Елена Борисовна Ленчук. Фото: Елена Либрик / «Научная Россия»
Страны, входящие по уровню экономики в топ-10, не способны добиться практически стопроцентной независимости в высокотехнологичных областях науки и производства, например микроэлектронике. Уж очень дорого… А России в условиях беспрецедентных внешних экономических ограничений это необходимо. Такой вот парадокс.
В интервью с Еленой Борисовной Ленчук, доктором экономических наук, руководителем направления «Экономическая политика» Института экономики РАН, рассматриваем мнение специалиста о возможных перспективах достижения технологического суверенитета. Какие критически важные направления определены? В состоянии ли мы инвестировать в развитие микроэлектроники на уровне Китая и получится ли применить опыт других стран? О чем экономисты пишут в научных работах, посвященных импортозамещению?
— Популярное сегодня мнение: импортозамещением стоило заниматься еще десять лет назад, когда появились первые предпосылки такой необходимости. Говоря о том периоде, середине 2010-х гг.: мы могли себе это позволить? Ведь ориентация на достижение технологической независимости требует сокращения расходов в других областях…
— Безусловно, у нас были возможности, и мы много говорили о том, что зависимость от зарубежной продукции особенно высока именно в технологической сфере, что создает определенные риски для функционирования российской экономики. Мы постоянно указывали на это в своих научных работах.
Но надо понимать, что в тот период Россия существовала в иных геополитических условиях: были доступны иностранные технологии, и мы могли купить практически любые из них, как товары в супермаркетах. В определенной степени это расхолаживало, а высокие доходы от продажи нефти и газа эффективно наполняли бюджет и позволяли закупать все необходимое за рубежом. Постепенно наука перестала быть производительной силой, первоочередной задачей стала интеграция в мировое научное пространство.
Вместе с тем по большому счету Россия жила в условиях ограниченного доступа к высоким технологиям все последнее столетие: такие ограничения со стороны Запада существовали в период Советского Союза. Тем не менее введенные в 2014 г. санкции для России стали серьезным звонком, и мы действительно пытались противостоять внешним ограничениям, разработать программы импортозамещения. В период 2015–2020 гг. были разработаны программы по 25 отраслям промышленности, которые позволили снизить импортозависимость в целом по промышленным товарам с 49,0 до 40,0%, но они не обеспечили серьезного рывка в плане сокращения технологической зависимости. В результате к 2020 г. импортозависимость в области технологий в промышленности сократилась только на 9%.
Таким образом, возникшая около десяти лет назад проблема зависимости от импорта технологий решалась, но недостаточно активно. Например, были приняты решения о переходе на отечественное программное обеспечение, особенно в государственных структурах, но они зачастую игнорировались, так как требовали дополнительных затрат, считалось, что российское программное обеспечение хуже зарубежного. В то время мы не могли себе даже представить ту ситуацию, в которую попали после 2022 г.
Однако по пути использования импортной продукции и технологий идут все страны. Это нормальное явление. Никто не говорит, что мы должны производить все. Речь идет о критически важных технологиях и производствах, зависимость от которых становится для экономики опасной.
— Действительно, сейчас говорят, что заместить абсолютно все невозможно и надо сконцентрироваться на критически важных направлениях. Они уже определены?
— Достижение технологического суверенитета — это принципиальная характеристика новой модели развития России. Об этом в 2022 г. на Санкт-Петербургском экономическом форуме говорил президент РФ В.В. Путин.
В Концепции технологического развития на период до 2030 г., принятой в прошлом году, есть определение технологического суверенитета, суть которого состоит в обладании критическими и сквозными технологиями и условиями производства на их основе, позволяющими решать задачи в соответствии с национальными целями развития.
Сквозные технологии определены в концепции. Это преимущественно технологии четвертой промышленной революции: информационно-коммуникационные технологии, квантовые, технологии больших данных, биотехнологии и т.д. Они используются во многих сферах производства и формируют новые перспективные рынки. Разработка таких технологий крайне важна для обеспечения конкурентоспособности отечественной экономики в будущем: фактически на основе этих технологий в мире происходит структурная перестройка и меняется технологический базис.
