Десять лет назад в Приморском крае объявили о фактической гибели заказника «Березовый», расположенного в Чугуевском районе города Владивостока. Преобладающих здесь некогда берез и дубов фактически не осталось: на их месте были одни пни, изредка попадались корейские кедры, которым тоже не удалось избежать гибели. Они росли на характерных для региона сопках средней высотой 1200 м, ствол кедра в отдельных случаях превышал 35 м, деревья стояли на открытых сильных ветрах, крона раскачивалась, корневая система расшаталась.
«На здешних склонах сопок слой почвы тонкий, всего 10–15 см, и сплошную рубку проводить было нельзя. Корейских кедров и так было мало, не более десятка на гектар, а те, что остались, страдали от того, что корень их уходил вглубь всего на 50 см. Кедра в нашем регионе почти не осталось», — говорит старший научный сотрудник Федерального научного центра (ФНЦ) биоразнообразия наземной биоты Восточной Азии Дальневосточного отделения РАН Ольга Ухваткина.
Исчезновение целого заказника — мелочь на фоне проблем федерального масштаба. За последние 15 лет сплошных рубок более 40% лесов в Приморье уничтожено наполовину. Еще 35% занимают так называемые вторичные леса, молодняк, посаженный на месте уничтоженного леса, которому до зрелого состояния расти еще как минимум лет 20, говорят ученые. Проблемы Приморья характерны для всей России.
Таковы последствия экстенсивной модели лесоуправления российским ЛПК, которые проанализировали ученые Центра экологии и пользования лесами (ЦЭПЛ) в исследовании «Ресурсный потенциал российских лесов» (есть в распоряжении «Известий»). Как пишут авторы, «к причинам сохранения экстенсивного лесопользования следует отнести, прежде всего, устоявшееся мнение о неисчерпаемости лесных ресурсов России, их достаточности для роста лесозаготовок». В тексте сказано, что весь лес в границах земель лесного фонда России занимают менее 70% территории, а площадь экономически доступных лесов, то есть тех, которые можно спилить и продать, не превышает 320–340 млн га, то есть менее 35% площади земель лесного фонда.
Многолетняя экстенсивная модель лесопользования имеет экономические последствия. При столь значительных запасах древесины лесоперерабатывающие предприятия испытывают дефицит круглых лесоматериалов, пригодных для заготовки, в частности, хвойного пиловочника и березового кряжа. Пиловочником считается наиболее ценная часть ствола, примерно метров шесть в длину, из нее выпиливаются доски и другие дорогие лесоматериалы, а верхняя часть ствола — балансы — идет на производство целлюлозы и стоит дешевле.
Стоимость пиловочного сырья в последние годы выросла в 2–3 раза, а 90% лесозаготовок приходится на 28% площади лесов, притом что площадь лесов, арендованных для заготовки древесины, сокращается.
«Цена растет, потому что падает предложение этих видов лесоматериалов на рынке. Их недостаток обусловлен истощением ценных спелых насаждений в эксплуатационных лесах в результате бессистемных рубок и отсутствия лесовосстановления», — заявил автор исследования, ведущий научный сотрудник ЦЭПЛ РАН Юрий Гагарин.
Рубить нельзя восстановить
Снижение доли хвойных пород в федеральном лесном фонде и расчетной лесосеке (предельный годовой объем лесозаготовки) идет последние 25 лет. По данным Концепции интенсивного использования и воспроизводства лесов, эта доля снизилась с 1956 по 2018 год для основных лесозаготовительных субъектов РФ на 10–15% (Вологодская область, Карелия, Коми) и на 30% для такого важнейшего лесопромышленного региона, как Архангельская область, говорят в Центре ответственного природопользования.
В ближайшее время Россия может столкнуться с жесточайшим дефицитом сырья не только для роста, но и для сохранения объемов производства изделий механической обработки древесины пиломатериалов, фанеры. Сейчас, по данным ЦЭПЛ, в лесах Европейско-Уральской части России преобладают спелые и перестойные леса, им больше сотни лет, и их 45%. Запасы древесины в таких старых лесах неоднородны: 59% и 77% от площади лесов в Приволжском и Центральном федеральных округах содержат мягколиственные порослевые насаждения, чья древесина почти непригодна для лесопиления, ее можно использовать только в качестве сырья для производства древесных плит, целлюлозы или топлива. В Северо-Западном и Уральском федеральных округах, где тоже преобладают перестойные леса, в основном растут хвойные породы деревьев, но их большая часть, 76% в Северо-Западном ФО и 77% в Уральском ФО, низкопродуктивна.
