Мы с вами, уважаемые читатели, живём в удивительное время. То и дело всплывают факты, которые не укладываются в официальную историческую парадигму, а то и просто в голове. Причём нередко оказывается, что эта информация лежала буквально у нас в руках, совсем рядом, на книжной полке в шкафу. Её нужно было только прочесть и осознать. В своей статье я проанализировал свидетельства очевидцев, которые посвящены последнему периоду жизни А.С.Пушкина и его трагической гибели на дуэли.
Официальная версия гласит, что Пушкин отчаянно ревновал свою жену к французскому офицеру Дантесу, даже после того как тот женился на сестре его жены, и в какой-то момент послал ему оскорбительное письмо, запрещая в дальнейшем посещать свой дом. В ответ Дантес вызвал Пушкина на дуэль и смертельно ранил его. Через 2 дня поэт умер и был похоронен недалеко от Пскова… Мой вывод: великий поэт после своей мнимой «смерти» остался жив!
Мало того, сама дуэль и сопутствующие ей события были искусно подстроены. Кем и с какой целью, вы узнаете в конце, а сейчас я приведу нестыковки и странности в документальных свидетельствах современников, которые косвенно подтверждают факт инсценировки хорошо известной дуэли и последовавшей гибели А.С.Пушкина.
Пушкин принадлежал к боярскому роду и горячо любил Россию. «…Нельзя было держать себя благороднее Пушкина, который не имел нужды бегать ни за чьими похвалами, принадлежа сам к древнейшему роду боярскому». (Долгоруков П.В. [с. 321-322]). В 1836 г. он раздумывал над планом и концепцией книги «История Петра», а также над трудом по истории России. В частности, М.А.Корф прислал ему библиографию книг, когда-либо издававшихся в России, в которых упоминался Пётр I [с.294].
Летом 1836 г. он работал над «Капитанской дочкой», в которой описывал некоторые эпизоды войны между Великой Тартарией и Российской империей, которую мы сейчас знаем как подавление восстания Е.Пугачёва. Великая Тартария – огромная страна, которая простиралась от Уральских гор до восточной части Североамериканского континента, а на юго-востоке до так называемой Великой китайской стены. Она была захвачена в ходе войны 1772-1775 г., после чего все свидетельства об этой стране были уничтожены или фальсифицированы.
Точка зрения поэта на прошлое России сильно отличалась от официальной. В частности, 19.10.1836 Пушкин написал письмо Чаадаеву, в котором опровергал его оценку исторического прошлого России. Чаадаев, например, утверждал: «В самом начале у нас дикое варварство, потом грубое суеверие, затем жестокое, унизительное владычество завоевателей, владычество, следы которого в нашем образе жизни не изгладились и доныне. Вот горестная история нашей юности… Мы живём в каком-то равнодушии ко всему, в самом тесном горизонте, без прошедшего и будущего».
Пушкин отвечает: «Что же касается нашей исторической ничтожности, то я решительно не могу с вами согласиться. Войны Олега и Святослава и даже удельные усобицы – разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и безцельной деятельности, которой отличается юность всех народов?.. Пробуждение России, развитие её могущества, её движение к единству (к русскому единству, разумеется), оба Ивана, величественная драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре [т.е. от убийства царевича Димитрия до возведения на престол Михаила Романова – Прим. Кунина В.В.], - как, неужели всё это не история, а лишь бледный и полузабытый сон?»
Что касается «Истории Петра Великого», которую Пушкин составлял по приказу императора, то она также «…должна была быть удивительной книгой… Взгляды Пушкина на основание Петербурга были совершенно новы и обнаруживали в нём скорее великого и глубокого историка, нежели поэта. Он не скрывал между тем серьёзного смущения, которое он испытывал при мысли, что ему встретятся большие затруднения показать русскому народу Петра Великого таким, каким он был в первые годы свое царствования, когда он с яростью приносил всё в жертву своей цели». (Некролог Лёве-Веймара 03.03.1837 [с. 162]).
Не исключено, что за подобные взгляды его могли преследовать. Ведь не так давно М.В.Ломоносова за попытку составления неискажённой русской истории, противоречащей официальной версии, приговорили, ни много ни мало, к смертной казни.
Пушкин, как и почти все образованные люди того времени, знал французский язык, причём настолько хорошо, что мог создавать на нём литературные произведения. Один из примеров, но далеко не единственный – перевод нескольких песен из сборника Н.И.Новикова «Новое и полное собрание российских песен», 1780 г.
Не шуми, мати зелёная дубравушка,
Не мешай мне, добру молодцу, думу думати;
Ой! ты наш батюшко, тихой Дон,
Ой, что же ты, тихой Дон, мутнёхонек течёшь!..
Дошло до того, что одна из этих песен известна теперь только в обратном переводе с французского языка. В.В. Кунин пишет: «Можно представить себе непреодолимые, казалось бы, трудности перевода на чужой язык всей этой песенной красоты, но, по мнению специалистов, не раз обращавшихся к этому труду Пушкина, выполнен перевод безукоризненно» [с.165]. В обществе французов он вполне мог сойти за своего.
Последний год жизни был для Пушкина трудным. Им овладело странное безпокойство, причина которого не выяснена до сих пор. Ближние объясняли это состояние нехваткой денег и проблемами с унаследованием имения Михайловское, а впоследствии ревностью к жене.
В.Кунин объясняет, что «…трудности материальные, сказавшиеся и в истории с Дуровой, терзали Пушкина в его последнее лето. Кончина Надежды Осиповны означала необходимость как-то разделить псковское имение с отцом, братом и сестрой (ей полагалась по закону 1/14 часть)». Племянник его Лев Павлищев, бывший тогда младенцем, со слов матери рассказывал: «Ольга Сергеевна была поражена его худобою, желтизной лица и расстройством его нервов. Александр Сергеевич не мог сидеть долго на одном месте, вздрагивал от громких звонков, падения предметов на пол; письма же распечатывал с волнением; не выносил ни крика детей, ни музыки». Правда, Сергей Львович Павлищев, муж сестры Пушкина, и его сын, Лев, не сильно препятствовали А.С.Пушкину в разделе наследства, и в конце концов этот спор мог закончиться договорённостью [с. 168-169].