Критические технологии — это широкий блок технологий, который определен в постановлении Правительства РФ № 603 от 15 апреля 2023 г. Он включает такие направления, как авиастроение, судостроение, электронная и радиоэлектронная промышленность, станкостроение, химическая промышленность, фармацевтическая и медицинская промышленность и т.п. Всего их 14, и они имеют более детальную разбивку. Но это только общий контур. Для того чтобы оценить, какую конкретно критическую технологию необходимо разрабатывать в первоочередном порядке, мы должны исходить из конкретных производственных задач.
В областях, где у нас уже есть научные заделы, вопрос импортозамещения будет решаться достаточно просто. Но есть и те сферы производства, где мы не сможем создать в ближайшее время собственную продукцию: может отсутствовать только одна деталь или небольшая технология, чтобы решение по их импортозамещению растянулось на годы. Информация взята с портала
— Микроэлектронику называют сложнейшим этапом на пути к технологической независимости («Сложнейший участок технологической независимости. Академик Александр Латышев о состоянии отечественной микроэлектроники»). В конце 2021 г. европейский комиссар по вопросам конкуренции Маргрет Вестагер заявила, что Евросоюз, как бы ни хотел, не в состоянии добиться полной импортонезависимости в области полупроводниковой продукции. Интересное положение: Евросоюз не в силах, а России это в любом случае необходимо. Как вы видите эту ситуацию?
— С экономической точки зрения глобальная цепочка производства полупроводников очень сложна, сегментирована и интернациональна. Сегодня ни одна страна не способна самостоятельно осуществлять все функции в глобальной цепочке и производить все от и до. Эта ситуация сложилась объективно. Пожалуй, самое сложное в этой цепочке — оборудование: литографы, которые выпускают только три страны в мире.
В то же время микроэлектроника ― это ключевая отрасль для развития многих других производств, полупроводники используются сегодня практически везде. В результате обострения конкурентной борьбы в сфере производства полупроводников наметилась явная тенденция перехода от глобализации к локализации. Развитые страны пытаются расширить свои возможности по производству полупроводников. В эту сферу вкладываются огромные деньги, и прежде всего в НИОКР, но тем не менее добиться технологического суверенитета и создать полный цикл производства полупроводников сегодня вряд ли кому-то удастся.
Интересно отметить, что кроме России под санкциями в области микроэлектроники находится и Китай. Мы проводили исследование, в котором сравнивали наши возможности добиться технологической независимости в производстве полупроводников с китайскими.
Во-первых, санкционные ограничения по-разному повлияли на Россию и Китай. Дело в том, что Китай — очень серьезный игрок на глобальном рынке полупроводников и занимает на нем около 7%. Поэтому полностью убрать Китай из глобальных цепочек производства полупроводников так, чтобы их не обрушить, невозможно. Россия же занимает около 0,1% этого рынка, поэтому, когда в результате санкций нас исключили из этой цепочки, другие страны ― участники цепочки не пострадали.
Во-вторых, Китай очень давно занимается проблемой развития собственной микроэлектроники. В этой сфере при поддержке китайского правительства проводилась превентивная промышленная политика, росли инвестиции в НИОКР. Начиная с 2014 г. для развития полупроводниковой промышленности формировались специальные национальные и региональные инвестиционные фонды, в этой сфере создавался технологический бизнес.
Если верить заявлениям китайских компаний, то уже в этом году в Китае создадут литограф для производства полупроводников по 28-нанометровому процессу. Это значительный скачок, если учитывать, что в настоящее время в стране работают машины для выпуска чипов размером 90 нм и более.
У нас также существует проблема с выпуском чипов малых размеров. Следует отметить, что на конец 2023 г. в России не существовало современного производства полупроводников. Освоена максимум 65-нанометровая технология, причем на оборудовании иностранного производства. Поэтому мы тоже ставим амбициозные задачи и вкладываем огромные для страны деньги в развитие микроэлектроники. С 2021 г. наши инвестиции значительно увеличились, и в 2024 г. на поддержку микроэлектронной промышленности планируется выделить 272 млрд руб. Для нас, конечно, это значительные суммы, но они несравнимы с объемами китайских инвестиций.