При этом ученые утверждают, что оставшиеся деревья низкого качества, так как принадлежат к низким I–III классам бонитета, то есть они тонкоствольные, невысокие и экономически невыгодные.
«К четвертому и пятому классу бонитета относятся тонкомерные деревья, часто растущие на заболоченных участках, которые арендаторам не выгодно заготавливать. Арендаторам коммерчески интереснее рубить деревья I–III бонитета, которые дают высокий выход пиловочника и балансов и тем самым хорошо окупают затраты на прокладку дорог и вырубку лесосек», — говорит заместитель руководителя Центра ответственного природопользования Андрей Птичников.
По его словам, в связи с высокой заинтересованностью арендатора в вырубке высокобонитетных насаждений нередко возникает переруб расчетной лесосеки по таким насаждениям, в то же время по низкобонитетным насаждениям часто встречается недоруб расчетной лесосеки. Это является причиной нарастающего дефицита хвойного пиловочника, что в свою очередь говорит об истощительном характере лесопользования.
Еще одной причиной дефицита ценных пород деревьев является отсутствие должного лесовосстановления в российских лесах. Эта проблема характерна для СЗФО, УФО, Приморья и Поволжья.
«По закону ответственными за лесовосстановление являются арендаторы. Это они должны высаживать деревья в объеме, равном вырубленному, и обязательно отслеживать состояние деревьев в будущем. Однако, к сожалению, это не всегда и не везде происходит. У нас сотни тысяч брошенных гектар, где вместо бывшего дорогого хвойного леса или голое место, или растет береза и осина», — говорит к.б.н., советник главы Росприроднадзора Амирхан Амирханов.
В целом профильные региональные министры признают наличие проблемы и говорят о сделанном. Например, в Башкирии из 10 млн годового запаса леса всего 10% составляют качественные хвойные леса.
«Так исторически сложилось, то именно хвойных пород у нас произрастает мало, а те, что есть, растут преимущественно в горах, куда без нужной инфраструктуры не добраться. Ценные породы деревьев вырубали в последние годы нещадно, лесовосстановление не проводилось. Но теперь мы проводим его как нужно, регулярно высаживаем хвойные, правда, спилить и продать их можно будет не раньше чем через 30–40 лет», — говорит министр лесного хозяйства республики Башкортостан Марат Шарафутдинов.
Лесовосстановление на местах проводится, однако всё зависит от местных властей. В Архангельской области, 28 млн га территории которой занимают леса, вырубаемые в течение десятка лет, в прошлом году высадили 82 тыс. га новых саженцев.
«Мы должны были высадить около 77 тыс. га саженцев архангельской сосны, березы. У нас преобладают деревья второго-третьего класса бонитета, мы стараемся выращивать деревья из качественных семян, в прошлом году вырастили 18 млн штук сеянцев, из них 11 млн имеют высокие наследственные качества. Поэтому лесовосстановлению мы уделяем большое внимание, арендаторов, пренебрегающих обязанностями по уходу за высаженными саженцами, мы штрафуем», — говорит министр природных ресурсов и лесопромышленного комплекса Игорь Мураев.
Как окупятся усилия местных властей, станет ясно не раньше, чем деревья вырастут. Пока что эксперты констатируют: из-за многолетних сплошных рубок и отсутствия должного лесовосстановления в регионах исчезли ценные породы деревьев. Например, в Приморье почти не осталось корейского кедра из-за отсутствия системы его восстановления, хотя раньше порода занимала более 2 млн га. По мнению одного из местных экспертов лесной отрасли Александра Олиференко, в советское время кедровые саженцы поставляли в регион регулярно. Но действующая система ведения лесного хозяйства обесценила труд многих поколений лесников и лесоводов, направленный на возрождение приморских кедровников.
