Академик РАН Сергей Юрьевич ГЛАЗЬЕВ рассказал «АН» о глобальной климатической повестке, «зелёной сделке» ЕС, углеродном следе и необходимых действиях России.
– 14 июля Европейская комиссия опубликовала первые ориентиры по введению так называемого углеродного налога, которым будет облагаться потребление в ЕС стали, продукции нефтехимии, электроэнергии пропорционально массе углекислого газа, образовавшейся и выброшенной в атмосферу при их производстве. Насколько эти меры помогут в борьбе с потеплением климата?
– На этот счёт у специалистов нет единства мнений. В отличие от «зелёных», одержимых идеей борьбы с выбросами парниковых газов, учёные занимаются объективным анализом, выявлением закономерностей на основе наблюдений и экспериментов, оценивают последствия и рассчитывают прогнозы. Давайте посчитаем вместе. Итак, объём выброса парниковых газов в атмосферу за счёт хозяйственной деятельности человека по итогам 2018 года оценивается в 53 миллиарда тонн СО2 эквивалента1. В том числе: углекислого газа – 34 миллиарда тонн, метана – 8 миллиардов тонн2.
Теперь сравним эти объёмы с выбросом этих же газов в результате природных процессов, а также влиянием солнечного излучения на изменение климата. Критики теории антропогенного влияния на изменение климата указывают на определяющую роль солнечной активности и влияние таких природных факторов на выброс парниковых газов, как вулканическая деятельность и лесные пожары.
Авторитетные отечественные учёные указывают на доминирующую роль циклов солнечной активности в изменениях климата. Ещё в 2007 году специалисты Пулковской астрономической обсерватории заявляли, что основной причиной наблюдаемого потепления является повышение интенсивности солнечного излучения, которое шло весь прошлый век, достигнув максимума в 1990-х годах. В настоящее время солнечная активность относительно стабилизировалась, но затем ожидается фаза её снижения, и потепление сменится похолоданием, которое достигнет температурного минимума в 2050–2060-х годах. Некоторые учёные считают, что повышение за столетие температуры на 1 градус – это не более чем всплеск на фоне долгосрочного тренда её понижения.
Детальные палеоклиматические исследования показали, что такие же тёплые периоды, как сейчас, имели место в VIII–XI веках и в I веке до н.э. – II веке н.э. Хорошо известным примером зависимости между климатическими изменениями и солнечной активностью является Малый ледниковый период, который продолжался с середины XVI до середины XIX века. Самое большое похолодание тогда пришлось на 1650–1750-е годы, которое совпало с минимумом солнечной активности. Исследователи солнечной активности считают, что на её долю приходится 80% от общего вклада в потепление климата за последнее столетие.
Суммарное антропогенное выделение CO2, как считают специалисты, не превосходит 8% от его естественной эмиссии. Таким образом, даже если мы полностью перейдём к бескарбоновой экономике, это даст около 1, 5% снижения действия совокупных факторов на потепление климата. С учётом того, что европейские инициативы затрагивают не все антропогенные источники эмиссии углекислого газа, а Евросоюз – хоть и большой, но далеко не единственный его эмитент, эту цифру нужно уменьшить минимум в пять раз. Таким образом, весь сыр-бор затеян ради снижения совокупного влияния всех факторов на потепление климата на 0, 3%.
– Вы говорите об углекислом газе. А другие источники выбросов парниковых газов? С ними как?
– Правильный вопрос, который почему-то остался за пределами вводимого ЕС налогообложения парниковых газов. Между тем парниковая активность оксида азота в 298 раз сильнее, чем у CO2. За прошедшие 250 лет концентрация N2O в атмосфере возросла на 22%. Он тоже имеет искусственное и природное происхождение, выделяясь из почвы и при производстве минеральных удобрений. Есть ещё более мощные загрязнители. Например, по данным Анджелы Хонг из Университета Торонто (Канада), перфтортрибутиламин, образующийся при производстве алюминия, в 7, 1 тысячи раз сильнее прогревает землю, чем диоксид углерода.
