Русские Вести

Большой каньон — не парк развлечений


Подпись к заглавному фото: Бывшая рейнджер Большого каньона Эми Мартин любуется зимним восходом солнца над участком реки Колорадо, прозванным Проходом Конкистадора. Маршруты не проложены по 95 процентам территории Северного края и по 85 процентам — Южного, так что дорогу здесь каждый торит сам. Меньше людей совершили пеший переход по всему Большому каньону, чем прогулялись по Луне. Фото: Пит Макбрайд

Двое искателей приключений, решившие пересечь из конца в конец американский Большой каньон, и представить не могли, через какие испытания им предстоит пройти. Главный вывод, который они сделали по возвращении: каньон — не парк развлечений.

«Сейчас главное — не сорваться. Если ситуация выйдет из-под контроля, рухнете в пропасть» , — рычит Рич Рудоу. Вообще-то, Рич парень невозмутимый, но ему хорошо известно: здесь ни на секунду нельзя терять бдительность. Мы на скале, вздымающейся над рекой Колорадо на 1050 метров, на краю Грейт-Тамб-Меса — столовой горы, удивительного произведения природы, выдающегося в южной части или, как здесь говорят, на Южном крае наиболее удаленных точек маршрута: здесь редко встретишь даже заядлых туристов. Если вы сюда забрались, вам останется только одно: с помощью альпинистского снаряжения спускаться к реке.

Уступ, по которому мы шли последние несколько дней, исчезает в глубокой расщелине-заливе в стене каньона. Это так называемые Глаза Совы — имя уступу дали два огромных овальных отверстия в центре скалы, нависающей над заливом. Место, надо сказать, жутковатое. И дело не только в том, что Глаза Совы смахивают на череп с запавшими глазницами, — все здесь напоминает об одной трагической истории. Почти четыре года назад солнечным февральским днем очаровательная молодая женщина — Рудоу был с ней знаком — встретила тут свою смерть. Теперь пришли мы, и нам предстоит действовать в куда худших условиях: накануне разыгралась буря, выпало 23 сантиметра снега. Уж этого мы никак не могли предположить, когда затевали наш поход, собираясь пройти Большой каньон из конца в конец.


Мэтью Браун (слева), Келли Макграт (в центре) и автор согласовывают Маршрут Уолта Пауэлла на Южный край каньона. Фото: Пит Макбрайд

Кажется, даже пытаться не стоит. Ни дорожки, ни тропки, которая тянулась бы вдоль северной или южной части. Чтобы посмотреть эти удивительные места, лучше всего отправиться по реке Колорадо, которая петляет по каньону 433 извилистых километра. Собственно, Джон Уэсли Пауэлл, возглавивший первую экспедицию по Большому каньону, в 1869 году именно так и поступил, избрав средством передвижения лодку. От первого пешего путешествия по каньону экспедицию Пауэлла отделяет более столетия. За сотню лет каньон признают сначала заповедником, потом Национальным памятником, пока наконец эта жемчужина не займет свое законное место в короне национальных парков США и не станет одним из самых узнаваемых и любимых американских пейзажей, местом отдыха сотен миллионов семей.

Но только зимой 1976 года Кентон Груа, 25-летний проводник, сопровождавший туристические сплавы по реке, предложит пройти Большой каньон пешком — до него подобное и в голову никому не приходило (заметим, на тот момент минуло уже 65 лет, с тех пор как были покорены Северный и Южный полюсы, и 23 года — со времени покорения Эвереста). Эти сопоставления весьма красноречиво говорят о сложности маршрута и дикости, в прямом смысле этого слова, здешних далеких от какой бы то ни было цивилизации мест. Никто точно не знает, сколько километров прошел Груа, но, если принять во внимание бесчисленные заливы, встречавшиеся на его пути, можно предположить, что за 37 дней он преодолел около 1100 километров, двигаясь вдоль южного берега реки от поселка Лис-Ферри до скалы Гранд-Уош.