Летом 1836 г. Пушкин решил продать имение Михайловское. «Пришлите мне, пожалуйста, сделайте одолжение, объявление о продаже Михайловского, составя его на месте; я так его и напечатаю… Нынче осенью буду в Михайловском – вероятно, в последний раз». А.С. Пушкин – Н.И. Павлищеву (управляющий), ок. 13.08.1836, письмо из Петербурга в Михайловское [с. 214].
Один из знакомых застал его в сентябрьское утро за работой над «Джоном Теннером». Пушкин сказал устало: «Плохо наше ремесло, братец. Для всякого человека есть праздник, а для журналиста никогда» [с.236]. О странном, озабоченном состоянии поэта вспоминают и другие очевидцы: «…за исключением Александра Пушкина, который всё время грустен, задумчив и чем-то озабочен. Он своей тоской и на меня тоску наводит. Его блуждающий, дикий, рассеянный взгляд с вызывающим тревогу вниманием останавливается лишь на его жене и Дантесе, который продолжает все те же шутки, что и прежде, - не отходя ни на шаг от Екатерины Гончаровой, он издали бросает нежные взгляды на Натали… Жалко было смотреть на фигуру Пушкина, который стоял напротив них, в дверях, молчаливый, бледный и угрожающий». (С.Н. Карамзина – А.Н. Карамзину. 19-20.09.1836. Письмо из Царского Села в Баден-Баден [с. 305]). Безпокойство Пушкина утихло совершенно лишь перед дуэлью.
19.10.1836 состоялась встреча выпускников Царскосельского лицея, в годовщину открытия Лицея. Она прошла с 16:30 до 21:30 на квартире М.Л.Яковлева. Все присутствующие лицеисты занимали высокие государственные посты или были известными людьми. М.А. Корф – преуспевающий чиновник, всегда бывший при Николае I на первых ролях, член Государственного совета; К.К. Данзас – боевой офицер, впоследствии секундант Пушкина; П.Н. Мясоедов – помещик; С.Д. Комовский и А.И. Мартынов – служили в Департаменте народного просвещения, последний ещё и художник; П.М. Юдин и П.Ф. Греневиц – служили в Коллегии иностранных дел; Ф.Х. Стевен – тайный советник. Пушкин почему-то был настроен крайне печально. По словам хозяина квартиры, «поэт только начал читать первую строфу, как слёзы полились из глаз его, и он не мог продолжать чтение».
Если предположить, что к тому времени поэт уже догадывался или знал, что ему надолго или даже навсегда придётся покинуть Россию, то его действия и настроение вполне объяснимы. Возможно, на встрече ему сообщили нечто, поставившее окончательную точку в этом вопросе.
А.С.Пушкин любил свою жену, однако ревность и вспыльчивость, которую ему приписывают в качестве объяснения причин дуэли, не входит в число основных черт его характера. «Пушкина называли ревнивым мужем. Я этого не замечала. Знаю, что любовь его к жене была безгранична <…> В последние годы клевета, стеснённость в средствах и гнусные анонимные письма омрачали семейную жизнь поэта, однако мы в Москве видели его всегда неизменно весёлым, как и в прежние годы, никогда не допускавшим никакой дурной мысли о своей жене. Он боготворил её по прежнему…». (П.В. и В.А. Нащокины. Из рассказов о Пушкине [с.152]). «Счастье его было так велико и достойно зависти, он показывал друзьям с ревностью и в то же время с нежностью свою молодую жену, которую гордо называл “моей прекрасной смуглой Мадонной”». (Некролог Лёве-Веймара 03.03.1837 [с.161]).
По официальной версии считается, что молодой светский хлыщ и повеса барон Жорж Шарль де Геккерн-Дантес вовсю ухаживал за женой Пушкина Натальей. Однако это преувеличение.
Из воспоминаний сослуживца Дантеса-Геккерна А.В. Трубецкого. «Дантес часто посещал Пушкиных. Он ухаживал за Наташей, как за всеми красавицами (а она была красавицей), но вовсе не особенно «приударял», как мы тогда выражались, за нею. Частые записочки, приносимые Лизой (горничной Пушкиных), ничего не значили; в наше время это было в обычае. Пушкин хорошо знал, что Дантес не приударяет за его женою, он вовсе не ревновал, но, как сам он выражался, Дантес был противен своею манерою, несколько нахальною, своим языком, менее воздержным, чем следовало с дамами… Пушкин вовсе не ревновал Дантеса к своей жене [наоборот – В.К.] и не имел к тому повода».
В.А. Соллогуб пишет: «…надо сказать, что тогда не было почти ни одного юноши в Петербурге, который бы тайно не вздыхал по Пушкиной» (В.М. Соллогуб. Пушкин в воспоминаниях, т.2, с.296).
Впоследствии княгиня В.Ф. Вяземская говорила П.И. Бартеневу: «Я готова голову отдать на отсечение, что всё тем и ограничилось и что Пушкина была невинна» [там же, с.164].
В.В. Кунин утверждает, что из-за ухаживаний Дантеса «…дальше следуют опять-таки прямые оскорбления Наталии Николаевны и ещё более гнусные комки грязи летят в сторону её мужа», однако ни одного документального подтверждения этому нет [с. 171].
Приёмный отец Жоржа-Шарля Дантеса – барон Луи Борхард де Беверваард Геккерн (1791-1884) – был голландским посланником при дворе.
03.11.1836 г. (по другим данным – 4 ноября) кем-то был сочинено и разослано в нескольких экземплярах анонимное письмо следующего содержания: «Кавалеры первой степени, командоры и кавалеры светлейшего ордена рогоносцев, собравшись в Великом Капитуле под председательством достопочтенного великого магистра ордена, его превосходительства Д.Л.Нарышкина, единогласно избрали г-на Александра Пушкина коадъютором великого магистра ордена рогоносцев и историографом ордена. Непременный секретарь граф И.Борх».
Кроме А.С. Пушкина, их получили люди, которые входили в круг его близких друзей, на что обратила внимание Анна Ахматова [О Пушкине. Л.:1977, с.127] – В.А. Соллогуб, К.О. Россет, А.Н. Карамзин, П.А. Вяземский, Е.М. Хитрово и М.Ю. Виельгорский. Точнее, «…письма были получены всеми членами тесного карамзинского кружка» (В.М. Соллогуб. Пушкин в воспоминаниях, т.2, с.300). Они были сочинены на французском языке и написаны на редкой английской бумаге, которая продавалась в Петербурге только в одном месте. До наших дней дошли 2 из них и 1 конверт.