Как видите, европейский подход страдает однобокостью, что даёт весомые основания его критикам подозревать Еврокомиссию в лоббировании коммерческих интересов определённых корпораций. Подобное уже было, когда по заказу определённых корпораций организовывались глобальные климатические и санитарные истерики. Например, когда запрещали производство фреонов под предлогом борьбы с озоновыми дырами или шифера – под предлогом вредного воздействия якобы выделяемых им микрокристаллических структур на лёгкие. Публика легко поддаётся панике, а политики, стремясь к популярности, легко идут на поводу у заказчиков разного рода фобий в коммерческих интересах. Это можно было бы считать особо масштабным типом недобросовестной конкуренции, если бы не международные договоры и национальные нормативные акты, которыми она легализуется.
– А кто может быть заказчиком глобальной климатической истерики?
– Европейская экономика контролируется транснациональными корпорациями, большинство которых имеют американское происхождение. Среди них выделяются высокотехнологические, специализирующиеся на нанотехнологиях, которые используются при производстве солнечных батарей, электромобилей, для целей энергосбережения и повышения энергетической эффективности.
В целом с периодичностью раз в полстолетия в мире происходит технологическая революция, опосредующая смену технологических укладов. Это очень болезненный процесс, связанный с упадком значительной части производств, обесценением задействованных в них капитала и труда. На поверхности экономических явлений он проявляется как депрессия и структурный кризис, сопровождающийся турбулентностью на товарных и финансовых рынках. Капитал не сразу пробивается к освоению новых технологий, чреватому большими рисками. Высвобождаясь из устаревших производств, он зависает на финансовых рынках, что создаёт питательную среду для образования финансовых пузырей. В течение примерно полутора десятилетий экономику лихорадит. Только после того как оставшийся после схлопывания финансовых пузырей капитал вкладывается в производства нового технологического уклада, начинается новая длинная волна экономического роста. В подобные периоды для снижения рисков и стимулирования скорейшего перевода экономики на новый технологический уклад государство предпринимает экстраординарные действия: резко наращивает государственные закупки новой техники, расширяет дешёвое долгосрочное кредитование инвестиций, всемерно стимулирует инновационную активность. В предыдущие периоды подобных структурных трансформаций это резкое усиление государственного стимулирования развития экономики предпринималось по мотивам национальной безопасности, поскольку в рамках либерально-демократического устройства политических систем западных стран других мотивов государственного вмешательства не предусматривается. Неслучайно переход к новому технологическому укладу в 80-е годы прошлого века сопровождался гонкой вооружений в космосе, которая породила гамму информационно-коммуникационных технологий, двигавших экономику вплоть до мирового финансового кризиса. А в предыдущий период смена технологических укладов проходила через Великую депрессию и мировую войну.
– А сегодня?
– В настоящее время мы также наблюдаем обострение военно-политической напряжённости в международных отношениях. Говорят даже о мировой гибридной войне. К счастью, новый технологический уклад отличается от предыдущих своей гуманитарной направленностью. Клеточные технологии в медицине и биоинженерные технологии расширяют возможности продления человеческой жизни, её обеспеченности и качества. Ведущими отраслями становятся здравоохранение, образование, наука и культура, на которые в совокупности будет приходиться около половины использования ВВП. В этих условиях гонка вооружений не является более драйвером экономического развития. А климатические и биологические угрозы вполне подходят. На фоне упадка большинства отраслей экономики фармацевтика, медицинские услуги, производство средств вычислительной техники и телекоммуникации получили в последние два года мощный толчок в развитии – объёмы реализации продукции в них вырос в период пандемии на десятки процентов. Борьба с потеплением климата даёт новый толчок развитию производств нового технологического уклада: в солнечной энергетике, сельском хозяйстве, обрабатывающей промышленности, приборостроении, транспорте и строительстве.
– Борьба с потеплением климата замещает мировую войну как механизм стимулирования перехода к новому технологическому укладу?
– Конечно, лучше борьба с потеплением климата, чем мировая война! Заметьте, что мировые войны тоже не имеют внятного логического объяснения. Стоило ли царю вступать в катастрофическую для страны и него Первую мировую войну ради защиты Сербской автономии и захвата проливов, в то время как страна бурно развивалась и имела гигантскую территорию с безбрежной сырьевой базой для роста? А Кайзеру воевать с Россией, которая была главным рынком сбыта для германской промышленности? А английской разведке выращивать Гитлера, который с помощью американских корпораций милитаризировал Германию, обрушив её мощь на европейских соседей, включая Великобританию?