— А мы можем позволить себе вкладывать больше?
— В существующих условиях, когда надо развивать не только микроэлектронику, мы не можем тратить на развитие этой отрасли средства, сопоставимые с китайскими или европейскими инвестициями. В России сфера науки недофинансирована в целом: дело в том, что в зарубежных странах в научно-технологическое развитие активно инвестирует частный бизнес. У нас же этот процесс идет медленнее, а развитие науки и инноваций происходит за счет государственных средств. Если мы не найдем способов активизировать частный бизнес в плане инвестиций в развитие технологий, бюджетных средств нам явно не хватит.
Кроме того, нам не недостает кадров в области микроэлектроники. Да, сейчас возрождаются сохранившиеся научные школы, ведутся активные исследования и разработки, например в Зеленограде, где создаются новые технологии создания чипов. Но специалистов очень мало и их нужно срочно готовить. В России был период, когда многие хотели стать юристами и экономистами, и это породило проблему с нехваткой инженеров, которую сейчас приходится решать.
У России есть амбициозные планы, и, по заявлениям руководства страны, к 2030 г. планируется снизить технологическую зависимость в области машиностроения и микроэлектроники примерно на 70%. Но обеспечение производств отечественным литографическим оборудованием — это скорее перспективы, лежащие за пределами семи-десяти лет.
— Насколько уникальна и беспрецедентна ситуация, в которой оказалась Россия? Если ли другие страны, которые, оказавшись в аналогичной ситуации, смогли выбраться из нее? Мы можем обратиться к мировому опыту?
— Количество наложенных на Россию западных санкций фактически беспрецедентно. В своих исследованиях мы пытались проанализировать и оценить их влияние на нашу экономику: сравнивать эту ситуацию практически не с чем. Россия — очень большая страна с крупной экономикой, поэтому сложно проводить параллели с какими-то другими подсанкционными странами. Можно вспомнить Иран, тот же Китай или ряд других стран, но их ситуация явно отличается от нашей.
— То есть готовых экономических решений, которые можно транслировать на ситуацию, в России нет?
— Нет. Конечно, прежде всего, должна быть очень грамотная последовательная экономическая политика. Судя по макроэкономическим показателям, мы довольно успешно адаптировались к ограничениям, связанным с санкциями. Сгладить ситуацию помогли высокие цены на нефть в 2022 г. и бюджетный импульс в 2023 г.: за их счет мы сумели поддержать бизнес и экономику в целом. Но проблема существует за пределами 2024 г. Ограничения в технологической сфере производят накопительный эффект: импортное оборудование, которое до сих пор используется, устаревает, новые технологии мы не получаем. В результате существуют риски перехода к выпуску продукции более низкого уровня сложности. Страна лишается важнейших драйверов экономического роста.
— Но со временем эту продукцию можно будет развивать…
— Это так, но ситуация разная для всех отраслей. Все зависит от уровня импортозависимости в той или иной отрасли, накопленного научно-технологического задела, имеющегося научно-технологического потенциала.
С точки зрения экономики очень важно найти управленческие решения, которые позволили бы соединить науку с производством и экономизировать технологии: понять, развитие каких технологий даст наибольший эффект для обеспечения технологического суверенитета и устойчивого развития отечественной экономики.
— Активная цифровизация выражается в том числе в выпуске цифровых валют национальных банков. В прошлом году был запущен эксперимент по внедрению цифрового рубля, Китай также пытается внедрить цифровой юань. Эта ситуация может как-то повлиять на ситуацию с технологической независимостью?
— Цифровизация — это общий большой тренд, в том числе в финансовой сфере. Но я не большой специалист в цифровых валютах и не могу оценивать, как внедрение цифрового рубля повлияет на достижение технологического суверенитета.
Но, говоря о развитии цифровых технологий в целом, мы тоже видим значительные ограничения, связанные с санкциями. Прежде всего, это касается ограничений в области информационно-коммуникационных технологий, создающих серьезные вызовы для цифровой трансформации экономики, уровень которой будет определять конкурентоспособность страны в перспективе. У нас есть удачные решения повышения эффективности госуправления с помощью цифровых технологий, но мы отстаем в области цифровизации промышленности.