Свое достижение Гроу никогда не афишировал. Но слухи о том, что он совершил, распространились и дошли до компании экстремальных туристов, в числе которых оказался и инженер-электрик из Феникса Рич Рудоу.

«Мы не желаем видеть Диснейленд на краю каньона», — Рене Йеллоухорс, представительница племени навахо.

К осени 2015-го Рич совершил несколько серьезных пеших переходов по каньону, побывав в том числе и в ущельях. Потому он чувствовал, что готов к самому настоящему вызову — рискованному 57-дневному путешествию по северной части Большого каньона, которую предстояло пересечь с востока на запад.

К тому времени, когда Рудоу с двумя своими товарищами были готовы отправиться на маршрут — почти через 40 лет после знаменитого «марш-броска» Кентона Груа, — лишь менее двух с половиной десятков человек совершили нечто подобное, и то с одной существенной оговоркой: две дюжины их предшественников за несколько раз вместе прошли столько, сколько Рич и его приятели собиралась одолеть одним махом. Словом, до 2015 года больше человек побывало на Луне (таких было 12), чем совершило сквозной переход через Большой каньон (8). Когда фотограф Пит Макбрайд услышал о планах Рудоу, он тут же позвонил Ричу, чтобы спросить: можем ли мы присоединиться к группе?

С того самого момента как американцы осознали, что такое большой каньон, эта удивительная речная долина вызывает две реакции: желание защитить ее и стремление заработать на ней побольше денег. Во времена экспедиции Пауэлла сюда хлынули шахтеры, чтобы добывать медь, цинк, серебро, асбест. В 1880-е один из местных воротил хотел устроить на дне каньона железнодорожный коридор, чтобы возить уголь из Денвера в Калифорнию, но с беднягой произошел несчастный случай — он утонул в Колорадо вместе с двумя членами своей экспедиции, и проект реализован не был.

В 1950-е горнодобывающая компания пыталась разбогатеть, построив канатную дорогу, по которой предполагалось доставлять помет летучих мышей из пещеры для дальнейшей перепродажи садовникам, разводившим розы; этот экзотический бизнес просуществовал недолго. Частными инициативами попытки не ограничились: власти собирались возвести пару гигантских гидроэлектростанций в самом сердце каньона.

Реализуй они этот проект, и большая часть реки Колорадо могла превратиться в череду водоемов, береговая линия которых пестрела бы сегодня всевозможными плавучими домиками, а по воде носились бы сотни гидроциклов.

Кампания, развернутая по инициативе природоохранной организации «Сьерра-клуб» в 1960-х годах, поставила себе целью остановить строительство плотин. Активистам удалось добиться своего, и с тех пор Большой каньон вроде как стал неприкасаемым. И все же нам с Питом приходилось слышать множество новых идей. Некоторые родились у ушлых предпринимателей, работавших за пределами каньона на территориях, подконтрольных не Службе национальных парков, а Федеральному лесному управлению или одному из пяти коренных племен американских индейцев, живущих на сопредельных с каньоном территориях. Впрочем, угрозы исходят со всех сторон: от стремительно развивающегося наземного туризма, бесконечных вертолетных туров, от урановых шахт — все это сулит большие проблемы одному из лучших в мире национальных парков.

Мы с Питом сошлись во мнении: есть только один способ понять, что же там на самом деле происходит, — последовать примеру Кентона Груа и отправиться пешком к сердцу Большого каньона.


Фото: Пит Макбрайд

«Эй, парень, ты в порядке? — Пит легонько потрепал меня по плечу. — Может, проглотишь хоть что-нибудь, не то совсем выключишься». Сентябрь перевалил за вторую половину, солнце клонится к закату, подходит к концу первый день нашего пешего «марш-броска». Я пытаюсь примоститься на узкой полоске земли, где нам предстоит провести ночь.