Все люди, окружающие Пушкина, и сам Пушкин восприняли письмо как пасквиль, оскорбляющий поэта и его жену. Из воспоминаний В.А. Соллогуба: «Затем я отправился к Пушкину и, не подозревая нисколько содержания приносимого мною гнусного пасквиля, передал его Пушкину... Пушкин… распечатал конверт и тотчас сказал мне: “…Это мерзость против жены моей”… Тут он говорил спокойно, с большим достоинством и, казалось, хотел оставить всё дело без внимания» [с.331-332].
«Что до гнусного памфлета, направленного против Пушкина, то он вызвал во мне негодование и отвращение» А.Н. Карамзин – Карамзиным. Письмо из Баден-Бадена в Петербург 03.12.1836 [с.333]. П.В. Долгоруков называет посылку письма «гнусным делом» (письмо в редакцию журнала «Колокол», 07.1863).
С.А. Соболевский в письме С.М. Воронцову из Москвы в Петербург 07.02.1862 говорит про «подлые анонимные письма, следствием которых была смерть друга моего Пушкина». «Тогда начался разговор между нами [с К.О. Россетом – ВК]; мы толковали, кто мог написать пасквиль, с какою целью, какие могут быть от этого последствия» (письмо И.С. Гагарина в редакцию «Биржевых ведомостей», 1865). «Вслед за этим Пушкин получил несколько анонимных записок на французском языке; все они слово в слово были одинакового содержания, дерзкого, неблагопристойного». (К.К. Данзас. Последние дни и кончина А.С. Пушкина, в записи А. Аммосова).
По общепринятой версии, Пушкин заподозрил Дантеса в авторстве и в тот же день послал ему письменный вызов на дуэль. Однако возникает вопрос: что, собственно, оскорбительного содержится в данном письме? Ни одно из сохранившихся свидетельств не разъясняет этого.
Исходя из современных представлений, мы подразумеваем, что Пушкина причислили к ордену рогоносцев, то есть к множеству обманутых («рогатых») мужей – значит, дальше мы невольно делаем вывод: если есть обманутый муж, значит, должна быть и изменившая ему жена. Считается, что во фразе о выборе Пушкина в коадъюторы (помощники) к графу Нарышкину, жена которого находилась в многолетней связи с Александром I, содержится намёк на связь жены Пушкина, Натальи Николаевны, с Николаем I. Но неизвестно, так ли это было на самом деле. Кроме того, издревле рога животных символизировали также силу, плодородие, безстрашие – вспомним шлемы тевтонских рыцарей. По крайней мере, нет никаких свидетельств о том, что в начале 19-го века это было по-другому.
Предположим, что всё же в письме говорится о супружеской измене. Но на каком основании совокупность обманутых мужей именуется «светлейшим орденом»? Это название скорее подходит для масонской организации. Ещё 100 лет назад, в 1717 году, была создана Великая Ложа Англии и множество континентальных орденов. Несмотря на формальные запреты 1822 и 1826 г., установленные соответственно Александром I и Николаем I, масонские ложи с давних времён вели свою деятельность в России и, по всей вероятности, существуют до сих пор.
Организации эти удивительно серьёзны и отлично организованы. Использование их имён, символики и обрядов без разрешения всегда сурово каралось, тем более в записке указаны конкретные фамилии. Возможно, обманутые мужья тут ни при чём, а письмо являлось протоколом реального заседания масонского ордена, где одного из его членов – Пушкина – повысили в звании и должности.
Письмо изобилует масонскими терминами – необычными званиями (кавалер первой степени, командор, великий магистр, коадъютор, историограф) и обращениями (непременный секретарь, достопочтенный магистр). В литературе и переписке того времени подобный стиль не встречается. Кроме того, насколько мы можем судить по отрывочным сведениям о структуре масонских орденов, указанные звания довольно высоки, по крайней мере, это далеко не первые ступени (подмастерье, ученик, мастер, тайный мастер, превосходный мастер…). И следует ещё вспомнить не слишком известный факт, что А.С. Пушкин в 1821 г., будучи в Кишинёве, вступил в масонскую ложу «Овидий» и служил там под началом генерала И.Н. Инзова.
В то время дуэли были запрещены. За проведение дуэли было установлено наказание – смертная казнь как дуэлянтов, так и их секундантов. «У нас убийство может быть гнусным расчётом: оно избавляет от дуэли и подвергается одному наказанию – а не смертной казни». (Пушкин – Н.Н. Пушкиной, 18.05.1836. Письмо из Москвы в Петербург [с.146-147]).
По законам времён Петра I, по смыслу 139-го воинского артикула (1715), ссылка на который присутствует в материалах уголовного дела, погибший на дуэли также подлежал посмертной казни: «Все вызовы, драки и поединки чрез сие наижесточайше запрещаются <…> Кто против сего учинит, оный всеконечно, как вызыватель, так и кто выйдет, имеет быть казнен, а именно повешен, хотя из них кто будет ранен или умерщвлен, или хотя оба не ранены от того отойдут. И ежели случится, что оба или один из них в таком поединке останетца, то их и по смерти за ноги повесить».
Это были не шутки. После дуэли участников приговорили к смертной казни. «Комиссия военного суда… приговорила подсудимого поручика Геккерна по силе 139 артикула воинского устава… повесить. Подсудимого подполковника Данзаса… по силе 140 воинского артикула повесить». Сентенция 19 февраля 1837 г. [с.480].
Лишь по прошению генерал-майора Гринвальда и генерал-адъютанта графа Апраксина оба они были помилованы с разжалованием в рядовые [c.482,484]. Геккерна выслали за границу, а Данзаса посадили на 2 месяца в крепость. Д’Аршиак был сотрудником французского посольства, его не могли судить, поэтому выслали за границу.