В этих мировых потрясениях скрыт внутренний механизм, который раскрывает развиваемая мною теория становления и смены технологических и мирохозяйственных укладов. Война резко ускоряет становление нового технологического уклада и уничтожает значительную часть устаревших производств предыдущего. Она также сметает консервативную властвующую элиту, открывая возможности для появления новой, которая обеспечивает переход к новой системе производственных отношений. При наличии оружия массового поражения обычная война теряет смысл, к тому же в новом технологическом укладе доминируют «гуманитарные» отрасли, обеспечивающие воспроизводство человеческого капитала. И нынешняя мировая война, которую уже назвали «гибридной», разворачивается не за захват жизненного пространства агрессивной нацией, а за контроль над умами и источниками доходов. Так что вне зависимости от того, есть ли смысл в борьбе с потеплением климата или нет, её следует рассматривать положительно как своего рода альтернативу мировой войне. Даже если существенной роли в предотвращении глобального потепления она не даст, для перевода экономики на новый технологический уклад она, несомненно, является полезной. Посмотрите, как на фоне всеобщего падения экономической активности резко – на десятки процентов, а то и в разы - нарастили производство фармацевтические и «айтишные» компании, бурно развились цифровые технологии и искусственный интеллект. Также она обрушивает устаревшие производства, расчищая дорогу новым технологиям. Обсуждаемые инициативы Европейской комиссии означают, что ЕС стремится захватить лидерство в международной гонке по переходу к новому технологическому укладу. На волне современной технологической революции, стимулируя снижение эмиссии углекислого газа, они надеются дать мощный стимул для освоения ключевых производств нового технологического уклада.
– Что нам делать в этой ситуации?
– Надо перехватывать инициативу. Бороться с вводимым ЕС углеродным налогом бессмысленно, и не надо думать, что он направлен против нас. Наши экспортёры облагаемых этим налогом товаров просто «попадают под раздачу» мер, которые внедряются без оглядки на них в целях стимулирования развития европейской экономики. Конечно, собираемые с них деньги будут использованы для этих же целей. Но, как говорится, «ничего личного, только бизнес». Нам тоже следует озаботиться собственными интересами – выстроить свою систему стимулирования перевода экономики на новый технологический уклад. Но это надо сделать на системной научно обоснованной базе. Прежде всего правильно поставить цели и задачи. Не вестись на чужую климатическую повестку, а навязывать свою. С пониманием того, что делается всё это не столько ради борьбы с глобальным потеплением, сколько для перевода экономики на новый технологический уклад. Опираясь при этом на понимание закономерностей его становления.
– Каких закономерностей?
– В том числе связанных с охраной окружающей среды. Переход на новый технологический уклад выдвигает качественно новые требования к её чистоте. Этот тренд начался ещё в период предыдущей технологической революции. Когда она начиналась, образовался Римский клуб, который выпустил нашумевший доклад «Пределы роста». В нём утверждалось, что человечество находится на грани экологической катастрофы и необходимо предпринимать срочные меры по свёртыванию экономической активности в целях снижения антропогенной нагрузки на окружающую среду. По расчётам авторов, к настоящему времени человечество должно было бы задохнуться в собственных отходах. Но этого не произошло. Наоборот, несмотря на увеличение экономической активности в несколько раз, загрязнение окружающей среды уменьшилось. Очистилась атмосфера крупных городов, а в европейских реках, превратившихся тогда в сточные канавы, сегодня снова ловят рыбу. Всё это произошло благодаря переходу на новый технологический уклад, ядро которого составили микроэлектроника и информационные технологии с требованиями чистых производственных помещений, тонкая химия с возможностями очистки промышленных выбросов вредных веществ, газовая промышленность, заместившая нефтяную и угольную в генерации прироста электроэнергии. После удовлетворения потребностей населения развитых стран в базовых продуктах встал вопрос о повышении качества жизни, одним из важнейших критериев которого является чистота среды обитания. Нынешний переход к новому технологическому укладу усиливает эту тенденцию в силу как своего гуманитарного характера, так и принципиально новых технологических возможностей использования возобновляемых источников энергии – солнца и ветра. Собственно, в ускорении перехода к ним и заключается основной смысл вводимого в ЕС углеродного налога.