Тех, кто решится покорить Большой каньон, трудности поджидают с первых же шагов. И дело не только в самом каньоне: мы, например, тащили 23-килограммовые рюкзаки по 43-градусной (ранняя осень постаралась) жаре — зной выжимал каждую каплю влаги из наших тел и буквально жег подошвы ко всему привычной походной обуви. К утру Пит чувствовал себя еще хуже, чем я. Его мучили судороги, настолько сильные, что, когда он снял рубашку, казалось: у него под кожей прячется юркая мышь — вот она пробежала от плеча к животу, а потом прошмыгнула обратно.

На шестой день нам пришлось покинуть команду Рудоу, которая продолжила нелегкое путешествие. Выбирались мы обратно с большим трудом — у Пита начался бред, чувствовал он себя хуже некуда, и, когда мы добрались до Флагстаффа, врачи поставили ему более чем серьезный диагноз: нарушение водно-солевого и минерального обмена. Требовалась немедленная медицинская помощь.

В конце октября, напуганные, но непобежденные, мы снова спустились в теперь уже довольно прохладный каньон и продолжили свой поход, начав с того самого места, откуда были вынуждены уйти с месяц назад. В следующие несколько дней нас ждал головокружительный маршрут: нам предстояло спуститься к реке извилистыми тропками, протоптанными тысячами ног по известняковым выступам. Вот на уровне речной отметки «32-я миля» мы смогли различить сумрачный вход в пещеру, где археологи в свое время обнаружили артефакты, принадлежавшие индейцам пуэбло, которые жили на этих землях более 10 тысяч лет назад. Здесь же были найдены остатки снежной козы Харрингтона (Oreamnos harringtoni) и гигантского верблюда (Camelops hesternus) — ныне ископаемые, эти животные прекрасно чувствовали себя в этих краях около 12 тысяч лет назад.

Наши дни проходили по одной и той же довольно жесткой схеме: каждое утро, подкрепившись неизменной овсянкой, мы отправлялись на весьма долгий — 19−23 километра — и утомительный маршрут. Иногда надо было карабкаться метров триста по крутому склону, иногда продираться через заросли колючих кустарников. И так — с утра до вечера, изо дня в день.

На закате мы, помятые и смертельно уставшие, кипятим воду, и уже через несколько минут уплетаем немудреный ужин из растворимых концентратов. Ну все, теперь можно лечь на спину и смотреть в ночное небо, слушая размышления о природе — Пит скачал на телефон книгу Эдварда Эбби. Это был «Отшельник пустыни» — дань памяти «братьям» Большого каньона, национальным паркам Арки и Каньонленд. Хотя я слишком уставал и меня хватало лишь на пару-тройку предложений, я частенько просил Пита снова включить фрагмент, где Эбби предостерегал читателей: он просил не спешить обзаводиться собственным автомобилем в надежде увидеть чудеса природы: «Во-первых, из машины вы ничего толком не разглядите, вам придется выбираться из чертового чуда техники и идти, а еще лучше ползти, да, именно ползти — на четвереньках, по песчанику, через заросли колючих кустарников и даже кактусов. И только когда ваш путь будет отмечен капельками крови, сочащейся из расцарапанных локтей и коленок, вы, возможно, что-нибудь увидите. А может, и нет».

Казалось бы, именно этот пассаж как нельзя лучше подходил к моему тогдашнему состоянию, но я всегда изо всех сил старался не заснуть, чтобы дотянуть до следующего предложения: «Во-вторых, большая часть того, о чем я пишу в этой книге, уже канула в Лету или близка к тому. Перед вами не путеводитель — элегия. Своего рода памятник. Вы держите в руках надгробие». Эти слова, написанные в 1967 году, оказались горьким пророчеством: дикая природа Арок, которой Эбби когда-то восторгался, сейчас испытывает неимоверную нагрузку (в 2015-м здесь побывало 1,4 миллиона посетителей), и в прошлом году парк даже пришлось закрыть на выходные в День поминовения. А из-за строительства дамбы красоты Глен-Каньона оказались скрыты под водой — там они и покоятся, на дне растянувшегося на 299 километров водохранилища.

