В Алтайском институте садоводства вывели вишню со вкусом черемухи и смородокрыжовник.
В Барнауле в НИИ садоводства Сибири им. Лисавенко вывели вишню со вкусом и запахом черемухи. Почему эта работа значит для нашей страны больше, чем кажется, чем еще занимаются алтайские селекционеры и откуда на даче Брежнева барнаульская облепиха, «Русской планете» рассказала доктор сельскохозяйственных наук, селекционер Елизавета Пантелеева.
Спасти всю российскую вишню
Более 80 лет прошло с тех пор, как Михаил Лисавенко, талантливый ученик Мичурина, посадил в Катанаковском логу первые саженцы. За эти годы учеными создано 407 сортов ягодных и плодовых культур и 408 декоративных. Селекция плодовых — это небыстрая работа, на выведение одного сорта уходит иногда по 30–35 лет. Ученые говорят: «Приходится жить долго, чтобы увидеть результаты своего труда».
И вот один из новых поразительных результатов: вишня со вкусом черемухи. Садоводы-любители радуются: многие из них еще помнят вкус бабушкиных черемуховых пирожков. Но главное в этом новом сорте вовсе не вкус. Это не диковинка, которую вывели, чтобы всех удивить и показать свои возможности. Это важная селекционная работа, которая, возможно, спасет всю российскую вишню.
— Раньше в европейской части России вишня занимала огромные площади, — рассказывает селекционер Елизавета Пантелеева. — Потом из Скандинавии пришло опасное заболевание — коккомикоз. Сначала в Прибалтику, потом расползлось по Европейской части России, потом пришло в Сибирь. Заболевание повреждает листья, они осыпаются, и вишня вымерзает, гибнет.
Поэтому ученые решили скрестить вишню с черемухой Маака, которая коккомикозу не подвержена. Гибриды удавалось получать и раньше, но эти растения не давали урожая.
— Это все равно, что мул — гибрид осла и лошади — только работает, а размножаться не может, — говорит Елизавета Пантелеева. Сейчас выделено несколько гибридов, которые хорошо плодоносят, и это прорыв в науке.
На подходе еще одна сенсация: в сортоиспытание передали гибрид крыжовника и черной смородины. На днях в НИИ дегустировали джем из нового растения — скорее смородиновый, чем крыжовниковый, и невероятно вкусный. Ягоды у сморокрыжовника крупные, красивые, но главное — этот гибрид не повреждается почковым клещом, который повсеместно губит смородиновые кусты.
Благодаря алтайским селекционерам в Сибири растут плоды и ягоды, о которых раньше здесь никто и подумать не мог. Груши сладкие и сочные, сливы дают стабильно хорошие урожаи, виноград ароматный.
В НИИ создано 72 сорта яблони, и одно алтайское яблочко размером с шарик для пинг-понга содержит столько же полезных веществ, сколько огромное южное. Хотя есть здесь и крупноплодные сорта, размером с два кулака.
До встречи с барнаульскими селекционерами жимолость вообще была несъедобным декоративным растением, а облепиха — диким колючим кустом с кислыми ягодками. Ее селекция началась в 1933 году, когда Михаил Лисавенко собрал семена в зарослях на берегу Катуни.
— Черноплодная рябина тоже пошла от нас, — рассказывает селекционер. — В 1935 году Лисавенко привез от Мичурина пять черенков, и в 1946 году черноплодная рябина уже была включена в районированный ассортимент. Мы научились ее размножать, и пошла она на север европейской части России — в Ленинградскую, Тульскую, Курскую области.
В Майме из черноплодной рябины делали марочное вино, и сотрудники института брали с собой эти красивые бутылки в качестве подарка, когда ездили с отчетами в Москву.
Облепиха для Брежнева
Елизавета Пантелеева пришла в институт в 1959 году: на выпускных экзаменах в школе садоводства Живко Гатин, преподаватель по плодоводству, сказал про нее: «Мы вывели отборную форму садовода!» До работы в алтайском НИИ Живко Иванович был югославским партизаном, воевал с фашистами в родной Хорватии. А институтом руководил сам Лисавенко.
— Я работала с Лисавенко недолго. Он был, может быть, строгим педагогом, но он был очень требователен к работе, а с людьми обращался хорошо. Он никогда ни на кого не кричал, не критиковал. Он был порядочный и интеллигентный человек.
В начале 70-х, уже после смерти Лисавенко, в НИИ приезжал Брежнев, и был буквально сражен облепихой: молодые посадки гнулись под тяжестью крупных оранжевых ягод, а воздух вокруг сладко пах ананасом.
— Он был впечатлен, захотел посадить облепиху на своей даче. Мы собрали ему саженцы: облепиха, черноплодная рябина, яблони, — упаковали, и я отправилась с этими посылками в Москву. Там к самолету подъехала машина, забрала саженцы; в другую машину посадили меня, отвезли в гостиницу, сказали, что когда понадоблюсь — за мной приедут. Потом позвонили: живите в Москве, сколько хотите, мы все посадим сами. Конечно, все у него прижилось — мы дали хорошие саженцы, садоводы у него были, я думаю, достойные.
Сибирские плоды и ягоды до сих пор растут практически без применения ядов. Почти все ученые — противники химии в саду.
— Я дважды была в Венгрии, была в Китае, и видела, как выращивают яблоки, за которыми мы когда-то стояли в очереди, чтобы купить детям к Новому году, — вспоминает Елизавета Пантелеева. — Яблони опрыскивают химикатами до 17 раз за сезон. Говорят, что яды разлагаются, — я не химик, но думаю, есть основания усомниться в этом утверждении. Было время, к нам пришла агроном из зернового хозяйства и начала внедрять гербициды. У меня есть участок, где проводился опыт по гербицидам на облепихе, и несколько лет спустя я посеяла там овес, это очень хороший индикатор на остатки химикатов в почве. Овес взошел и вскоре пожелтел — гербициды в почве сохранились. После этого я убрала со своих участков всех, кто пытался внедрять химию.
«Душа болит о том, что это все исчезнет»
В 90-х НИИ переживал лимонный период: Елизавета Пантелеева получила один саженец от коллеги из Иркутска и смогла его размножить.
— У нас были стеклянные теплицы, сделанные не по правилам, и наши культуры там расти не могли. Я заняла их лимонами, размножала и черенками, и почкой, все смотрели на меня с удивлением, но помогали.
Потом теплицы перестали отапливаться, и моими лимонами были заставлены все кабинеты института. В то время людям в Барнауле не платили зарплаты и пенсии, никто мои саженцы не покупал, но потом про них узнали кемеровчане, приехали и все забрали. Сейчас я размножаю лимоны в небольшом количестве. Вроде нет условий, бросить пора, но люди приходят, спрашивают. Мы ведь для садоводов работаем. Никогда не забуду, как Лисавенко нам говорил: «Когда ко мне пришел первый садовод-любитель, я его до ворот проводил!»
Сейчас НИИ переживает самый сложный период в своей истории: идут разговоры о том, что все алтайские институты объединят в одно учреждение, и как будут работать селекционеры, непонятно.
— Я работаю здесь с 1959 года, — говорит Елизавета Пантелеева. — Мы понимали свою задачу: чтобы в Сибири были сады, чтобы люди питались местными плодами и ягодами. Главное в селекционной работе — она не должна прерываться, это еще Мичурин отмечал. Сейчас у всех нас, кто работает с младых ногтей, душа болит о том, что это все исчезнет. Коллекции создавались годами, если мы потеряем исходные формы, мы потеряем все, что начинал еще Лисавенко.