«При данных темпах лесовосстановления и при условии даже полного прекращения сплошных рубок и полного отсутствия каких-либо природных катаклизмов и лесных пожаров, закрытие имеющегося в Приморье фонда лесовосстановления (125,2 тыс. га) произойдет не ранее чем через 1500 лет», — говорит эколог Александр Олиференко.
Нарушить границы и вырубить
Экстенсивное управление лесным хозяйством ведет к уничтожению резервных лесов, то есть тех, где пока не идет лесозаготовка. В недалеком будущем Россия столкнется с острейшим дефицитом сырья не только для роста, но и для сохранения объемов производства изделий механической обработки древесины.
«Трудно сказать, когда наступит этот момент. Но когда это произойдет, лесозаготовители начнут вырубать защитные и малонарушенные леса, средневозрастные и приспевающие насаждения, не достигшие возраста рубки. К сожалению, именно этот путь под предлогом интенсификации лесопользования предлагается сегодня в качестве инструмента ресурсного обеспечения лесной промышленности. Несомненно, что такие решения приведут к нарушению принципов непрерывности лесопользования в экономически развитых регионах и снижению экологического потенциала защитных лесов», — отметил Юрий Гагарин из ЦЭПЛ.
Ученые Центра ответственного природопользования говорят, что экстенсивная модель лесопользования невыгодна экономически: для производства одного кубометра древесины тратится в 2–3 раза больше площади. К тому же компании постоянно продвигают фронт заготовок в сторону ранее неосвоенных, малонарушенных лесов, удаляясь от населенных пунктов. Вследствие этого возникают дополнительные расходы по строительству дорог, введение вахтового метода лесопользования, возрастают затраты на охрану и защиту лесов от пожаров.
«Такая тенденция наблюдается на Севере ЕТР, Сибири и отчасти на Дальнем Востоке. Она ярко прослеживается после 2010 года, когда стали реализовываться приоритетные проекты в области освоения лесов, возрос объем лесозаготовки. Тенденция наблюдается, например, в Архангельской области, где лесопромышленные предприятия (ГК УЛК) начали осваивать массив малонарушенных лесов в Лешуконском районе Архангельской области. Объявлено о начале освоения лесов на севере Красноярского края в Богучанском, Кежемском и Эвенкийском районах», — говорит заместитель руководителя Центра ответственного природопользования Андрей Птичников.
Отраслевые эксперты заявляют, что изменение модели лесопользования с экстенсивной на интенсивную необходимо, параллельно с этим нужно усиливать лесную охрану и институт лесничих. «Много лет назад у института лесничих, который насчитывал более 100 тыс. человек в стране, были сильные полномочия, но сейчас их почти не осталось, они не могут в полной мере осуществлять контроль за всеми процессами в лесах», — говорит Амирхан Амирханов из РПН.
Низкие зарплаты и отсутствие жилья — вот причины кадровых проблем лесничеств. Нагрузка на сотрудников большая. Директор Шимского лесничества в Новгородской области Александр Золотухин говорит, что работа может быть парализована, если уйдут еще хотя бы два человека, — впятером следить за 315 га леса в трех муниципальных районах станет невозможно. Такого кадрового некомплекта Золотухин, работающий в лесничестве с 1992 года, не помнит. «На 12 лесничеств семь лесничих, это мало очень. Нам нечем привлекать новые кадры. В постсоветское и советское время на лесных кордонах лесничим и их семьям давали жилье, а зарплата как-то позволяла кормить свою семью и жить самому. Сейчас квартиры мы новым кадрам предоставить не можем. Голый оклад у нас составляет 11 тыс. рублей, с премиями и надбавками можно заработать примерно 25 тыс. рублей, на такие доходы человек вряд ли сможет купить жилье. Нам нужно удержать наши кадры, иначе мы не сможем контролировать порядок в лесу», — говорит Александр Золотухин.
Проблема кадрового некомплекта характерна для всех регионов России. Например, в Калининградской области, в которой расположено около 30 га леса, трудится всего шесть участковых лесничих. «У нас две вакансии, должность лесничего совмещает даже главный лесничий. А территория у нас огромная», — говорит инженер по охране и защите лесов Алина Розова.
Анна Героева