Сотня километров вниз по течению от Лис-Ферри, и красновато-коричневая Колорадо принимает главный приток на территории каньона — отливающую бирюзой речку Литл-Колорадо. Точка, где сходятся два потока, называемая «Слиянием» — именно так, с большой буквы, — имеет огромное духовное значение для многих коренных народов США, чьи исконные земли располагаются на территории каньона: хавасупаи, зуни, хопи и навахо.


Здешние племена считают Слияние, где Колорадо вбирает отливающие бирюзой воды Литл-Колорадо, местом священным. Девелоперы надеются построить канатную дорогу, чтобы ежедневно доставлять сюда до 10 тысяч туристов. Фото: Пит Макбрайд

Утром 2 ноября мы вышли на берег с северной стороны реки, надули плоты и принялись грести, чтобы преодолеть следующие 1050 метров нашего маршрута. Нам предстояло пробраться через несколько проломов в скалах, чтобы в конце концов попасть на удаленную территорию у Восточного края каньона и западной границы резервации индейцев навахо. Мы выбрали этот маршрут, поскольку он идет параллельно дороге, вдоль которой девелоперы из Скоттсдейла собираются пустить Эскалейд Трэмвэй (Escalade Tramway), канатную дорогу. Восьмиместные гондолы будут перевозить туристов от окраины парка на берег реки, где планируется возвести торговый комплекс, рестораны и амфитеатр с видом на Слияние.

Гондолы смогут ежедневно доставлять до 10 тысяч туристов — сейчас сюда добираются несколько десятков человек погожим летним днем, а зимой выпадают дни, когда не добирается и вовсе никто. Этот проект настойчиво продвигает Р. Ламар Уитмер, консультант, сумевший убедить близких к политике представителей индейцев навахо в том, что канатная дорога принесет деньги, которые так нужны племени. Оппонентов у проекта хватает — это не только экологи, но и практически все племена, проживающие в регионе, включая и некоторых навахо, которые уверены, что Уитмер и его приспешники одурачили их соплеменников, ложными обещаниями склонив поддержать проект.

...Эта группа называет себя «Спаси Слияние». Когда одна из ее участниц, Рене Йеллоухорс, узнала, что мы с Питом собираемся выбраться из каньона в «месте с видом на Слияние», она позвонила приятелю и попросила отвезти ее к нам, чтобы она могла поделиться с нами кастрюлькой бараньего рагу — и своими соображениями. По словам Рене, резервация навахо гудит слухами, будто бы Уитмер со товарищи собирали инвесторов для финансирования проекта на миллиард долларов и одновременно вступали в новые альянсы с влиятельными навахо в надежде склонить на свою сторону президента племени Рассела Бегей, не жалующего проект.


Канатная дорога Эскалейд (Escalade) должна пройти по западной границе земель навахо.

«Мы не против развития, но для этих мест такие программы не подходят, — твердо говорит Йеллоухорс. — Когда приезжают мои внуки, я хочу, чтобы наш край представал перед ними таким, каким его видели мои предки. Мы не желаем видеть Диснейленд на краю каньона».

Роджеру Кларку, привезшему Рене на встречу с нами, как выяснилось, было что добавить к ее заявлению. Программный директор природоохранной организации Grand Canyon Trust, которая вот уже 30 лет отводит от каньона разные угрозы, Кларк глубоко озабочен планами строительства канатной дороги. Но куда больше он обеспокоен тем, что этот проект лишь звено в цепи угроз, и главная из них — нарушение целостности экосистемы Большого каньона.

Еще одна проблема, которая не дает покоя Кларку и другим специалистам по охране окружающей среды, — Тусаян, маленький городок в трех километрах от главного входа в южную часть парка, череда скромных отелей да заправок. Сюда пришел консорциум инвесторов, которые хотят превратить городишко в курорт с тысячами новых зданий, 10 тысячами квадратных километров коммерческих площадей, включая роскошные отели, европейские спа-центры и ранчо, предоставляющие отдыхающим услуги верховой езды.