А, собственно, почему Пушкин заподозрил именно Дантеса в составлении письма? Ответа нет. Сам Пушкин пишет об этом так: «Барон, … это письмо… было сфабриковано с такой неосторожностью, что с первого же взгляда я напал на следы автора». (Письмо Л. Геккерну 21.11.1836). Но доказательств не приводит. «Тем временем я убедился, что анонимное письмо исходило от г-на Геккерна… Я не могу и не хочу представлять кому бы то ни было доказательства того, что утверждаю». Письмо А.Х. Бенкендорфу 21.11.1836 [с.369-371].
П.А.Вяземский писал: «Мы так никогда и не узнали, на чём было основано это предположение, и до самой смерти Пушкина считали его недопустимым» [Щеголев. Дуэль, с.259]. Дочь Пушкина Наталья (впоследствии графиня Меренберг), пишет: «Причины дуэли отца мать моя исключительно объясняла тем градом анонимных писем, пасквилей, которые в конце 1836 года отец мой стал получать безпрестанно… Едва только друзья его В.А. Жуковский, князь П.А. Вяземский успокоют отца моего, - он вновь получает письма и приходит в сильнейшее раздражение» [с. 155-158].
Получив вызов на дуэль, Дантес совершает неожиданный шаг – просит руки Екатерины Гончаровой, сестры Натальи Николаевны, в качестве доказательства, что он не думает о жене Пушкина. Дуэль отменена, но Пушкин потребовал, чтобы новоявленный родственник не появлялся более в его доме. Сама же свадьба состоялась лишь через 2 месяца, 10 января 1837 г., в воскресенье. Тем временем начинают происходить странные события, результатом которых является дуэль.
Во-первых, «…21 ноября [1836 г.] он [Пушкин] пишет два письма [№ 36-37]. Одно Геккерну – дерзкое, оскорбительное, унижающее адресата; другое Бенкендорфу – хладнокровно объясняющее обстановку…» [с. 326]. Однако писем этих не отправил по назначению, и они пролежали в его бумагах больше двух месяцев.
Первое из них Пушкин почему-то взял с собой на ту самую дуэль, оно было найдено в кармане его костюма. Второе было уже после его смерти, 11.02.1937, обнаружено в его доме жандармами при обыске (Эйдельман Н.Я. Десять автографов Пушкина, с.304-310). Точная причина их написания не установлена, и считается, что не отправлять эти письма поэта убедил В.А. Жуковский.
Во-вторых, А.С.Пушкин два раза тайно встречался с Николаем I. Первая встреча произошла через 2 дня после написания писем, 23.11.1836 г., её факт был обнаружен лишь в 1928 г. (Щеголев П.Е. Из жизни и творчества Пушкина, с.146).
Есть основания считать, что там присутствовал и Бенкендорф: «По возвращении [с прогулки – авт.] его величество принимал генерал-адъютанта графа Бенкендорфа и камер-юнкера Пушкина» (ЦГИА, ф.516, оп.1(120/2322), ед.хр.132, л.75 об.) О чём они говорили, не установлено, однако Бартенев, ссылаясь на Вяземского, упомянул, что Пушкин «в течение 2-недельного срока [после составления писем – авт.] имел случай видеться с государём и дал ему слово ничего не начинать, не предуведомив его» (Русский архив, 1865, № 5-6, стб.765). О второй встрече известно ещё меньше, есть лишь запись в дневнике Николая I: «Увидясь где-то со мной, он стал меня благодарить за добрые советы его жене… Через три дня потом был его последний дуэль» (Русская старина,1899,т.99,с.310-311).
В-третьих, 26 января Пушкин послал отцу Дантеса письмо, в котором назвал младшего Геккерна трусом и подлецом и потребовал, чтобы тот перестал общаться с его женой. Этот широко известный факт стал неожиданностью для окружающих.
«Неужели вы думаете об этом? – сказала я. – Мы надеялись, что всё уже кончено». (В.Ф.Вяземская [с.441]). «В ответ Пушкину барон Геккерн написал письмо, в котором объявил, что сын его пришлёт ему своего секунданта. С вызовом Пушкину от Дантеса приехал служивший тогда при французском посольстве виконт д’Аршиак» (К.Данзас [с.429]).
Очень странно. Всего два месяца назад тот же Геккерн-старший умолял Пушкина отложить дуэль – сначала на сутки, затем на 2 недели, ведь это был бы крах его карьеры. А теперь сам оказался её инициатором. Кроме того, осталось неизвестным, по какой причине он выступал от имени сына.
До самой последней минуты Пушкин вёл себя как обычно, ничем не проявляя безпокойства перед дуэлью. Об этом свидетельствуют почти все авторы, в частности В.А. Жуковский. «Его спокойствие было удивительное; он занимался своим «Современником» и за час перед тем, как ему ехать стреляться, написал письмо к Ишимовой (сочинительнице «Русской истории для детей», трудившейся для его журнала); в этом письме, довольно длинном, он говорит ей о назначенных им для перевода пиесах и входит в подробности её истории, на которую делает критические замечания так просто и внимательно, как будто бы ничего иного у него в эту минуту в уме не было» [с.538].
То же самое происходит в семье Геккернов. Почти никто из их родственников, в т.ч. жена, не упоминает о предстоящей дуэли. Забегая вперёд, скажем, что и после дуэли Геккерн был удивительно спокоен. «Судьба Геккерна ещё не известна, и приговор ещё не произнесён. Передают, что он весел и спокоен, как если б ничего не произошло». П.А. Вяземский – Э.К. Мусиной-Пушкиной. 16.02.1837. Из Петербурга в Москву [с.619].
Впрочем, после дуэли Геккерн пытался оправдаться. «Он уже рассказывал мне со всеми подробностями свою несчастную историю и с жаром оправдывался в моих обвинениях, которые я ему с жаром высказывал. Он мне показывал копию с страшного пушкинского письма, протокол ответов в военном суде и клялся в совершенной невинности. Всего более и всего сильнее отвергал он малейшее отношение к Наталье Николаевне после обручения с сестрой её и настаивал на том, что второй вызов был словно черепицей, упавшей ему на голову». А.Н. Карамзин – Карамзиным. 8 июля/26 июня 1837 г. Из Баден-Бадена в Петербург [с.619].
Пушкин выбрал в своего секунданта инженера-подполковника Константина Данзаса, причём тот узнал об этом лишь в день дуэли, 27.01.1837. Но почему Данзас сразу же согласился участвовать в преступлении – быть секундантом?