Мы все время верили, что нам будут поставлять любые технологии, и в определенной степени расслабились. Научная политика выстраивалась с учетом возможности покупки готовых решений и технологий, считалось достаточным обеспечить специалистов соответствующими компетенциями, чтобы они просто понимали, как работает та или иная технология. На протяжении последних двух десятилетий наша наука не была ориентирована на потребности производства, она была оторвана от него. До сих пор основные цели фундаментальной науки, обозначенные в основных программных документах, связаны с интеграцией в мировое научное пространство. Это несмотря на то, что перед российскими специалистами сегодня закрылись многие двери и с нами отказываются сотрудничать.
— Задачи современной фундаментальной науки не всегда возможно решить силами одной страны. И даже в современных условиях на территории России сохраняются крупные международные проекты, например Объединенный институт ядерных исследований в Дубне…
— Да, мегапроекты требуют объединенных усилий многих стран, и они реализуются в России, но в условиях санкций взаимодействие с зарубежными учеными и участие в международных проектах ограничено. Расширять научно-технологическое сотрудничество необходимо за счет активизации взаимодействия в рамках ЕАЭС, а также нужно искать новых партнеров на восточном направлении.
Но прежде всего нам следует повышать эффективность собственной науки, перестать оценивать ее через призму публикационной активности, а исходить из решений актуальных технологических и социально-экономических задач. Мы должны сконцентрироваться на исследованиях и разработках, связанных с общим контуром научно-технологического развития экономики, а не тратить все силы в поисках возможности напечататься за рубежом.
Мы сохранили сильную фундаментальную науку, я считаю, что это произошло благодаря Российской академии наук, но в результате рыночных трансформаций мы потеряли прикладную науку. Сегодня мы пожинаем эти плоды. Это выражается, в частности, в высоком уровне импортозависимости; например, в станкостроении она достигает 85–90%: у нас нет своего оборудования. В сфере фармацевтики, информационных технологий и программного обеспечения импортозависимость составляет 60–70%.
Сегодня много говорится о создании проектов полного инновационного цикла от разработки до внедрения. Если в результате получится устранить разорванность между фундаментальной наукой, прикладными разработками и производством, будет замечательно.
— Получилось ли в Институте экономики РАН разработать рекомендации, которые в перспективе помогут добиться повышения технологической независимости?
— В этом году мы закончили исследование темы, связанной с формированием научно-технологического контура и институциональной модели экономического роста, которая базировалась бы на достижениях научно-технологического развития. Выработанные в рамках исследования рекомендации как раз направлены на повышение технологической независимости страны, но важно быть услышанными. Формированием инновационной модели развития мы занимаемся около 20 лет. Помню, в начале 2000-х гг. в рамках реализуемого при поддержке Европейской комиссии проекта «Наука и коммерциализация технологий» мы на базе изучения европейского опыта разработали рекомендации по формированию национальной инновационной системы для нашей страны. Но за 20 лет мы так и не сумели перейти к инновационной модели развития, многие рекомендации актуальны и по сей день. Сегодня ситуация еще более усложнилась, в условиях, когда обеспечение технологического суверенитета стало объективной необходимостью, актуальность формирования грамотной научно-технологической политики серьезно возросла — и мы, конечно, пытаемся предложить новые подходы и свои рекомендации.
Должен быть четко определен вектор научно-технологического развития: важно понимать, какие критические и сквозные технологии нам нужны и какие задачи для этого требуется решить. Этот вектор должен формироваться исходя из общих задач социально-экономического развития, в связи с чем необходима разработка долгосрочной стратегии социально-экономического развития: она предусмотрена федеральным законом № 172-ФЗ «О стратегическом планировании в Российской Федерации», но до сих пор не разработана. Стратегия должна определить ту модель, в рамках которой мы хотим развиваться. Если мы говорим о технологическом суверенитете, то, значит, хотим развиваться в рамках модели, основанной на инновациях и передовых технологиях. Естественно, для выхода на определенный технический уровень требуются и структурный разворот, и технологическая модернизация всех традиционных отраслей, ускоренная разработка и освоение передовых критических технологий.