Для всех этих затей потребуется очень много воды. Девелоперы уверяют, что рассматривают все возможные способы доставки воды, включая поезда с цистернами и трубопровод, который предлагается протянуть по дну реки Колорадо. А кроме этого, они смогут пробивать скважины на территории Южного края, чтобы добраться до водоносного горизонта, в результате чего в Большом каньоне появится множество новых источников.

Благодаря более чем внушительной — 1800 метров — разнице в высоте между рекой Колорадо и равнинной северной частью парка, каньон может похвастаться пятью из семи «жизненных зон» Северной Америки — это больше, чем у любого другого природного заповедника. Если говорить, так сказать, в широтных терминах — это «жизненные зоны» от пустынь Северной Мексики до арктических районов Канады, и все это на пяди земли, спускающейся от Северного края до Колорадо.

На момент нашего разговора Кларк еще не знал, что Служба охраны лесов (U.S. Forest Service, USFS) откажется поддержать обращение городских властей: те просили разрешения пользоваться магистралью, идущей по подведомственным службе землям, — а это ключевой момент в реализации девелоперского проекта. Но отказ не должен вводить в заблуждение: инвесторы уже сумели обойти множество препятствий, и мало что сможет их остановить.

Между тем не только Тусаян угрожает местному водоносному слою. Всего в 10 километрах к юго-востоку от городка — опять же, формально за пределами национального парка — компания Energy Fuels после судебных тяжб с экологами и представителями племени хавасупаи расконсервировала урановые шахты. Официальные представители компании исключают возможность серьезной аварии. Но, по данным Геологической службы США (United States Geological Survey, USGS), в 15 источниках и 5 скважинах на территории Большого каньона уровни урана таковы, что вода признана небезопасной для питья. Видимо, тут все дело в старых шахтах: из-за эрозии и проблем с изоляцией уран попадает в грунтовые воды.

Произошли и другие изменения: 35-километровый участок над руслом реки в западной оконечности каньона был открыт для неограниченного воздушного сообщения хуалапаи — племени, чья резервация примыкает к южной части реки Колорадо. Теперь племя может летать здесь неограниченно. Вертолеты, под завязку набитые туристами, кружат над каньоном от рассвета до заката. А это значит, что от рассвета до заката не смолкает гул двигателей и винтов — местность даже прозвали Аллеей вертолетов.

«Когда вы любуетесь столь внушительным пейзажем, трудно поверить, что он мог быть изувечен, а то и вовсе потерян, — говорит Кларк. — Но любой из проектов, о которых шла речь, — угроза. А все вместе они способны лишить эти уникальные места их главной особенности: они вселяют в человека смирение, демонстрируя, что мы, люди, слабы и беспомощны перед силами природы, создавшими нашу планету».


Туристы запечатлевают полет в западной части Большого каньона. В 2015 году вертолеты доставили более миллиона человек на земли племени хуалапаи. Прошлой весной на участке, прозванном Аллеей вертолетов, National Geographic за пять часов зафиксировал 262 рейса. В более оживленные дни их бывает по 450, а иногда и того больше. Фото: Пит Макбрайд

Но, пожалуй, главная опасность, продолжает Роджер Кларк, состоит в том, что Тусаян, канатная дорога и Аллея вертолетов могут подтолкнуть еще какие-нибудь девелоперские проекты. Так, успех предприятия хуалапаи вызвал большой интерес у навахо: они считают, что подвесная канатная дорога могла бы поспособствовать такому же туристическому буму на восточных окраинах каньона.

Если бы идея реализовалась, это дало бы колоссальный толчок подобным начинаниям, считает Кларк.

«В результате мы бы получили мегакурорт, расположенный прямо над центральной частью каньона и сдобренный парой масштабных воздушных проектов, — говорит он. — Весь каньон превратится из национального парка в парк развлечений».