Свидетельства на этот счёт отсутствуют, но имеется странная деталь: в то утро Пушкин зачем-то возил его на дачу. «Пушкин встретил на улице Данзаса… повёз его к себе на дачу и только там уже показал ему письмо [копию? – Авт.], писанное им к отцу Геккерна». (Письмо А.И. Тургенева А.И. Нефедьевой 28.01.1837 из Петербурга в Москву [с.468]).
Возможно, А.С. Пушкин показал Данзасу нечто, что сразу же убедило его дать согласие.
Со стороны Дантеса секундантом был атташе французского посольства виконт Огюст д’Аршиак. Неизвестно, по какой дороге до места дуэли добирался Дантес, и почему на столь опасное мероприятие не захватили врача. Подробности поединка мы знаем лишь со слов секундантов (д‘Аршиак описал их в письме).
В архивном деле о дуэли отсутствуют страницы 67-68, как раз там, где должны быть собственноручные показания Дантеса. Считается, что он не мог их написать, т.к. был ранен в правую руку. Имеются также объяснения барона Геккерна, но он не присутствовал на дуэли, и рассматривать их как свидетельские показания нельзя. Других источников нет.
А кто вообще знал о предстоящем поединке? Судя по материалам следствия, лишь 3 человека – Пушкин, Дантес-Геккерн и его приёмный отец, барон Геккерн [с.471]. В день дуэли Пушкин письменно отказался от каких бы то ни было переговоров между секундантами, даже не прочитав условия, ими подписанные.
Итак, поединок неизбежен. Однако странности и нестыковки не исчезают, а продолжают множиться. Кто назначил время и место дуэли, неизвестно. Остаётся догадываться, что секунданты, больше некому. Согласно письмам Данзаса, место было выбрано «за Чёрной речкой вблизи Комендантской дачи, 5 часов пополудни» [с.450]. То же указывает в донесении старший врач полиции Юденич 28.01.1837. Но по материалам следствия, оно установлено как «за Комендантскою дачей, близ Новой Деревни, в роще», и время другое – «4 часа пополудни» (03.02.1837 [с.470]).
Дантес в своих показаниях описывает место дуэли как «за Выборгскою заставою близ Новой Деревни в роще за Комендантскою дачею» [с.472]. Даже дочь Пушкина, Наталья, весьма смутно представляла себе произошедшее, и то лишь со слов матери: «Место, на котором была дуэль, я в точности не знаю, на Крестовском – нет, кажется, в Лесном» [с. 155-158].
К.Данзас написал несколько писем, в которых описал процедуру дуэли с удивительно подробным перечислением разных обстоятельств. По его словам, погода была ясная, но дул сильный ветер, мороз был около 15 градусов. Пушкина, едущего к месту дуэли, видело несколько свидетелей. Когда подъехали к месту, секунданты стали отыскивать место для поединка и вскоре нашли. Пушкина спросили, удовлетворяет ли его найденное место. Он ответил, что это ему безразлично, лишь бы закончить поскорее.
Секунданты вытоптали в снегу полянку метров 20 длиной, отмерили шаги, бросили свои шинели в качестве барьеров, зарядили пистолеты и подали их противникам. Данзас подал сигнал. Первым к барьеру подошёл Пушкин, а Дантес запоздал, но выстрелил первый и попал в Пушкина, который упал. Дантес хотел подбежать к Пушкину, но тот ответил, что тоже хочет выстрелить. Так как он выронил пистолет в снег, то ему подали другой. Дантес остался на месте, повернувшись боком и заслонившись рукой. Выстрел Пушкина попал в грудь Дантесу, но пуля срикошетила и ранила его в руку.
Далее подъехали извозчики, разобрали тонкий заборчик, чтоб сани могли подъехать к месту дуэли, Пушкина пересадили в карету барона Геккерна и повезли домой. Пока его везли, Пушкин безпокоился, чтоб его жена не испугалась.
Стали искать доктора. Почему-то все доктора, имевшие отношение к лечению Пушкина, сплошь оказались иностранцами. Своему домашнему доктору И.Т. Спасскому Пушкин по какой-то причине не доверял, и его даже не стали искать – вызвали только в 7 часов вечера, когда уже стало ясно, что дело плохо. Арендта не застали дома; Саломона – тоже; Персона – тоже; акушер Шольц отказался, но обещал найти другого доктора и вскоре приехал вместе с Задлером.
Доктор Задлер наложил компресс на рану. После этого приехал Арендт и сказал, что рана серьёзная. Пушкин написал государю записку. Арендт увёз её и через пару часов, уже ночью, вернулся с известным ответом, что государь берёт на попечение его жену и детей, а также оплачивает все долги. «Если бог не велит уже нам увидеться на этом свете, то прими моё прощение и совет умереть по-христиански и причаститься, а о жене и детях не безпокойся. Они будут моими детьми, и я беру их на своё попечение». (Николай I – Пушкину [с.465]). Потом приехал доктор Саломон, доктор Буяльский, ещё кто-то, чью фамилию Данзас не помнит, по рекомендации доктора Шеринга. Пушкин вызвал священника, исповедался и причастился. 27 января великая княгиня Елена Павловна предложила для Пушкина ещё одного врача – Мандта [с.489].
Эти же второстепенные подробности в изобилии всплывают в письмах других людей. А.И. Тургенев – А.И. Нефедьевой. 28.01.1837. Из Петербурга в Москву [с.469]. В.А. Жуковский. Письмо к С.Л.Пушкину [с.538-541]. Всё настолько гладко, что не вызывает подозрений…
А может, слишком гладко?
А.И. Тургенев писал, что в 16:30 дуэль уже состоялась (А.И. Тургенев – Н.И. Тургеневу. 31.01.1837. Из Петербурга в Париж [с.511]). Однако неизвестно, на чём основано его утверждение, поэтому примем за основу слова непосредственного участника д’Аршиака, который свидетельствовал, что противники примерно в половине пятого вечера только прибыли на место [с.457-458].
Зима, холод, ветер, скоро начнёт темнеть, снег по колено, лопат никто не взял… Кстати, сколько времени нужно двум взрослым людям, чтобы утоптать ногами полосу шириной примерно в метр и длиной метров 20, по условиям дуэли?