К сожалению, такой смычки между научно-технологическим развитием и стратегически важными задачами социально-экономического развития у нас нет. В феврале этого года утверждена новая Стратегия научно-технологического развития Российской Федерации. В прошлом году была принята Концепция технологического развития страны до 2030 г. Отрадно, что правительство чувствует, что требуются серьезные безотлагательные решения в сфере научно-технологического развития. Но эти документы носят довольно общий характер. Так, в Стратегии по-прежнему речь идет о поисках ответа на большие вызовы, они не развернуты до конкретных научных и технологических задач. В Концепции же прописаны в основном меры и инструменты поддержки и стимулирования бизнеса. Но сегодня в рамках решения проблемы обеспечения технологического суверенитета страны нужна четкая целевая направленность научно-технологического развития, чтобы весь научно-технологический контур был содержательно увязан с общей стратегией, приоритетами и задачами социально-экономического развития страны. Этим требования принятые документы в полной мере не отвечают.
Вместе с тем говорить, что в сфере поддержки научно-технологического развития со стороны государства ничего не делается, было бы неправильно. Делается довольно много. На государственном уровне принят достаточно большой пакет мер в области поддержки ИКТ, микроэлектроники, других высокотехнологичных отраслей, малого технологического бизнеса, кадрового потенциала и т.п. Активно формируются механизмы поддержки разработки и реализации проектов технологического суверенитета, предполагающих охват полного инновационного цикла. Речь прежде всего идет о таксономии таких проектов, использовании механизмов «фабрики проектного финансирования» и т.п. Однако выстроить научно-технологический контур пока не получается. Определен общий перечень критических технологий, но нет четкого понимания, какие именно задачи необходимо решить в первую очередь. В такой ситуации деньги зачастую тратятся неэффективно ― на решение второстепенных задач, которые не так важны в данный момент.
― То есть общую концепцию развития стоит сводить к определению конкретных задач?
― Но прежде всего было бы хорошо провести промышленный и технологический аудит: надо понимать, что у нас есть и какие задачи требуется решить в первую очередь.
Если говорить в целом, то мы должны сосредоточиться на решении двух блоков задач. С одной стороны, разрабатывать и внедрять сквозные технологии четвертой промышленной революции, которые формируют новые рынки и у которых есть перспектива занять определенную долю. С другой стороны, одновременно требуется возрождать и традиционные отрасли, осуществлять их технологическую модернизацию. Сегодня это придется делать преимущественно на базе собственных технологий: в перспективе и в традиционные отрасли должны внедряться сквозные технологии. Необходимо найти золотую середину, при которой получится решать задачи технологической модернизации ключевых отраслей промышленности, при этом сохранить и приумножить наработки в области цифровых технологий, квантовых вычислений, биотехнологий и т.д.
Еще раз подчеркну: это очень сложная задача, для решения которой требуется продуманная системная научно-технологическая политика, тесно увязанная с инновационной и промышленной политикой. К сожалению, в этой части мы видим определенную разорванность. И прежде всего это связано со сложившейся системой управления. Функции по определению стратегических целей, задач и приоритетов научно-технологического развития Российской Федерации в настоящее время возложены на Совет при Президенте Российской Федерации по науке, а также на постоянно действующую комиссию, но это слабо повлияло на взаимосвязанность упомянутых выше сфер политики. Научную политику формирует Минобрнауки, инновационную ― Минэкономразвития, промышленную ― Минпромторг. Для системного и комплексного управления научно-технологическим развитием было бы целесообразно создать постоянно действующий надведомственный орган. В советское время такие функции выполнял Государственный комитет по науке и технике, который объединял работу всех ведомств и принимал комплексные решения.
В рамках проводимых исследований мы как раз сейчас пытаемся сформулировать новые подходы к формированию научно-технологической политики в России, которые позволили бы ускоренно решать проблемы структурно-технологической модернизации и обеспечения технологического суверенитета.
Александр Бурмистров