Теперь о безуглеродной экономике. Точнее, следует говорить о переходе к безуглеродной энергетике, поскольку речь идёт об отказе от использования углеводородов как топлива. Эта тенденция также отчётливо прослеживается в технологических сдвигах, связанных со сменой технологических укладов. Если в уходящем технологическом укладе базовым энергоносителем, обеспечивавшим прирост энергопотребления, был природный газ (метан СН4), а в предыдущем – нефть, имеющая намного больший углеродный вес, до этого – уголь, то в новом технологическом укладе прирост энергопотребления идёт за счёт возобновляемых источников – солнца и ветра, а также водорода в качестве моторного топлива. Начиная с позапрошлого века, наблюдается отчётливая закономерность: с каждым новым технологическим укладом происходит смена базового энергоносителя, отличающегося от предыдущего относительно меньшей составляющей углерода. Переход к безуглеродной энергетике, провозглашённый ЕС, полностью вписывается в эту тенденцию так же, как навязчивые проекты по использованию водорода в качестве энергоносителя. Круг замкнётся, когда будут созданы технологии улавливания водорода, просачивающегося в больших объёмах через земную кору.
– И что следует из этих закономерностей?
– Во-первых, то, что провозглашённый ЕС план перехода к безуглеродной энергетике хорошо вписывается в закономерности долгосрочного развития экономики. Под предлогом борьбы с глобальным потеплением они пытаются форсировать переход к новому технологическому укладу, чтобы сохранить конкурентоспособность своей экономики. Из этого следует, что нам не стоит уклоняться от этого вызова. Во-вторых, надо нарастить свои конкурентные преимущества в рамках глобальной кампании по борьбе с парниковыми газами. Это прежде всего форсированное восстановление наших лесов и повышение их коммерческой ценности. Если хотите – капитализация лесного фонда. Также – дальнейшее опережающее развитие атомной энергетики. Наконец, создание технологии добычи водорода из недр. В-третьих, нам следует системно подойти к решению проблемы перехода на новый технологический уклад. В частности, нужно вводить комплексную научно обоснованную систему природопользования, исправляя грубые ошибки, допущенные в начале нулевых годов.
– Какие ошибки?
– Положившись на советы западных «партнёров», тогдашние малообразованные российские министры пролоббировали в частных интересах отмену передовой на тот момент системы защиты окружающей среды, включавшей научно обоснованные платежи за загрязнение окружающей среды сверх её ассимиляционного потенциала и экологические фонды, собиравшие эти деньги и тратившие их на её оздоровление. Эта система была разработана в последние годы существования СССР и внедрена в переходный период. На тот момент она была самой прогрессивной в мире. Была также разработана экономико-математическая модель торговли квотами на выброс загрязняющих веществ, которую планировали внедрить. Но пришедшие в правительство после отставки Примакова новые, ориентированные на советы МВФ и лоббирование интересов крупного бизнеса либертарианцы демонтировали эту систему, заменив её маловразумительным экологическим налогом. Собственники металлургических заводов, повсеместно отравляющих окружающую среду, рукоплескали – либертарианцы подарили им возможность извлекать сверхприбыли за счёт здоровья людей, работающих и проживающих в местах расположения заводов. Другим бездумным решением было принятие нынешнего Лесного кодекса, упразднившего 100-тысячную службу охраны лесов и передавшего лесопользование в частные руки. В результате этого небескорыстного, я думаю, творчества министра экономики, лоббировавшего эти изменения в законодательство вопреки протестам научного и профессионального сообщества, страна уже почти два десятилетия не может совладать с лесными пожарами. Таким образом, уничтожается наше главное преимущество в реализации климатической повестки – самые большие в мире лесные угодья, которые из поглотителя углекислого газа превращаются в их эмитента. Эти ошибки нужно немедленно исправлять: восстанавливать систему научно обоснованных платежей за загрязнение окружающей среды и штрафов за сверхнормативные выбросы с аккумулированием этих средств в экологических фондах. Расчёт этих платежей должен вестись исходя из стоимости увеличения ассимиляционного потенциала окружающей среды для нейтрализации вредного воздействия дополнительной единицы выброса загрязнителя. При этом предприятие-загрязнитель может самостоятельно потратить начисляемые платежи на проведение природоохранных и экологических мероприятий. Это существенно поднимет мотивацию к восстановлению лесных массивов и очистке вредных выбросов и сточных вод. Разумеется, эти платежи не должны ограничиваться углекислым и другими парниковыми газами – их необходимо распространить на все виды загрязняющих атмосферу и гидросферу веществ, эмитируемых в результате хозяйственной деятельности.