Отвечу со знанием дела – никак не меньше часа. По крайней мере столько неоднократно занимала у меня очистка двери гаража, чтобы её можно было просто открыть, с лопатой. Это только сидя в кабинете можно подумать, что это ерунда, а двум замёрзшим людям в тяжёлых шинелях такая работа лёгкой не покажется. Тем более Данзас, оказывается, ещё и носил руку на перевязке, поскольку был ранен в плечо в турецкую кампанию. Его даже потом кто-то спросил, не сам ли он стрелялся с Пушкиным [с.494].
Имеется также прямое подтверждение в письме П.А Вяземского к А.Я. Булгакову 05.02.1837: «Есть два рода рогоносцев, - говорил он [Пушкин, по-французски – авт.] д’Аршиаку, секунданту Геккерна за час до поединка: настоящие знают, как им быть, но положение тех, которые рогоносцы по милости публики, затруднительнее, и таково моё» [с.516].
Можно подумать, что Вяземский имел в виду встречу Пушкина с д’Аршиаком во французском посольстве, когда тот представил своего секунданта. Однако Пушкин приезжал в посольство утром, когда даже пистолеты ещё не были куплены, и даже с натяжкой нельзя сказать, что поединок произошёл уже через час.
Пушкин был в меховой шубе, в которой подождать некоторое время вполне сносно. Оба секунданта были в шинелях, которые они и бросили на снег в качестве барьеров. А какие на них были головные уборы? Про д’Аршиака неизвестно, а Данзас дал сигнал к началу дуэли, махнув своей шляпой. Неужели в 15-градусный мороз и ветер, при езде на открытом извозчике, на нём была шляпа? Очень странно.
Учитывая, что по другим данным время было назначено на 17:00, к моменту начала дуэли было никак не раньше 17:30. По современному календарю день дуэли приходился бы на 8 февраля. Зимой темнеет рано, тем более эти дни самые короткие в году. Солнце в тот день закатилось за горизонт в 17:15, а ещё раньше наступили сумерки.
При поединке в таких условиях, да ещё среди густых кустов на окраине города, попасть в противника становится гораздо труднее. Логичнее было провести дуэль утром или хотя бы днём. Однако ни у кого выбор времени не вызвал сомнений и вопросов, даже у секундантов, которые сами его согласовали. Никто никогда не задавался причиной назначения столь позднего часа и впоследствии.
Про выстрел Дантеса написано очень много, и я на нём останавливаться не буду. Пуля же, выпущенная Пушкиным, попала в правый бок Дантеса, но не убила его, а обо что-то срикошетила, пробив руку [с.471].
В 1963 г. была проведена баллистическая экспертиза. Если выстрелить в человека в упор с расстояния около 10 метров, и пуля попадёт в какой-то небольшой предмет (даже металлический), лежащий в кармане, то он не защитит человека. Если же пуля ударится по касательной, то скорее всего возникнет тяжёлая контузия – ушиб внутренних органов, перелом ребра, внутренние кровоизлияния, в лучшем случае большая гематома (синяк), которая будет хорошо заметна и через неделю.
Однако всего лишь «больной… жалуется на боль в правой верхней части брюха, где вылетевшая пуля причинила контузию… хотя наружных знаков контузии незаметно». 05.02.1837. Лейб-гвардии конной артиллерии штаб-лекарь коллежский асессор Стефанович [с.471].
Обо что ударилась пуля, осталось неизвестным. Говорили о пуговице на сюртуке (Е.А. и С.Н, Карамзины – А.Н. Карамзину. 30.01.1837. Из Петербурга в Париж [с.509]), или о пуговице, на которой держались панталоны (Жуковский В.А. Письмо к С.Л. Пушкину [с.539]).
Писатель В.В. Вересаев высказал версию о том, что некие влиятельные силы специально подослали Дантеса в Россию для убийства Пушкина на дуэли и даже изготовили в Архангельске для него некий «бронежилет», металлическую кирасу по форме тела или кольчугу. Но по кодексу дуэльных поединков, стреляющиеся на пистолетах не имели права надевать крахмальное белье, верхнее платье их не должно было состоять из плотных тканей, полагалось снимать с себя медали, медальоны, пояса, помочи, вынуть из карманов кошельки, ключи, бумажники и вообще все, что могло задержать пулю. Да и достоверных примеров о подобном техническом оснащении в прошлом неизвестно ни одного.
Теперь попробуем восстановить примерную хронологию событий, с учётом того, что на сильном морозе люди действуют гораздо медленнее обычного, и увидим, что она не выдерживает критики.
Время я установил приблизительное, исходя из современных бытовых представлений.
16:30-17:30 поиск и подготовка площадки для дуэли. 1 час.
17:30-17:40 дуэль. 10 минут.
17:40-17:50 извозчики ломают забор и подгоняют сани. 10 минут.
17:50-18:10 извозчики сажают Пушкина на сани, везут его к Комендантской даче и пересаживают в карету Геккерна. Расстояние примерно полверсты (Выписка Комиссии военного суда 19 февраля 1837 г. [с.476])
Извозчики едут шагом Данзас идёт пешком, 20 минут. Так как извозчики в письме Данзаса упомянуты во множественном числе, значит, Дантес ещё не уехал. Но по свидетельству доктора Шольца, он в 18:15 получил от Данзаса просьбу приехать к Пушкину вместе с Задлером [с.461], и к тому времени доктор Задлер, оказывается, уже успел перевязать рану Дантесу! [с.455]. Потрясающая расторопность.
18:10-18:40 Данзас медленно везёт Пушкина домой на Мойку. Расстояние 7,5 вёрст по зимней, тряской, ухабистой дороге. Маловероятно, но предположим, что довезли за 30 минут (за столько я это расстояние проезжаю на велосипеде). Про то, в какой момент и куда уехал Дантес, в свидетельствах ни слова. Кровь течёт – ведь врача нет, остановить её некому. Интересно, сколько может прожить человек с подобным ранением без перевязки, пока не погибнет от потери крови?
18:40-18:50 Данзас заходит в дом и поручает слуге выгрузить раненого Пушкина из кареты, разговаривает с Натальей. 10 минут. Однако есть и другая информация: согласно письму В.А. Жуковского, Пушкина привезли домой в 6 часов.