После Дня благодарения мы с Питом направились туда, где закончили наш предыдущий пеший переход, и пересели на плоты, чтобы сплавиться вниз по течению. И вот, преодолев 196 километров, мы снова карабкаемся наверх у входа теперь уже в южную часть. А затем нас ждет следующий, 106-километровый, пеший переход, и его предстоит совершить сразу после Нового года. Наш дневной маршрут определяло местоположение источников — только здесь можно было рассчитывать на питьевую воду, и мы метались от одного к другому — как будто в классики играли.

В конце января, когда мы готовились пройти самый впечатляющий участок нашего маршрута — совершить 249-километровый «марш-бросок» по Грейт-Тамб-Меса, — на нашем горизонте снова нарисовался Рич Рудоу.

Он и его напарник Крис Этвуд прошли скалы Гранд-Уош в ноябре, замкнув десятку людей, когда-либо совершивших непрерывный сквозной переход через Большой каньон. Рудоу отслеживал наш маршрут по сообщениям, которые мы передавали по спутниковой связи, и был обеспокоен тем, с какими вызовами нам с Питом предстоит столкнуться зимой, когда снежная буря может разразиться в любую минуту.

Рудоу решил вернуться, чтобы стать нашим проводником. Так ближе к вечеру 1 февраля все мы оказались в почти 30-сантиметровом снегу на краю Глаз Совы, не представляя, как преодолеем этот участок.

Над подковообразным заливом, в дальней его части, из скалы выступал массивный карниз. Если бы мы смогли добраться до этого плоского участка, дело, считай, было бы сделано. Но, чтобы попасть туда, нам предстояло перебраться через гряду глинистых сланцев прямо над заливом, изо всех сил стараясь не оступиться — иначе сорвешься со 120-метровой скалы.

Дело шло к вечеру, и, не окажись мы на безопасном участке до темноты, нас ждала сомнительная перспектива: ночь на предательски скользких Глазах Совы.

За два с лишним часа мы добрались только до середины «подковы», когда на склоне показался уступ. Маленький, метров двадцать в длину, но это была ровная площадка на вершине, а на ее оконечности виднелся холмик — кто-то сложил горку из камней. Когда мы подошли к ним, Рудоу остановился и на мгновение склонил голову. «Мне безмерно жаль, — сказал он тихо. — Я снова здесь, и я очень взволнован». И Рич рассказал нам о том, что произошло с молодой женщиной, в память о которой сложены эти камни.

Ее звали Йоана Элис Хочота. Родом она была из Румынии, знала четыре языка, а еще у нее были ученые степени — по математике и биологии. Ей исполнилось 24 года, и вместе с мужем, Эндрю Холикроссом, они были близки к тому, чтобы совершить непрерывный многоэтапный переход по каньону.

К зиме 2012 года Хочота твердо решила, что должна пройти по гребню Грейт-Тамб-Меса. А когда выяснилось, что муж из-за рабочего графика не сможет составить ей компанию, Йоана попросилась в напарницы к своему научному руководителю, профессору математики Маттиасу Кавски. Добравшись до середины Глаз Совы, они остановились на привал. Потом Кавски двинулся дальше, в сланцы. Йоану, выбравшую более прямой путь, он видеть уже не мог. Буквально через пару минут раздался звук камнепада, короткий крик, а следом — глухой стук. Вскарабкавшись на край обрыва, Кавски свесился вниз, в тщетной надежде увидеть Йоану. Маттиас звал ее снова и снова. Бесполезно. На следующий день рейнджеры обнаружили тело и вызвали вертолет. Рудоу закончил свой рассказ и посмотрел на запад: солнце скрывалось за кромкой каньона. «Ребята, — объявил он, — нам придется заночевать здесь».

