сообщество, состоящее, главным образом, из представителей стран, наложивших санкции на твою страну, можешь ли ты быть уверен, что не болен государственной шизофренией?» – это его пусть резкий, но грамотный вопрос. Таким образом, Сбербанк в руках правительства может стать ему очень полезен?
Не будем торопиться.
«Я и вся менеджерская команда приложим все усилия для того, чтобы стратегия Сбербанка, нацеленная на создание самых современных сервисов для клиентов, на технологическое лидерство, развитие экосистемы и рост прибыли, была реализована», – заверил Греф и его пресс-служба. Речь идёт о новой стратегии, старая завершена в 2020 году.
Теперь основные задачи Грефа направлены на создание и развитие экосистемы Сбербанка, а также на превращение банка в ИТ-компанию, которая способна конкурировать с такими технологическими гигантами, как Google, Amazon и Facebook.
Ничего не напоминает?
Конечно, Сбер – и крупнейший, и транснациональный, и универсальный. И, по-видимому, уже достиг потолка в «старых штанишках». Вот и примеряет новые. Чтобы генерировать дополнительные доходы, ему необходимы новые инструменты. Греф уже их заявил: «СберМаркет», «СберКлауд», «СберАвто», «СберЗдоровье», «СберЛогистика», «СберФуд». Только что «Сбер», «М.Видео-Эльдорадо» и Goods.ru подписали соглашение о намерениях по совместному развитию маркетплейса. Сбер станет его основным владельцем и интегрирует в свою экосистему (по итогам 2019 года оборот Goods.ru составил 8,7 миллиарда рублей – 26-е место среди крупнейших интернет-магазинов). Теперь Сбер намерен инвестировать около 35 миллиардов рублей в основном в Goods.ru (ООО «Маркетплейс»)» и приобрести часть долей Goods.ru, принадлежащих группе «М.Видео-Эльдорадо». При этом Goods.ru станет основной мультикатегорийной e-commerce-площадкой Сбера, на которой уже сегодня представлены 2,5 миллиона товаров... Всё ещё не напоминает?
И в Евросоюзе, и в США одно за другим возбуждают расследования против Google, Amazon, Twitter и Facebook за то, что, став практически монополистами в оказании тех или иных цифровых услуг, отодвигают в тень европейских конкурентов и вводят собственную цензуру в цифровых СМИ.
Еврокомиссия в конце минувшего года решила сдерживать крупные технологические компании заранее и подготовила двойной удар: законопроект, который содержит Digital Markets Act (DMA), защищающий права пользователей в цифровом пространстве Европы, и Digital Services Act (DSA), устанавливающий условия существования, роста, стимулирования инноваций и конкурентоспособности цифровых платформ (gatekeeper firm - гейткиперов) на едином рынке Европы и в мире. Там, в Европе, американские технологические гиганты теперь не смогут продвигать свои продукты на собственных торговых площадках в ущерб европейским торговцам. Но кто помешает делать это «экосистеме Грефа» в России?
Хорошо знающий проблемы it-гигантов The Economist спрашивает: «Может ли бывшая духовная родина финансовой бюрократии (в СССР), все еще в основном принадлежащая правительству, заново создать себя как русский Netflix, Google и Amazon вместе взятые? Ошеломительно, но ответ таков: может быть». Все эти экивоки по поводу «коммунистического наследия» и раньше-то были на уровне западной «куриной слепоты», а теперь и вовсе смешны. Но «тот же человек, кто превратил дряхлого динозавра в прыткого кредитора XXI века, сейчас хочет организовать его участие в высоких технологиях» и «преобразовать Сбербанк как компанию b2c2b2g», – с этим не поспоришь. Для справки – популярная теперь на Западе формула b2c2b2g означает всего-навсего «бизнес для потребителя, бизнес для бизнеса и бизнес для правительства».
The Economist это нравится. А нам? Вместо ответа сошлюсь на несколько фактов.
Укрывшийся за «экосистемой», крупнейший банк страны уже не банк – он часть It-системы множества цифровых сервисов. А значит, его не касаются правила регулятора, это раз. Не только Сбербанк, но и вся система сервисов будет использовать гигантский банк данных клиентов, накопленный за полвека.
Это даст ему множество экономических возможностей влиять на финансовое здоровье своих клиентов, банкротить, навязывать собственные услуги, облагать комиссионной данью, это два.
И использовать на благо собственного бизнеса доступ к персональной информации, позволяющий манипулировать вкусами, привычками, предпочтениями, в том числе и политическими, всех, находящихся в его экосети. Ведь если есть интернет в каждом доме в России, организовать тотальный контроль и сбор данных обо всех нас – дело техники. Не так ли?
Наконец, последнее. Лидер it-коммерции, шагнувший далеко вперёд Грефа, Китай в конце минувшего года начал антимонопольное расследование в отношении it-компании Alibaba Джека Ма, пишет Business Insider. В отношении IPO, его детища Ant Group, куда входят Alibaba и несколько дочерних компаний и интернет-площадок – Alibaba Pictures, AliExpress, Taobao, Tmall – оно в итоге было отложено. Похоже, навсегда. Оно должно было стать крупнейшим за всю мировую историю и потянуть на 34 миллиарда долларов. Но Пекин не хочет, чтобы голос корпорации был сильнее голоса правительства страны.
Елена Пустовойтова