18:50-19:00 Данзас едет к доктору Арендту, но не застаёт его дома и пишет записку. 10 минут.
19:00-19:10 Данзас едет к доктору Саломону, но не застаёт его дома и пишет записку. 10 минут.
19:10-19:20 Данзас едет к доктору Персону, но не застаёт его дома. 10 минут.
19:20-19:30 Данзас едет к Воспитательному дому, встречает Шольца и просит привести его другого доктора. Однако, по свидетельству Шольца, вызов он получил в 18:15 [с.461]. Когда же Данзас успел объехать трёх (!) докторов, да ещё и оставить им записки? Ответа нет.
19:30-19:40 Данзас возвращается домой.
19:50 Приезжают доктора Шольц и Задлер.
20:00 Приезжает доктор Арендт.
Тем временем в 19:00 к личному доктору Пушкина И.Т. Спасскому является посыльный с просьбой немедленно прибыть [с.463]. К моменту приезда Спасский застаёт у Пушкина ещё двух докторов – Арендта и Задлера. Выходит, личный врач, как ни торопился, добирался до пациента почти час (надо ведь ещё инструменты собрать), а другие прямо-таки использовали ковёр-самолёт. Верится с трудом, даже если учесть, что по показаниям следствия дуэль состоялась немного раньше. Скорее всего, они действовали ничуть не быстрее друг друга, а вся история выдумана от начала и до конца.
В свидетельствах имеются и другие противоречия. «Послали за Арендтом; но прежде был уже у раненого приятель его, искусный доктор Спасский» (А.И. Тургенев – А.И. Нефедьевой. 28.01.1837. Из Петербурга в Москву [с.469]). Кто же из докторов приехал первым? Ответа нет.
Более того, К.К. Данзас утверждает, что «домашним доктором Пушкина был доктор Спасский, но Пушкин мало имел к нему доверия». Этот же доктор, по его воспоминаниям, провёл первую ночь рядом с Пушкиным. «Уезжая, доктор Арендт просил меня тотчас прислать за ним, если я найду то нужным… Боль в животе начала усиливаться и к пяти часам [утра – авт.] сделалась значительною» (Спасский И.Т. Последние дни А.С.Пушкина [с.464]).
Но есть и другое свидетельство. «По рекомендации бывшего тогда главного доктора Конногвардейского полка Шеринга [опять иностранец – авт.], Данзас пригласил доктора <…> провести у Пушкина всю ночь. Фамилии этого доктора Данзас не помнит»
(Из воспоминаний Данзаса в записи Н.Аммосова [с.456]).
Первое аналитическое упоминание о дуэли Пушкина появилось только в 1863 году. А.Н. Аммосов записал воспоминания К.К. Данзаса. То, что дуэль, вопреки запрету, состоялась, он объясняет тем, что глава полиции Бенкендорф был настроен против Пушкина и послал жандармов, чтобы остановить дуэль, не туда.
Бытует мнение, что царь Николай ненавидел поэта, но именно этот царь оплатил долги после его смерти. «Государь прислал вдове указ о пожаловании ей 5 т. рублей пенсии и по 1500 руб. на воспитание двум пажам и до замужества двум дочерям, следов. всего 11 т.р. в год и 10 т.р. единовременно на погребение; сверх того будет выкуплено имение и заплачены все частные долги, и сочинения Пушкина… будут напечатаны на казённый счёт». А.И. Тургенев – А.И. Нефедьевой. 1 февраля 1837 г. Из Петербурга в Москву. Мало того, Е.Н. Вульф (баронесса Вревская) рассказывала, что Пушкин говорил ей накануне дуэли: «Император, которому известно моё дело, обещал мне взять их [детей – Авт.] под своё покровительство» (Русский вестник,1869,т.11,с.90-91).
Но на этом странности не заканчиваются.
28 января 1837 к Пушкину приехал В.И. Даль и оставался до самой смерти. Почти постоянно был и граф Г.А. Строганов. Пушкин скончался 29 января примерно в 14:45. Почему-то В.И. Даль, имевщий медицинское образование, весьма неуверенно назвал причину смерти А.С. Пушкина: «Пушкин умер, вероятно, от воспаления больших вен в соединении с воспалением кишок» [с.499]. А.О. Россет помогал перекладывать тело Пушкина в гроб [с.503].
Жена не смотрела, как выносят тело мужа. «На вынос тела из дому в церковь Н.Н.Пушкина не явилась от истомления и оттого, что не хотела показываться жандармам». Рассказы Вяземских П.И. Бартеневу [с.570]. «После его смерти посещали его тело почти все любители русской словесности и многие жители Петербурга, но никто не видел его супруги, она больна». Из дневника М.А. Кожевникова [с.640].
Свидетели отмечают, что лицо Пушкина сильно изменилось (письмо А.И. Тургенева – А.И. Нефедьевой. 30.01.1837. Из Петербурга в Москву [с.506]). «Впрочем, лицо уже значительно изменилось: его успело коснуться разрушение». А.В.Никитенко. Из дневника [с.585].
А ведь с момента смерти прошёл всего один день. Интересно, о каком значительном разрушении можно говорить, когда на улице мороз? «В ту зиму морозы стояли страшные» (Е.И. Фок (Осипова). Рассказы о Пушкине [с. 593]). Возможно, изменения в чертах знакомого лица люди приписали последствиям действия гипсовой маски, которую П.А. Вяземский снял сразу после кончины [с.549].
Граф Строганов взял на себя обязательство оплатить расходы на похороны. Два дня (30 и 31 января) квартира была битком набита людьми, пришедшими прощаться. Так как дом, где жил Пушкин, принадлежал к Исаакиевскому приходу, то предполагалось, что отпевание будет проведено в Исаакиевском соборе, и утром 1 февраля тело вынесут для отпевания. Однако по неизвестно кем сделанному распоряжению, тайно, без зажжённых факелов, в ночь с 31 января на 1 февраля тело Пушкина под наблюдением полиции отвезли в другое место – Придворно-Конюшенную церковь. В неё пускали только по билетам, а отпевание началось утром 1 февраля на полчаса раньше объявленного времени.