– А как ответить на европейский вызов с углеродным налогом?
– Реализовать встречные меры: самим ввести этот налог в форме пошлины на энергоёмкий экспорт цементного, сталелитейного, алюминиевого, нефтеперерабатывающего, деревообрабатывающего, стекольного производств, химических удобрений. Эта экспортная пошлина должна быть пропорциональна углеродному содержанию экспортируемых «углеродосодержащих» товаров. Необходимо предусмотреть механизм зачёта этого налога экспортёрам в размере финансирования ими инвестиционных проектов, ориентированных на снижение выбросов парниковых газов. Такой подход позволит своевременно конвертировать доходы от природопользования в мероприятия по снижению загрязнения и усилению поглощаемой ёмкости природных ресурсов. Это также стимулирует технологическое перевооружение в целях глубокой переработки сырья и поддержит внутреннюю ценовую стабильность. Мы должны навязать собственную климатическую повестку.
– Похоже, правительство к вам прислушалось – только что объявили о введении экспортных пошлин на металлы.
– Да, но с опозданием на пять лет, когда я предложил эту меру в ответ на тогдашнюю волну повышения цен на металлы. Замечу, что я вводил подобные пошлины в 1992 году, за счёт которых тогда формировалась четверть федерального бюджета. Но их позже отменили под давлением компрадорской олигархии и прикрытием МВФ. А так подарили офшорным олигархам миллиарды долларов сверхприбыли, источником которой является общественное достояние – природная рента и здоровье людей. Эту пошлину сейчас ввели как временную меру с неубедительной мотивацией – отбить дополнительные расходы государства как покупателя металлических изделий, возникшие в связи неожиданным для чиновников ростом цен на металлы и руду. А вводить её надо на постоянной основе, привязывать к углеродному следу и изымать не в доход бюджета, а на защиту и оздоровление окружающей среды через специально создаваемые региональные экологические фонды.
– Что ещё вы предлагаете?
– Правильно сформулированная климатическая повестка должна стать частью системы стратегического планирования долгосрочного социально-экономического развития страны, которую правительство никак не может и не хочет внедрять, несмотря на то что предписывающий её создание федеральный закон был принят уже 7 лет назад. Если пустить дело на самотёк, то наши олигархи просто начнут платить Евросоюзу углеродный налог, отбивая его за счёт здоровья населения, эксплуатации рабочих и присвоения природной ренты. Как я уже сказал, их сверхприбыли, образующиеся за счёт указанных источников, нужно облагать аналогом европейского углеродного налога в форме экспортных пошлин, изымаемых для экологических нужд. Обнародованные ЕС предварительные правила позволяют это сделать вместо оплаты пошлины на углеродный след с импортируемых ЕС товаров. Это лишь одна из мер. Все они должны быть увязаны в систему в качестве составной части документов стратегического планирования с соответствующими механизмами их реализации, ориентированными на стимулирование перевода экономики на новый технологический уклад.
Если говорить о большой региональной валюте в нашей зоне, надо брать ШОС или БРИКС – крупное региональное объединение, где большой рынок, свои центры формирования биржевой торговли, но пока нет своих центров формирования международных цен. Мы доминируем на рынках многих биржевых товаров, но пользуемся котировками западных – английских или голландских – рынков. Нам нужно создавать свою систему котировок цен, нужен инструмент, привязанный к товарной корзине в национальных валютах. Именно поэтому в Стратегии развития ЕАЭС до 2025 года зафиксированы разработка и утверждение концепции формирования общего биржевого рынка товаров в рамках Союза, цитирую: «в том числе рынков производных финансовых инструментов, базисным активом которых является товар, а также программы развития биржевых торгов товарами, по которым сторонами достигнута договорённость их реализации на биржевых торгах, с включением в неё мероприятий, в том числе направленных на формирование и использование биржевых и внебиржевых индикаторов цен».
----------------------
1 Emissions Gap Report 2018 (UN environmental programme). (Available at: https://www.unep.org/resources/emissions-gap-report-2018)
2 World Bank Database: Climate Watch. 2020. GHG Emissions. Washington, DC: World Resources Institute. Available at: climatewatchdata.org/ghg-emissions.
Виктор Кузьмин