Ночью замерзли все наши бутылки с водой, хотя мы и спрятали их в «помещении» — на крохотном пятачке рядом с каменным холмиком в память о Йоане мы с трудом разбили пару палаток. Обувь тоже замерзла — с утра пришлось держать ее над походной печкой, чтобы оттаяла. Покончив со всем этим, мы продолжили трудный путь — по искрящимся снегом склонам, на плоский карниз на дальнем краю Глаз Совы. Там мы будем сушить измокшую одежду на солнце и вспоминать пройденный маршрут.

Глаза Совы — место не только печальное, но и опасное, и я был рад, что пришло время покинуть его. Хотя, справедливости ради, должен сказать, что там было фантастически красиво. В лучах утреннего солнца даже утес, с которого сорвалась Йоана, казалось, был покрыт глазурью теплого медового цвета и мягко светился изнутри. И тут я, похоже, понял, что имел в виду Эдвард Эбби, когда писал о том, как приходится ползти, расцарапываясь в кровь, чтобы наконец разглядеть хоть что-то.

Я смог осознать главный вывод, к которому подвела нас молодая женщина, талантливый математик из Румынии: каньон — не парк развлечений. Здесь нет ограждений и поручней — в прямом и переносном смысле слова, — а вот опасность вполне реальна. Впрочем, как и награды. И одна из них состоит в том, что, когда попадаешь на природу — девственную, дикую, — сразу понимаешь, сколь скромное место занимает в ней человек и сколь хрупка человеческая жизнь.

Через четыре дня мы двинулись в обратный путь. Заправившись во Флагстаффе, мы с Питом, предприняв в завершение нашего похода еще несколько вылазок, к середине марта оказались в 80 километрах от финиша. Но Большой каньон не собирался быть к нам снисходительным. Как-то утром термометр на часах Пита показал 44 градуса — температура поднялась выше той, что полгода назад вызвала у него гипонатриемию. Не прошло и получаса, как мы начали выбираться из каньона.

Ввязываясь в это путешествие, мы и представить не могли, что, даже совершив за год семь переходов, мы все еще не достигнем цели.

Сейчас, когда вы читаете этот материал, мы, скорее всего, снова вышли на тропу, чтобы завершить свой затянувшийся «марш-бросок». А если представить, что статья попадется кому-то через несколько десятилетий, скажем, в 2066-м? Нам очень хочется верить, что Большой каньон все еще будет диким — в лучшем смысле этого слова.


Группа индейцев племени хавасупаи, чья резервация расположена на территории Большого каньона, проводит акцию протеста у шахты Canyon Mine: по планам, здесь начнут добывать уран в 2017 году. «Мы на первой линии сопротивления», — говорит Карлетта Тилуси (вторая справа). Уран с других шахт уже просочился в грунтовые воды, но ведающая шахтами компания Energy Fuels уверяет, что никакой опасности нет. Фото: Пит Макбрайд



Исследователь удаленных и труднодоступных территорий Рич Рудоу (слева) и автор ужинают у источника в Оло-Каньон, одной из многочисленных долин Большого каньона, по которым протекают притоки Колорадо. Подобные оазисы могут пострадать от реализации девелоперских проектов неподалеку от парка: строительство так или иначе повредит водоносный слой, от которого зависит жизнь Южного края. Фото: Пит Макбрайд


Прогулочные лодки хуалапаи курсируют по прилегающей к их землям части каньона. В принципе река отделяет резервацию от национального парка, но и племя, и Служба национальных парков не соглашаются на четкие границы. Племя уверено, что его земли простираются до середины реки. В ведомстве считают, что граница должна проходить по высшей точке прилива на южном берегу. Фото: Пит Макбрайд


Когда вы летите над верховьями Большого каньона, перед вами открывается вид на приграничные районы резервации навахо (дальняя сторона каньона). Конечно, никакой отдельный снимок неспособен передать красоту всего каньона. «Грандиозные масштабы скрывают его хрупкость, — говорит Роджер Кларк из природоохранной организации Grand Canyon Trust. — Наша главная задача — дать понять людям, насколько уязвимы эти места». Фото: Пит Макбрайд

Источник: www.nat-geo.ru