Полиция распустила слухи, что это было сделано по соображениям безопасности. Якобы толпа собиралась разбить окна в доме вдовы (?) и совершить что-то типа смуты, похожей на похороны генерала Ламарка. Даже на улицах под видом учений были расставлены солдатские пикеты и обозы. «Назначенную для отпевания церковь переменили, тело перенесли в неё ночью, с какой-то тайною, всех поразившею, без факелов, почти без проводников; и в минуту выноса, на который собралось не более десяти ближайших друзей Пушкина, жандармы наполнили ту горницу, где молились об умершем, нас оцепили, и мы, так сказать, под стражею проводили тело до церкви» (Письмо В.А. Жуковского к А.Х. Бенкендорфу. 25 февраля – 8 марта 1837 [с.565]). «От Геккерна же сразу после смерти Пушкина пошли слухи о том, что Пушкин был главой тайной революционной организации… что… имело следствием тайные похороны, где жандармов было больше, чем друзей». А.А. Ахматова [с.312].
На следующую ночь, с 1 на 2 февраля, гроб перенесли в церковный погреб, где он простоял ещё сутки, и наконец, 3 февраля в 10 часов вечера повезли в Святогорский Успенский монастырь, который находится в Псковской губернии. Везли гроб на простой телеге, обёрнутый рогожей, целых три жандарма, причём почему-то очень торопились.
Сопровождал гроб А.И. Тургенев, по велению государя. К утру 4 февраля были уже в Луге, уехав на 140 вёрст от Санкт-Петербурга. Для оценки скорости следует понимать, что обычный дневной перегон (10-12 часов в дороге) летом на лошадях составляет в среднем 60-70 километров, зимой 50-60 километров, после чего лошадей необходимо менять и кормить, а людям давать отдых от тряской дороги и холода.
5 февраля в 7 часов вечера привезли гроб на место, в Псков, проехав 285 километров. То есть весь путь занял меньше 2 суток. Лошадей жандармы почему-то использовали не простых, а курьерских. При обычных обстоятельствах доставка гроба потребовала бы не меньше недели, а то и двух. Тут же, ночью, послали мужиков рыть могилу в мёрзлой земле.
6 февраля в 6 часов утра (!) могила была вырыта, туда после непродолжительной панихиды опустили гроб и засыпали землёй. Тургенев даже упоминает, что это произошло до завтрака, и всё время присутствовал жандарм [с. 590]. Просто невероятная, фантастическая спешка и подозрительность. Но ещё более странно то, что буквально на следующей странице своего дневника Тургенев утверждает, что Пушкина положили в могилу рано утром 5 февраля. Это не ошибка и не опечатка, т.к. далее он сообщает, что в 12 часов ночи отправился в обратный путь и на другой день, 6 февраля, в воскресенье, в 4 утра (т.е. через 4 часа) уже был в Пскове, по пути в Санкт-Петербург.
Долгое время в доме на Мойке в музее хранился пистолет, из которого якобы стрелял Пушкин. Однако стрелять из него было нельзя, это был муляж. Уже в советское время пистолеты заменили на французские, а затем на английские. Пуля, убившая Пушкина, совсем другого калибра. Отсюда родилась версия, что Дантес подкупил наёмного убийцу, который заранее спрятался в лесу и подстрелил Пушкина из ружья.
Я пришёл к выводу, что А.С.Пушкин вовсе не погиб на дуэли. Александр Сергеевич Пушкин был не только поэт. Он был опытный контрразведчик, работавший по делу о декабристах. Его роль совсем иная, чем нам придумали в советское время. Известно, что он в своё время закончил Царскосельский лицей, и звание у поэта было вовсе не камер-юнкер (капитан по-современному), а камергер (примерно соответствует генерал-майору).
Сообщество декабристов, готовившее вооружённый государственный переворот и захват власти, вышло из масонской ложи Франции, и Пушкин был после своей официальной «смерти» внедрён в эту ложу. Тем более французский язык он знал в совершенстве. Возможно, поэт уже давно понял, что с Россией ему придётся навсегда расстаться. И сама дуэль, и последовавшие за ней события являются выдумкой. Даже не выдумкой, а, выражаясь современным языком, операцией спецслужб, настолько хорошо она сработана.
Предполагаю, что план перевода на нелегальное положение был обсуждён на совещании под видом встречи выпускников Лицея. В Россию заранее был переведён Дантес-Геккерн, который постепенно сыскал себе сомнительную репутацию и в определённый момент «поссорился» с Пушкиным. В детали операции было посвящено всего несколько человек, царь, жена Пушкина, другие участники «дуэли», возможно В.И. Даль (морской офицер-врач), А.И. Тургенев.
Посетители, в том числе близкие друзья, видели раненого лишь издалека. Были сочинены подробные записи о последних часах поэта, визитах многочисленных эскулапов-иностранцев, которых никогда не существовало либо они и не подозревали о своей роли, живя далеко за границей. А также «предсмертные слова», после чего в гробу оказался другой человек, как бы кощунственно это ни звучало. Жандармы, сдерживали слишком рьяных поклонников, пришедших попрощаться.
Сначала операция шла по плану, но затем оказалось, что слишком много людей желает отдать последний долг усопшему, а возможно, у кого-то возникли некие подозрения. Было принято решение (должно быть, на уровне Бенкендорфа) эвакуировать гроб сначала в небольшую церковь под охрану, затем спешно похоронить. Так и было сделано. Кто сейчас лежит в могиле А.С.Пушкина – неизвестно. В 1953 г. была произведена реставрация могилы. Что обнаружили там рабочие, осталось тайной, поскольку с них взяли подписку о неразглашении.
После своего чудесного «воскрешения» Пушкин остался писателем и даже не поменял имя. Мы все много раз читали его книги, не подозревая, что они написаны «тем самым» А.С.Пушкиным. Со временем всплывут и доказательства, в настоящее время скрытые в архивах.
Литература
Последний год жизни Пушкина. /Сост., вступительные очерки и примеч. В.В. Кунина. – М.: Правда, 1988. – 704 с. (в тексте приведены только номера страниц, без указания источника).
Пушкин в 1836 году. / Абрамович С.Л. – Л.: Наука, 1984. – 208 с.
И один в поле воин. / Комиссар Катар – http://www.proza.ru/2015/05/22/10
Железная маска российского царя. / Комиссар Катар – http://www.proza.ru/2015/08/07/1076
Пётр Веклич, 11.12.2016
